И было еще ощущение каких-то двух Толстых. Один — весельчак, хохотун, всегда готовый пойти на любую забавную авантюру, любитель поболтать о пустяках с первым встречным. Другой Толстой — писатель. Огромный, вдумчивый, ревниво не пускающий в свой внутренний мир никого.
Счастливы люди, которым удалось поближе познакомиться с Толстым-писателем. Забыть такого Алексея Николаевича — невозможно. Это глыба таланта, знаний, любви к родной стране, к людям и книгам.
У него у самого было прекрасное собрание старинных книг. Но он не казался жадным коллекционером и мог подарить из них любую. Любил посмотреть чью-либо библиотеку, коллекцию картин, гравюр. Ради этого его можно было уговорить поехать куда угодно.
Однажды ему понравилась у меня акварель художника В. Садовникова, изобразившего вид Старого Петербурга. Ничего особенного акварель из себя не представляла, но Толстой так долго и шумно ею восхищался, что я ему эту акварель отдал.
Месяца через два (бывал он у меня редко) он принес мне книгу «Упырь» Толстого Алексея Константиновича. Редкостность книги я знал, но это был особый, любительский экземпляр. В одном переплете с «Упырем» помещались все, не вошедшие в собрание сочинений произведения этого автора. Тут был «Сон Попова» (вырезка из журнала «Русская старина» 1882), «Русская история от Гостомысла» (тоже из «Русской старины» 1883 года и в отдельном берлинском издании 1884 г.) и, наконец, «Семья вурдалака» — вырезка из «Русского вестника».
Разумеется, я очень обрадовался подарку. Алексей Николаевич схватился было за карандаш — надписать книгу, но я, зная, что надпись будет непременно шутливая и непременно по поводу одинаковости фамилий, воспротивился.
— Нет, нет, Алексей Николаевич! Надпись должна быть на книге другого Толстого, ныне здравствующего.
Я подал ему первый том полного собрания его собственных сочинений в издании «Недра».
— Что писать? — спросил Алексей Николаевич.
— Все, что угодно — только без моей фамилии. Мне нужен ваш автограф, а не удостоверение о знакомстве с Толстым...
— Вкусом щеголять хотите? — прорычал Алексей Николаевич и надписал на портрете:
«Смотрел изумительные коллекции и восхищался. Алексей Толстой».
Вот все. Если из этой фразы устранить слово «изумительные», остальное в ней — сущая правда. Оба подарка замечательного художника слова доставляют мне и сейчас искреннее удовольствие.
МИНИАТЮРНЫЕ КНИГИ
На страницах наших газет и журналов нет-нет да и появляются заметки о находках якобы «редчайших книг размером с самую маленькую почтовую марку». Одну из таких заметок, появившуюся в «Огоньке» 1956 года (№ 6), стоит привести целиком: «В фондах Запорожского областного краеведческого музея хранится книга, вложенная в серебряный футляр с увеличительным стеклом на верхней крышке. Длина ее 29, ширина 19 и толщина 10 миллиметров. На корешке коленкорового переплета тисненная серебром надпись: «Адам Мицкевич — Поэзия». На обложке, таким же тиснением, дан портрет автора, с надписью: «В память юбилея 1798—1898». Издана книга в Варшаве на польском языке в ознаменование столетия со дня рождения великого польского поэта».
Заметка подписана директором областного краеведческого музея.
До этой заметки в «Комсомольской правде» промелькнуло сообщение, что в Челябинском краеведческом музее обнаружена такая же крошечная книжечка сочинения А. С. Пушкина. Заметка была озаглавлена: «Уникальное издание Евгения Онегина».
Можно припомнить еще несколько таких же заметок о других «книгах-малютках», кажущихся директорам и научным сотрудникам музеев тоже «уникальными изданиями»1.
Попытаемся внести в это дело ясность.
История русского типографского искусства знает только одну, действительно замечательную книгу, размером в почтовую марку, а именно 28x22 миллиметра (размер набора 22x14 мм). Это — «Басни» Крылова, издания 1856 года. Напечатана книжечка в Петербурге, в типографии Экспедиции заготовления государственных бумаг. В книжечке 86 страничек, на которых уместились 25 басен. К изданию приложен чудесный литографированный портрет баснописца в медальоне, а вся книжечка заключена в печатный красочный картонаж 2.
История появления на свет этой книжечки, вкратце, такова: Директор Экспедиции заготовления государственных бумаг Райхель, чтобы «выказать степень совершенства, до какого у него доведено печатное искусство», в 1855 году приказал отлить специальный микроскопический шрифт «Диамант», которым и была набрана и напечатана вышеуказанная книжечка басен Крылова.
Только крепкие глаза могут читать это издание, а между тем, рассматривая печать в увеличительное стекло, видишь совершенную четкость и правильность набора этого, действительно, чуда типографского искусства.
Рассказывают, что на Парижской выставке была экспонирована «самая маленькая книга в мире» — изданная в Милане «Божественная комедия» Данте. Но и она уступала «Басням Крылова». На пространстве одной страницы «Басен» было набрано 20 строк, в то время как на таком же пространстве страницы «Божественной комедии» умещалось всего только 17 строчек.
Практического читательского значения «Басни» Крылова в этом издании, разумеется, не имеют никакого, но, как документ, свидетельствующий о высоком искусстве русских типографских умельцев, могущих при случае и «блоху подковать», книжечка отмечается во всех библиографических работах.
Она чрезвычайно редка, но и ей не принадлежит титул «уникальной». В каталогах дореволюционных антикваров она была довольно частым гостем. В наши дни я знаю не менее десятка любителей и собирателей, у которых эта книжечка имеется в библиотеках. Есть она и у меня. О государственных книгохранилищах— нечего и говорить.
Неоценимое достоинство книжечки, прежде всего, в том, что она — самостоятельно изданная книга, набранная и напечатанная в типографии, как любая обычная книга.
В этом отношении она вовсе не похожа на все эти «книжечки-малютки», о которых, с охотой возводя их в «уникумы», сообщают директора краеведческих музеев и библиотек.
То, что попадает им в руки,— это игрушки, не стоящие ни того, чтобы их хранили в музеях, ни того, чтобы о них сообщали в газетах и журналах.
Некий варшавский предприниматель в девяностых годах прошлого века широко рекламировал подобные «книги-брелоки», отличительным признаком которых был непременный серебряный или металлический футляр с маленьким увеличительным стеклом на верхней крышке.
Самые книжечки не набирались в типографиях, а печатались посредством снятия в уменьшенном размере с обыкновенных нормальных книг — цинкографических клише. Прочитать эти «малютки», даже и с лупой, почти не представлялось возможным.
Но главное не в этом. Главное, что они были не книгами, набранными специально, а уменьшенными, с помощью фотоцинкографии, копиями с таковых.
Идя таким путем можно было изготовить и не «книгу-малютку», а «книгу-великана», сделав фотокопию огромного размера с любой нормальной книги.
Это все — отнюдь не образцы типографского искусства, каким несомненно является упоминаемая выше книжечка басен Крылова.
В дни моей молодости этими «книгами-брелоками» были полны часовые и ювелирные магазины. Это были и «Евгений Онегин» Пушкина, и его же «Полтава», молитвенники, кораны, словари и так далее и так далее. Ценились они от рубля до трех за штуку, в зависимости, главным образом, от футляров, которые в некоторых случаях были и золотыми.
Много было и иностранных «книг-брелоков». В «Известиях книжных магазинов Вольфа» было напечатано объявление о вышедшем в Париже «словаре-крошке», изданном также в виде брелока и продававшемся по цене два франка (около восьмидесяти копеек) за штуку.
Никакого другого значения, кроме «подарочного», эти книги-брелоки не имели. Подарки эти, к тому же, считались дурного вкуса, и кроме замоскворецких купеческих щеголей, любивших обвешивать себя всякой мишурой, иных покупателей на них не было.
Резко отличен от этого недавний опыт типографии «Красный пролетарий», выпустившей к дням Всемирного фестиваля молодежи в Москве «Песню о соколе» и «Песню о буревестнике» Максима Горького, с его портретом. Эта книжечка, размером 45 на 30 миллиметров, издана фотолитографическим путем с обычного нормального тома собрания сочинений Горького. Книжечка очень изящна и, во всяком случае, возможна для чтения. Не нужно забывать, что размер ее больше чем вдвое и упоминаемых «Басен Крылова» и так называемых «книг-брелоков».