<1878>
ХЛЕБ И СОЛЬ
Хлеб с солью дружен… Так подчас
Болтаем мы иль просто мелем;
Но часто «соль земли» у нас
Сидит без хлеба – по неделям.
<1880>
ЛИБЕРАЛ ОТ «ПОРЯДКА»
Либерал от ног до темени,
Возвещал он иногда:
«До поры лишь и до времени
Я молчу,- но, господа,
Будет случай, и могучее
Слово я скажу, клянусь!»
И – того дождался случая:
«Говорите, сударь, ну-с!»
И, прищуря глазки карие,
На свой фрак роняя пот,
Из времен Гистаспа Дария
Рассказал он анекдот.
<1880>
ОТГОЛОСКИ О ЦЕНЗУРЕ
1
О Зевс! Под тьмой родного крова
Ты дал нам множество даров,
Уничтожая их сурово,
Дал людям мысль при даре слова
И в то же время – цензоров!!
2
В КАБИНЕТЕ ЦЕНЗОРА
Здесь над статьями совершают
Вдвойне убийственный обряд:
Как православных – их крестят
И как евреев – обрезают.
<1881>
М. Н. К<АТКО>ВУ
1
С толпой журнальных кунаков
Своим изданьем, без сомненья,
С успехом заменил Катков
В России Третье отделенье.
2
В доносах грязных изловчась,
Он даже, если злобой дышит,
Свою статью прочтет подчас,
То на себя донос напишет.
<1880-1881>
* * *
Понемножку назад да назад,
На такую придем мы дорожку,
Что загонят нас всех, как телят,
За Уральский хребет понемножку.
Мы воздвигнем себе монумент,
Монументов всех выше и краше,
И в один колоссальный Ташкент
Обратится отечество наше.
<1881>
ДВЕ СМЕРТИ
(Баллада)
1
Действительный статский советник Курдюк,
Дородный, румяный, как солнечный круг,
Обедов хороших знаток и ценитель
И пола прекрасного страстный любитель,
Позавтракав плотно в трактире «Москва»
И шубу медвежью надевши, едва
На улицу вышел, как скрыть удивленья
Не мог. Никогда он такого движенья
Не видел, не помнил таких похорон?
Как тихое море, с различных сторон
Вокруг колесницы толпа тысяч во сто
Содвинулась как-то торжественно просто…
Отдельными группами шла молодежь
С венками лавровыми,- их не сочтешь,-
И убраны пышно венки были эти.
Смешались мужчины, и дамы, и дети,
Печально у многих потуплен был взор,
За хором одним новый следовал хор,
И весь подвижной погребальный тот клирос
От самой Литейной до Знаменской вырос.
2
Действительный статский советник Курдюк,
Толпой увлеченный, смотреть стал вокруг
На пышный кортеж, на толпу вокруг гроба,
И думал: «Конечно, большая особа
Скончалась, вельможа помре, крупный чин,
А иначе не было б вовсе причин
В столице его хоронить так парадно…
Однако… однако тут что-то неладно,-
Курдюк с беспокойством раздумывать стал.-
Я сам в крупном чине, я сам генерал,
Различных особ хоронил я немало
И знаю, что так на Руси генерала
Нельзя, невозможно никак погребать.
Во-первых, регалий нигде не видать,
А их для парада,- они не игрушки,-
Всегда до кладбища несут на подушке;
Затем нет мундиров, чиновных фигур;
Толпа либеральна на вид чересчур,
И слишком уж много в ней «длинноволосых»:
Сюда пять-шесть тысяч, не меньше, сошлось их…
Притом полицейских не видно почти,
Хотя образцовый порядок в пути
Народ соблюдает… Теряюсь в догадках!
Приходится век доживать при порядках
Таких, что идет кругом вся голова.
Бывало, два-три человека едва
Сойдутся случайно,- глядь, бог весть откуда
Является чин полицейский, как чудо,
А нынче посмотришь… Однако кого б
Спросить; в Лавру, что ли, несут этот гроб?
И кто был покойник: почтенье внушая
Такое, он, верно, особа большая…»
3
«Позвольте спросить,- оглянувшись вокруг,
Действительный статский советник Курдюк
Спросил одного господина в еноте.-
Кого хоронить, господа, вы идете?»
«Кого? – с изумленьем заметил енот,
Невольно свой шаг замедляя.- Идет
За гробом почти целый город, и вдруг вы
(Курдюк стал красней кумача или клюквы)
С вопросом подобным!…» – «За этот вопрос
Прошу извиненья,- но умер-то кто-с?»
«Не знаете разве? Известный писатель».
«Писатель, и только,- что слышу, создатель!
Подобный кортеж… цугом шесть лошадей…»
«Покойник был автором «Бедных людей»
И «Мертвого дома»… Вам этого мало?»
«Простите, я думал, везут генерала
Иль знатного барина, что ли,- а он…»
«А он был бедняк, и чинов всех лишен,
И выдержал каторгу даже в Сибири,
Но чтут его память в читающем мире,
И имя его, хоть кого ни спроси,
Известно повсюду у нас на Руси
И лишь незнакомо безграмотным людям,
Которых за то и винить мы не будем…»