Поэтому когда рядовые воины отдыхали и приводили себя в порядок, дожидаясь ужина, командиры сидели в штабной палатке, изучали схематичную карту, найденную в Онешти и думали как атаковать противника. Потому что ждать помощи в первые часы не стоит — дай Бог, чтобы на них вообще не навалились со всех сторон. Хотя в такую возможность сам Прохор не верил — если до сих пор русская армия не разбита, значит, силы еще остались. К тому же по данным разведчиков полки врага сосредоточены преимущественно в трех местах — треугольником, перекрывая все пути для Второй Южной.

Было бы правильно атаковать ближайшую вершину треугольника — и проблем меньше и место для маневра вроде как достаточно. Однако командиры решили иначе: в силу того, что враг уже оповещен, то наверняка будет готов, развернет орудия, выстроит полки, после чего молниеносного удара не получится — витязи увязнут в позиционной войне. Пусть даже не пару часов, но все же…

Потери будут немалыми. А этого Митюха позволить не мог — каждый русский воин дорог и устраивать бойню никто не станет. За сим решили сделать ход конем: атаковать те полки, что были ближе всего к Второй Южной, более многочисленные, но зато и закрывающие наиболее короткую дорогу обратно к Онешти.

За час до рассвета небольшой отряд кавалерии — четыре эскадрона приданных на усиление казаков выдвинулись к лошадей перешел реку вброд и завел бой с отрядом, обороняющим противоположный берег. К удивлению Прохора бело-черные защищались без огонька, словно для галочки, мол, бой был, ну а результаты… да хрен бы с ними.

Видимо тот кто командовал этим участком окружения оказался обманутым маневрами русского отряда и оставил на берегу Олти только слабый отряд пехоты, и все они по странной оплошности покинули ночью свой пост напротив брода.

А в восемь часов утра витязи, успешно закрепившиеся на противоположном берегу начали наводку мостов. Под прикрытием двенадцатифунтовых колпаков и выведенных в отдельные роты мортирщиков.

Как чуть позже стало ясно та вершина треугольника, что была наиболее близка к русскому отряду состояла полностью из войск трансильванцев: так что после получасовой канонады и нестройных, но удивительно точных залпов фузей витязей решится на новую атаку они уже не могли. Даже забрать остывающие тела соотечественников не пожелали. Хотя стоит ли их винить, если их солдаты, по сути вчерашние крестьяне и городская нищета, даже подойти на оружейный выстрел не смогли, а потеряли три четверти из наступающих колон.

Другое дело противоположный берег, где расположились бело-черные имперцы! Ту оплошность, что допустил их командир они постарались исправить едва ли не мгновенно, да только казаки и стрелки-витязи, успевшие перебраться и закрепиться на новых позициях, выбили самых ретивых.

Был у австрийцев шанс сбросить русских к реке, когда послали на них кирасир. И таяли под их ударом смелые казаки, до последнего отстреливались разбросанные по берегу витязи. Казалось еще чуть-чуть и все, переправа не удастся!

Но нет, переправилась одна рота витязей, за ней еще одна и еще, и тут же под строевыми трубами и барабанами двинулись прямиком на несущихся кирасир. Крик, ор, ровные лязги затворов, секундная задержка — прицел и стройный залп двух дюжин, тут же сменяющий новым и еще одним. После такого шквального огня на расстоянии сотни шагов уже никого не может быть, ну а если все же найдется удачливый сукин сын, то оставшиеся две дюжины — резервные, исправят досадную случайность.

И понять бы бело-черным врагам, что не следует лезть со свиным рылом в калашный ряд, когда зеленые мундиры в странных размытых пятнах спешно выстраиваются в оборонительный ордер, да не сами по себе, а с поддержкой артиллерии и летучих отрядов. Тут ведь одного яростного натиска недостаточно. Даже численность может особой роли не играть — пример кампании против Порты тому яркий красочный показатель.

А ежели пионерам дать время, которые разве что чудом смогли сделать понтоны для переправы артиллерии уже к трем часам дня и начать переправлять богов войны, то дело вовсе может принять дурной оборот.

Правда винить бело-черных в нерасторопности тоже не следует, ведь как и думал Митюха с офицерами, фельдмаршал Шереметьев упускать такой шанс для контратаки не пожелал. Да и просто права не имел — считай три полка ушли выбивать отряд русских, форсирующих довольно узкий участок реки, ослабив основные позиции: хочешь али нет, будь добр наказать врага, если ты не дуралей. А тугомыслящим Шереметьев никогда не был!

Под грохот орудий и треск ружейной пальбы, раздававшейся с правого берега, стоя в воде, русские пионеры продолжали невозмутимо делать свое дело. К шести вечера последний колпак был погружен на понтон и отчалил к противоположному берегу. На этом же оставались только два батальона прикрытия, тут же начавшие переправу к основным силам.

Однако черно-белые мундиры все-таки изготовились для боя, наплевав на то, что их атаковали сразу с двух сторон…

Хотя на этом участке командующий войск Священной Римской империи поставил самых опытных и проверенных бойцов. Да к тому же остальные 'вершины' не сидели сложа руки и с первыми звуками боя начали стягиваться в один кулак.

Митюха внимательно следил за передвижениями не только вражеских войск, но и за контратакой Второй Южной.

Фельдмаршал судя по выстроившемуся боевому порядку решил пойти ва-банк. В центре он вывел три полка: Ярославский, Суздальский и Костромской, вооруженных новыми фузеями. Они были теми на ком держится любой боевой отряд: закаленные в боях, с непоколебимым духом и молодецкой выправкой. Сам прохор, будучи еще в составе батальона воевал плечом к плечу с ними и ни разу знамена не преклонялись пред врагом! Да и нынешняя ситуация тому яркий пример.

На левое крыло встали остатки калмыков с казаками, едва ли больше двух тысяч и два полка: Полтавский и Харьковский. На правом — коломенские драгуны, и молодые полки: Брацлавский, Луцкий, Хатыньский и Чигиринский. Оставшиеся силы находились в резерве, как бы закрывая артиллерию в коробку, точнее в ромб, чье острие начало планомерное движение прямиком на порядки бело-черных мундиров.

Было только одно 'НО' — за исключением дороги, проходившей перпендикулярно линии фронта, и нескольких полян, все пространство покрывала чащоба. Несмотря на то, что и казалось будто лес местами очень редкий, действовать в сомкнутых строях представлялось мало возможным. Хотя русские полки к этому оказались готовы, да и привычны — учения хочешь али нет приучили к новым порядкам, где кнутом, а где пряником выстроенные приемником Петра Великого.

До Прохора сквозь шум разгорающегося перед носом боя донеслись звуки полковых труб, сигнализирующие о всеобщем перестроении. И тут же громыхнули тяжелые двадцати четырех фунтовые колпаки — эти раскатистые рукотворные громы знакомы всем кто хоть единожды присутствовал на орудийных стрельбах. И плевать на то, что во Второй Южной из тридцати орудийной батареи всего четыре колпака…

— Братцы, поднажмите, там наших бьют!

— Бьем, не робеем, ребятушки!

— Первые номера — пли! Вторые номера — пли! Третьи — пли!

Бой начавшийся на том берегу реки теперь охватил едва ли не все пространство излучины. Волей-неволей вражеским полкам пришлось развернуться в двух шереножный строй, охватывая ордер Шереметьева с трех сторон. Противнику, у которого было численное превосходство, это было под силу. Вот только прущие на прорыв русские времени на создание огненного мешка им не дали.

Неся тяжелые потери воины в зеленых мундирах, шаг за шагом приближались к свободе. Однако Прохор видел, что натиск постепенно угасает, да и как ему не замедлиться, если орудия после двух залпов зачехлили, оставив полевые шести фунтовые, следующие в центре и поддерживающие своих только на особо опасных участках.

'Пора', - решил Митюха, после того как увидел, что резервы атаковавших их полков бросили не на них, а повернули против армии Шереметьева.

Отмашка горнисту и ждавший воин подал первый сигнал, тут же подхваченный остальными. Корпус Русских витязей вместе с союзниками перешел в атаку…