— Не знаю, Андрюша. Она ушла из моей бригады.

— Почему?

— Наверное, решила, что так будет лучше. Для меня и для нее. Хорошо, что она понимает такие вещи. Я ничего не скажу дурного, Андрюша. У Вяльцевой толковые руки и соображающая голова. Она все ловит на ходу. И мои девчата ее полюбили. А у них есть нюх в таких делах… Я посоветовала ей подать заявление на место в общежитии. Может быть, она уже переехала туда от тети Маши… Не спрашивай меня больше ни о чем, сын. В этом деле я тебе не буду помощницей. Не принуждай. Все должно прийти само собой. Или не прийти. Я сказала ей про твой отлет. Но это мне стоило дорого, Андрюша. Ты знаешь, я не могу тебе отказать, но ты жалей меня, сын, жалей почаще…

Андрей подошел к матери, обнял за плечи и поцеловал в ровный, как струна, пробор в седых волосах.

Значит, надо ехать на Каширку, разыскивать по памяти старенький дом с обвалившимся балконом, в котором проживает Кира Владимировна.

Мать он больше не станет впутывать в свои дела. Хватит и одного раза. «Все должно прийти само собой. Или не прийти».

В этом тоже есть мудрость жизни. Нельзя отставать, но порой еще хуже поторопиться. Поторопиться и неловким движением спугнуть лесную птаху, доверчиво вылетевшую на лесную опушку. Нырнет та птица снова в гущину леса, и тогда ты уже больше не отыщешь ее.

Андрей подошел к кульману, уселся и долго смотрел на исчерканный ватман, думая совершенно о другом. Потом на глаза попался затрепанный детектив, кинутый на подоконник младшим братом, и немного развлекла история о таинственных зеленых призраках.

Позвонила Нателла, спросила о самочувствии и сказала, что через неделю-полторы она все-таки надеется освободиться от присутствия двоюродной племянницы.

Андрей машинально сказал «хорошо», не соображая, что ему назвали оставшееся время испытательного срока.

Глава 17. Муки творчества

— Принадлежность для черчения… Начинается на «р».

— Рейсшина.

— Не подходит. Нужно шесть букв.

— Рейсфедер.

— Привет, Ниночка. Тут же восемь и оканчиваться должно на «а». Нет, в Заборске твоя столичная эрудиция явно деградирует. Это тебе не стыки считать. Здесь нужен широкий диапазон мышления.

— Процесс деградации наблюдается, между прочим, не только у меня, — задиристо откликнулась Нина Пажура, гибкая, миниатюрная и изящная, похожая на статуэтку севрского фарфора, изображавшую придворных дам. Это сходство усиливалось роскошной копной волос, которую природа назначила нескольким особям женского пола, но по неизвестной причине наградила ею одну Пажуру. Волосы Нина скручивала в замысловатый тюрбан, утыканный заколками-невидимками.

— Ты, Шевлягин, осуществляешь у нас общее руководство? Раз ты власть на местах, так и разгрызай кроссвордик для поддержания авторитета. Авторитет, Васенька, штука серьезная. Он, как фотопленка, засветишь — и конец… Кроме того, с подчиненными требуется обращаться вежливо и не отвлекать их в служебное время посторонними занятиями.

Нина поливала цветы. Из длинногорлой пластмассовой лейки старательно орошала горшки, расставленные на подоконнике. Окончив работу, она поправила заколки-невидимки, вечно вылезающие из роскошного тюрбана, и возвратилась на рабочее место.

— Что дальше? — с явным вызовом спросила она.

— Дальше, дальше, — отвлеченно забормотал Шевлягин, тыкая шариковой ручкой в кроссворд «Огонька». — Чем дальше, тем больше… А дальше вот что. Принадлежность для черчения на букву «р», товарищ Пажура, именуется «резинка». Пора бы знать такие элементарные вещи. Все-таки институт кончили, имеете трехлетний стаж работы в головном ОКБ.

— Кое-кто и побольше моего имеет стаж работы.

Наверняка разгорелась бы очередная перепалка, но в комнату вошел Кичигин.

— Кроссвордиками занимаетесь, господа командированные? — усмешливо спросил директор, приметив «Огонек», лежащий перед Шевлягиным. — На скрипке бы лучше взялись обучаться играть. Что нового?

Руководитель конструкторской бригады сунул журнал в ящик стола и задвинул его с таким ожесточением, что едва не покачнулся ближайший кульман.

— Все старое, Виктор Валентинович, — сказал он, подойдя к директору, внимательно рассматривавшему чертеж общего вида узла. — Лепим дополнительные датчики со всех сторон.

— Вижу. Скоро за вашими датчиками и узел потеряется.

— Нельзя новые датчики лепить… Я говорю — нельзя! — протестующе откликнулся горбоносый, с черными хищными бровями конструктор Муканов. — Схема совсем запутывается, надежность летит.

— А что другое делать?

— Не знаю, — признался специалист по автоматике. — Знаю, что дополнительные датчики нельзя лепить, а что другое делать, совсем не знаю… Отправляй меня, Шевлягин, обратно в Москву. Я днем думаю, вечером думаю, ночью тоже не сплю — думаю. Голова стала, как пустой горшок. Не хватает моих мозгов. Разреши обратно уехать, зачем мне зря командировочные платить…

— Да, насочиняли вы основательно, — задумчиво сказал Кичигин. — К такому узлу наладчиком нужно приспосабливать доктора физматнаук. Значит, так, товарищи столичные Ньютоны. Будете сидеть и ждать, пока вас яблоко по башке стукнет, или все-таки работу двинете?.. Думать надо, а не кроссвордиками развлекаться. Когда же сообразите, как вам мост строить, вдоль или поперек?

— Анекдотец, между прочим, с бородой.

— Ничего, Василий Анатольевич, нам, провинциалам, такое простительно. Чем еще похвастаетесь?

— Герань у нас распустилась, товарищ директор, — откликнулась Нина Пажура. — Глядите, какие симпатичные цветочки!.. Не можем мы ничего придумать… Не можем, и все тут!

Как отлично начиналось. Идеальная летная погода сопутствовала бригаде конструкторов по всей трассе полета в Заборск. В аэропорту командированных встречал лично директор завода. Шевлягин и Пажура были усажены в «Волгу», а остальным был предоставлен новенький «рафик». В гостинице были заботливо приготовлены номера, в помещении заводоуправления ожидали просторные рабочие комнаты, на дверях которых висели строгие трафаретки с надписями «Московская группа». В проходах между кульманами были расстелены ковровые дорожки и на подоконниках расставлены горшки с геранью, фуксиями и другими представителями светолюбивой домашней флоры.

Основная идея проекта модернизации расточного участка родилась уже на третий день, была такой удачной по замыслу и надежной по простоте исполнения, что Виктор Валентинович пригласил Шевлягина на традиционный ужин с хариусами. Перемен блюд на этом ужине было меньше обычного. То ли клев хариусов поубавился с того времени, как в Заборске побывал начальник ОКБ, то ли у Кичигина была собственная ранжировка ужинов с хариусами, и Шевлягин шел в ней по иной категории, чем Готовцев.

Рабочие чертежи опытного узла Кичигин сразу запустил в производство и обеспечил заказу такой режим, что уже через две недели механическая часть его была готова. Наскоро пристроив комплектующую электрику, Шевлягин вместе с дружной группой заборских монтажников произвел в вечернюю смену опробование собственной конструкции на ручном управлении. Оно, как и полагалось, прошло с нормальным для первоначальной наладки скрипом. После двухкратных разборок, замены некоторых деталей, дополнительной шлифовки поверхностей и смены пары редукторов, оказавшихся маловатыми по мощности, узел, поставленный на ручное управление, заработал — к великой радости автора и к удовлетворению всех остальных, кто был причастен или сопричастен к его созданию.

В любимое ОКБ тут же была направлена победоносная телеграмма-«молния» чуть не в сотню слов, а кроме того, у Шевлягина состоялся рекордный по длительности для местного узла связи разговор с Готовцевым и Веретенниковым. Столь убедительный, что Павел Станиславович попросил срочно скопировать уточненные рабочие чертежи опытного образца, чтобы немедленно использовать в проекте станочной линии, над которой работало ОКБ.