— Да я же в принципе не против железобетона, — не выдержал Жебелев. — Зачем же карты передергивать!

Бортнев торопливо зазвонил в колокольчик. Курдюмов оставил реплику без внимания.

— Докладчик проявляет удивительную близорукость. Неужели он, руководитель сектора, кандидат наук, коммунист, не может понять, что развитие сборного железобетона оправдано, кроме всего, конъюнктурными соображениями, недостатком металла для нужд развивающегося народного хозяйства. Нельзя иметь в виду только голый экономический расчет, хотя последнее я, разумеется, не скидываю со счетов. — Курдюмов выпил воды и продолжал:

— Я настойчиво обращаю внимание членов ученого совета, что мы сегодня присутствуем при попытке за счет единичных фактов, надо сказать, умело подобранных, опорочить внедрение сборного железобетона в строительство. Я не могу согласиться с такой постановкой вопроса. Но поскольку на поверхность пробились подобные научные, извините, сорняки, полагаю, что необходимо принять решение, чтобы продолжить исследования, подтвердить истину и тем самым выполоть на нашем поле эти сорняки.

Лаштин облегченно вздохнул и вытер платком вспотевшую, брусничного цвета лысину.

— Нельзя согласиться и с утверждением докладчика, что институт допустил научную ошибку. Экономическая наука, окруженная в настоящее время особой заботой, стремительно поднимается на новые ступени. Исключая сегодняшний вопрос, которому я уже дал надлежащую оценку, полагаю, что новейшие научные достижения всегда могут уточнить ранее полученные результаты. Это естественно, и очень странно усматривать в этом ошибку.

«Умен, — подумал Жебелев. — Мостик себе все-таки позади оставляет».

— Вот с такой объективной точки зрения нам надо сегодня оценить громадную и положительную работу, выполненную отделом экономических исследований института, руководимого уважаемым Зиновием Ильичом.

«Перебрал», — досадливо подумал Зиновий Ильич и улыбнулся комплименту.

В заключение Курдюмов выразил неудовольствие общим тоном доклада и сообщил, что такой прискорбный для репутации института факт он будет вынужден довести до сведения руководства министерством.

Бортнев от имени членов ученого совета сразу же выразил сожаление об упомянутом рецензентом факте и заявил, что несдержанность в выражениях впредь никогда не будет допущена на заседаниях ученого совета.

— Деликатно, значит, надо выражаться, — с усмешкой сказал Коршунов, появившись на трибуне вслед за Курдюмовым. — Вы бы, товарищи члены ученого совета, послушали, как монтажники выражаются, когда железобетонные махины монтируют. Приезжайте, товарищ Курдюмов, к нам на участок, послушайте и доведите до сведения руководства… До сведения милиции только, пожалуйста, не доводите, а то схлопочут ребята по пятнадцати суток… А до сведения министерства надо довести, польза будет.

Лаштин впился глазами в третьего рецензента, ни капельки не походившего на обещанного ему Казенновым «прораба».

— Насчет конъюнктурных соображений тут говорили… Мол, нехватка металла есть, так, по-моему, это — сплошная неувязка. Если наука себя по конъюнктуре подгонять будет, так на кой ляд, извините, такая наука нужна? Конъюнктуру мы, товарищ Курдюмов, тоже понимаем. Голова есть, не в лесу живем. Это так, к слову… Я считаю, что нельзя нищету возводить в научную добродетель, это во-первых. А во-вторых, как здесь уже было сказано, железобетонные конструкции во многих случаях металла требуют столько же, как если бы их просто металлическими сделать. Вот вам и учет конъюнктуры. Вроде тришкина кафтана получается. Тот хоть просто кусок от полы на рукава переставлял, а мы, сверх того, еще и заплатки накладываем от мамкиной кацавейки. Дали насчет железобетона промашку. Прямо и надо признать. Хоть с высоты науки смотри, хоть с уровня практики, все равно видно, что в луже сидим.

Председатель позвонил и попросил уважаемого рецензента выбирать более приемлемые выражения.

— Ничего, поте́рпите, — отмахнулся Коршунов и ослабил узел модного галстука. — Раз меня с участка вытащили, так слушайте, что я буду говорить. Я полностью поддерживаю мысль докладчика о том, что сборный железобетон надо использовать с умом и снять ненужные ограничения по применению металлических конструкций. Этот документ, которого здесь просили не касаться, — самая настоящая мура. Сморозили, не подумав, а теперь, видите ли, требуют сторонкой обходить, чтобы не запачкаться. Кому-то пачкаться не хочется, а мы из-за этого маемся на участке. Второй квартал отставание по плану, затраты возросли. — Коршунов достал справку, подготовленную Лидой Ведутой, и зачитал цифры. — Вот во что нам единичные факты обходятся. Других у нас нет, сплошь только единичные… Раз ошибка вышла, надо поскорее исправлять. Нечего тень на плетень наводить. Кому от этого прок? Может, товарищ из министерства за свое креслице опасается?

Курдюмов вскочил и попросил председателя оградить его от оскорблений, иначе он покинет заседание совета.

Бортнев усмехнулся, позвонил в колокольчик и предупредил Коршунова, что может лишить его слова.

Казеннов боялся поднять глаза, чтобы не встретить испепеляющего взгляда Лаштина.

Члены ученого совета со вниманием слушали Коршунова. Они забыли о солидности, об ученых званиях и степенях, о важности представляемых ими научных учреждений. Вытягивали шеи, поворачивали стулья, сбивая их четкие ряды, чиркали что-то на бумажках, просили друг друга посторониться и не загораживать.

— Здесь идет принципиальный спор, — продолжал Коршунов. — Конечно, вы можете лишить меня слова, по от этого вопрос не исчезнет. Вам все равно придется принимать решение.

В зале пахло назревающим скандалом.

Бортнев прочитал подготовленный Лаштиным и Казенновым проект решения. Проект был сработан на манер ответственного подшипника: «… Имея в виду… Представляется необходимым учитывать… Есть основания полагать… С другой стороны, из этого не следует непременное обстоятельство…»

Бортневский карандаш зло поставил на повестке жирный красный крест. Поставил, а оторваться не мог, не нашел сил и продолжил крест в хитроумную завитушку.

— Я полагаю, что присутствующие здесь действительно знают практику строительства, и они, без сомнения, поддержат разумные предложения докладчика.

У Коршунова истек полагающийся ему регламент. Два раза Бортнев поднимался за столом с часами в руках, но из переполненного зала единодушно неслось:

— Продлить!

— Пусть говорит!

— Дайте высказаться!

Самое удивительное, что к этим неорганизованным выкрикам присоединялись покладистые, много раз проверенные на дисциплинированность члены ученого совета.

Заседание выходило из-под контроля, угрожало стать неуправляемым, как корабль с заклиненным рулем.

— Что же это такое, товарищ Казеннов? — сиплым шепотом спросил Бортнев ученого секретаря, словно тот был лично виновен в происходящем. — Это вы разговорчивого товарища откопали?

Иван Михайлович беспомощно пожал плечами. Чуял же он, что совет пойдет вкривь и вкось. Нельзя было выносить на обсуждение такой вопрос. Тут никакой организационной подготовкой не спасешься. Надо было бы спустить его тихонечко на секцию или расширенную рабочую группу. Предлагал начальству, не послушали. Теперь его хотят сделать виноватым. С прорабом-рецензентом он дал промашку. Все этот Жебелев подстроил. С виду прост, а вот такой орешек подкинул, что неизвестно, как его и разгрызть.

Лаштин нервно перебирал бумаги. Лицо его было растерянным. Меховая выпушка вокруг лысины встопорщилась, на лбу блестел пот. Курдюмов торопливо, как студент, записывающий лекции, строчил в блокноте.

Жебелев ласково поглядывал на Коршунова, сумевшего активно склонить совет к поддержке предложения.

Но тут Коршунов допустил ошибку. Как клякса в тетради по чистописанию, она смазала апофеоз его выступления.

Разгоряченный рецензент напоследок заявил, что вообще странно, что такие вопросы обсуждаются на ученом совете. У них на участке в этих делах любой бригадир без всякой подсказки разберется.