Дети очень рано учатся оправдывать свое агрессивное поведение: они бьют младшего братишку, а когда тот начинает плакать — немедленно заявляют: „Но он же первый начал! Он заслужил трепку!“. Большинство родителей считают, что на эти детские самооправдания не стоит обращать внимания, и обычно так и есть. Но стоит задуматься о том, что такой же механизм лежит в основе поведения школьных шаек, члены которых издеваются над слабым одноклассником, работодателей, дурно обращающихся со своими работниками, любовников, оскорбляющих в ссоре друг друга, полицейских, продолжающих избивать подозреваемого в преступлении и после того, как он уже сдался, тиранов, которые бросают в тюрьму и пытают представителей этнических меньшинств, военных, совершающих жестокости по отношению к мирному населению. Во всех этих случаях возникает порочный круг: агрессия вызывает самооправдания, приводящие к еще большей агрессии. Федор Достоевский отлично понимал, как работает этот процесс. Вот, что он пишет в романе „Братья Карамазовы“ о законченном негодяе, отце братьев, Федоре Павловиче: „… вспомнил он вдруг теперь кстати, как когда-то, еще прежде, Спросили его раз: „За что вы такого-то так ненавидите?“ И он ответил тогда, в припадке своего шутовского бесстыдства: „А вот за что: он, правда, мне ничего не сделал, но зато я сделал ему одну бессовестнейшую пакость, и только что сделал, тотчас же за то и возненавидел его“.

К счастью, теория диссонанса также показывает нам, что добрый поступок может создавать „спираль добродетели и сочувствия“ или „добродетельный цикл“. Когда люди совершают добрый поступок, особенно, если он спонтанный или случайный, они начинают теплее относиться к тому, кому сделали добро. Их знание о том, что они сделали усилие, чтобы помочь данному человеку, будет диссонировать с негативными чувствами, которые у них могут быть по отношению к нему. В результате, оказав кому-то добрую услугу, они спрашивают себя: „Разве я бы стал делать что-то хорошее для подонка? Следовательно, он не такой уж законченный подонок, каким я его себе представлял, на самом деле, это хороший человек, заслуживающий снисхождения“.

Несколько экспериментов подтвердили это предсказание. В одном из них студенты участвовали в конкурсе и выигрывали существенную сумму денег. Потом экспериментатор подходил к каждому третьему из них и объяснял, что использовал в эксперименте свои собственные деньги, они у него закончились, и это означает, что он, возможно, будет вынужден досрочно прервать эксперимент. Он просил: „Не могли бы вы мне оказать личную услугу и вернуть деньги, которые вы выиграли?“ (Все согласились). Вторую группу также просили вернуть деньги, но в этом случае с просьбой обращался секретарь факультета, объяснявший, что исследовательский бюджет факультета психологии почти закончился. (И в этом случае все согласились вернуть деньги). Оставшуюся треть участников эксперимента не просили возвращать деньги. Наконец, каждый участник отвечал на анкету, в которой он мог оценить экспериментатора. Наиболее позитивно экспериментатора оценили те участники, которых он упросил оказать ему личную услугу, они убедили себя в том, что он — отличный и достойный человек. Остальные участники также считали его приятным, но далеко не таким замечательным, как те, кто оказал ему личную услугу, вернув деньги но его просьбе [28].

Хотя научных исследований добродетельного цикла пока немного, его основная идея была открыта еще в XVIII веке Бенджамином Франклином, вдумчивым исследователем человеческой природы, а также ученым и политиком. Работая в законодательном собрании штата Пенсильвания, Франклин был обеспокоен враждебным и оппозиционным настроем по отношению к нему одного своего коллеги. Итак, он решил перетянуть этого человека на свою сторону. Франклин не стал, как он писал „демонстрировать к коллеге подобострастное уважение“ — т. е., пытаться оказать коллеге какую-то услугу — напротив, он попросил коллегу оказать услугу ему, а именно: одолжить Франклину редкую книгу из своей библиотеки:

Диссонанс неприятен в любых обстоятельствах, но он переживается особенно болезненно, когда под угрозой оказывается важный элемент я-концепции людей — обычно так бывает, когда они делают что-то несовместимое с их представлениями о самих себе [30]. Если спортсмена или какую-то другую знаменитость, которые вам очень нравятся, обвиняют в изнасиловании, покушении на растление малолетних или в убийстве, — у вас возникнут болезненные диссонансные эмоции. Чем сильнее вы идентифицировались с этим человеком, тем больше будет диссонанс, потому что сильнее будет ощущение вашей сопричастности. Но диссонанс будет еще более разрушительным, если вы вами, считая себя честным человеком, совершили какой-то преступный поступок. В конце концов, вы всегда можете разочароваться в той или иной знаменитости и найти себе другого героя. Но, если вы сами сделали что-то, противоречащее вашим ценностям, диссонанс будет очень сильным — ведь, как бы то ни было, вы всегда будете сосуществовать с самим собой.

Поскольку у большинства людей достаточно высокая позитивная самооценка и они считают себя компетентными, высокоморальными и умными, их усилия по снижению диссонанса направлены на сохранение позитивного я-образа [31]. Например, когда предсказание конца света миссис Кич провалилось, легко представить, какой мучительный диссонанс переживали ее последователи: «Я умный человек», но «Я только что совершил неимоверно глупый поступок: я отказался от своего дома, имущества и работы, поверив сумасшедшей женщине». Чтобы уменьшить диссонанс, последователи миссис Кич могли или изменить мнение о собственном интеллекте, или как-то оправдать совершенную ими «неимоверную глупость». В этом неравном соревновании самооправдание побеждает с крупным счетом. Верные последователи миссис Кич сохранили свою самооценку, решив, что они не сделали ничего глупого — напротив, поступили очень умно, присоединившись к этой группе, потому что их вера спасла мир от гибели. В самом деле: если бы другие люди были бы умны, как они, то тоже бы в нее вступили. Так, где же этот бойкий угол, где я буду им проповедовать?

Никто из нас не сорвется с такого крючка. Нас могут забавлять они, эти глупые люди, которые истово верят в предсказания конца света, но как показал в своей книге «Политические суждения экспертов: Насколько они хороши? Как мы можем их оценить?» («Expert Political Judgment: How Good Is It? How Can We Know?») политический психолог Филипп Тетлок, даже профессиональные «эксперты», занимающиеся экономическим и политическим прогнозированиями обычно дают прогнозы, ничем не отличающиеся по точности от прогнозов обычных, не обучавшихся этому людей — или прогнозов миссис Кич, кстати говоря [32]. Сотни исследовании показали, что предсказания, основанные на «личном опыте» и «многих годах подготовки» экспертов, редко оказываются точнее, чем случайные догадки, в отличие от прогнозов, основывающихся на статистических данных. Но, когда эксперты ошибаются, это угроза для ключевых компонентов их профессиональной я — концепции. Следовательно, теория диссонанса предсказывает, что чем они увереннее в себе и чем более знамениты, тем ниже вероятность, что они признают свои ошибки. Именно это и обнаружил Тетлок. Эксперты снижали диссонанс, вызванный их неверными прогнозами, объясняя, что они были бы правы «если бы только» — если бы только не вмешалась эта абсолютно невероятная катастрофа, если бы только какие-то события произошли чуть раньше или чуть позже, если бы только, тра-та-та, тра-та-та.