Бомба была обезврежена, она выпустила из рук оружие, которым могла защищаться. И кто ей теперь поверит, когда у нее более не оставалось ничего, к чему можно было бы апеллировать? И вновь ей вспомнился доктор Перетти: хорошо воспитанный, знающий, здравомыслящий человек, врач отличный, но так же далекий от тонкостей психоанализа, как и от ультрасовременных методов лечения. В этой ситуации он не смог бы ей помочь, и все-таки он был единственным, кому бы она смогла довериться. Парижские друзья были слишком далеко. Да, пожалуй, среди них не было ни одного, кому бы она по-настоящему доверяла. Переполнявшие ее разочарование и ярость брали верх над разумом. Ко всему прочему, она боялась забыть слова, которые, как ей казалось, были выжжены в ее памяти каленым железом. Вокруг она теперь видела лишь лицемерие и предательство, расплывавшиеся, как масляное пятно на поверхности воды. Коварство любимого человека делало этот план особенно подлым.

Ее голова разламывалась от невыносимой мигрени, но она старалась трезво оценить свое положение. Переполнявшие чувства ненависти, страсти и жажда мести мешали ей ясно мыслить, лишали возможности найти выход из положения. И, несмотря на душевный разлад, Мелфи собрала все свои силы, чтобы рассуждать трезво, поскольку это было для нее жизненно важно.

Хватит страдать! На этом нужно поставить точку. Жизнь продолжается. Хотя ее собственная висит на волоске.

Уставшие от занятий спортом, те двое должны были вскоре вернуться на виллу. Они были сильнее ее, могли смеяться, оставаться естественными, вежливыми, как будто их разговоры являлись лишь приятной отпускной болтовней между двумя глотками виски. Чтобы выжить, ей нужно стать такой же сильной, как они. А если она не способна на это... что ж, тогда ей надо молиться, оставляя тех двоих в приятном предвкушении ее конца.

Постепенно она сумела взять себя в руки, чтобы спокойно обдумать создавшуюся ситуацию. Внезапно она почувствовала в себе силы, о существовании которых и не подозревала. Ее положение было трагическим, но не безвыходным. По крайней мере, ей было известно, что за опасность ей угрожает. Возможно, она и не сможет победить, но, по крайней мере, у нее в руках два козыря: во-первых, время, поскольку их план был слишком сырым, чтобы они могли его привести в исполнение. Как и все женщины, Тесс давала своему сообщнику время освоиться с мыслью, пока он не примет ее как нечто неизбежное. Лишь подобным образом она могла сделать из него надежного сообщника, который не подведет ее в соответствующий момент. Таким образом, в течение нескольких дней Мелфи нечего опасаться. Ее вторым козырем был магнитофон. К сожалению, стертая лента уже не могла служить уликой и использоваться для разоблачения заговорщиков. Но она сыграла свою роль, слово в слово запечатлевшись в памяти Мелфи, считавшей, что лучше погибнуть в борьбе, чем оказаться бессловесной доверчивой жертвой.

Слишком внезапно обрушилась на нее эта проблема. Никто за нее не примет решения. Она должна оставаться холодной и рассудительной. Ей нужно все рассчитать с математической точностью, если она намерена вновь обрести покой. То, что ей надлежало предпринять теперь, не казалось чем-то непреодолимо сложным, тем более для женщины. Поскольку ее задача сводилась к пониманию и дипломатии.

Прежде всего она должна встать, спрятать магнитофон подальше в шкаф и забыть о его существовании. Только после этого она может отправиться в ванную и, как актриса перед выходом, привести себя в порядок. Ей следует не заострять внимание на причинах своих страданий, а заниматься лишь тем, от чего зависела ее жизнь. Она должна помнить о том, что является хозяйкой дома, что через несколько минут в салоне появится ее гостья и ей надлежит позаботиться о ее хорошем настроении и об интересной беседе.

В любой момент в комнату мог войти муж. Она должна встретить его улыбкой и ни в коем случае не демонстрировать ту лавину чувств, которая бушевала в ней и искала выхода в слезах. Нет, только не это! Как все жены, она будет беседовать с ним о каких-нибудь незначительных мелочах, доказывающих безмятежность их жизни и отсутствие у нее каких-либо задних мыслей.

О чем же ей поговорить с ним? И паника вновь охватила ее, так что она даже испугалась, что устроит ему сцену. Что, кроме банальных фраз, она может сказать, не касаясь любви и смерти? Ее инстинкт реагировал значительно быстрее воли.

Ее руки механически повторяли привычные движения, прикасаясь к лицу, ноги сами вели ее к стенному шкафу, чтобы выбрать платье. Тесс, несомненно, наденет что-нибудь сногсшибательное. Не забыть бы сказать ей об этом пару приличествующих фраз и поинтересоваться, доставили ли ей сегодня удовольствие водные лыжи. Она должна улыбаться им, держать под строгим контролем свои взгляды и не проявлять никаких иных чувств, кроме искренней дружбы и расположения. Ее руки не должны дрожать. А ведь они дрожали — и она была вынуждена выбросить свой порванный носовой платок.

Если они появятся вдвоем, то она не сможет сосредоточиться. Чтобы заставить работать свой мозг, ей надо читать стихи, вспоминать кулинарные рецепты или просто тексты модных шлягеров, только ни при каких обстоятельствах не поддаваться унынию.

Внезапно она ощутила желудочные боли, грозившие разрушить все ее замыслы. Скрюченная, держа одну руку на животе, а другой вцепившись в раковину, она пыталась восстановить дыхание.

«Если бы только я могла закричать, — думала она, — заорать изо всех сил, как на американских горках, мне определенно, сразу же стало бы лучше. Надо прекратить волноваться, но невозможно же все это держать в себе, а мне еще надо и подавить это».

«Мелфи, успокойся, ты же не монастырская послушница, — пришел ей на помощь ободряющий голос ее второго «я». — Ты ведь знаешь, что сумеешь защитить себя и что я очень горжусь тобой. Помнишь бытующую в морском флоте притчу, которую ты услышала в Америке? «Это я, Петрус из военно-морских сил, и требуемое время я отслужил в аду...» Если ты сейчас не умрешь, то сможешь произнести те же слова небесному привратнику у дверей рая».

Тень улыбки озарила лицо Мелфи.

Она осторожно распрямилась. Боль в желудке прошла, а вот мигрень не отпускала. «Вместо того, чтобы роптать на свой жребий, выпей таблетку», — произнес голос. И тут же ее правая рука, потянувшись к шкафчику для лекарств, вытащила успокоительное. Теперь немного воды. «Ну, Мелфи! Этой глупой суетливостью ты выдаешь свои чувства. Так, вот теперь лучше. Может, тебе выпить немножко виски? Сегодня не стоит думать о фигуре. Воистину я слишком снисходительна к тебе. Потрудись не злоупотреблять этим».

Постепенно Мелфи возвращалась к действительности. Лишь в мелочах могла она вести себя как обычно. И все-таки с помощью второго «я» ей удалось стать самой собой и взять себя в руки. Тошнота несколько утихла. Потребуется еще мгновение, прежде чем она спустится и, улыбаясь, встретится со своими палачами. Но она чувствовала, что стоит на верном пути, что ей все удастся.

Предстоящие ночи были достаточно длинными, чтобы в отчаянии выплакаться, уткнувшись в подушки. У нее еще будет достаточно времени, чтобы дать волю своим женским чувствам.

Она пригубила виски, а затем впервые в своей жизни выпила целый бокал, не добавив туда льда и воды. Она даже не сразу заметила это, но с удовольствием почувствовала внезапную теплоту, разливающуюся по всему телу. Ее щеки порозовели, и, подбадривая себя, она улыбнулась своему отражению в зеркале.

Как хорошая, помнящая все до мелочей хозяйка, она пыталась выработать программу: никогда не есть и не пить, прежде чем те двое не попробуют эту еду и питье; никогда более не купаться в море: она плохо плавала, а потому не стоило искушать их. Ежедневно ей надо приглашать знакомых. Возможно — устраивать партии в бридж, чтобы воспрепятствовать планам заговорщиков.

Неожиданно она услышала, как лодка причалила к сходням. До нее донеслись неясные голоса.

Самое главное — ей следует опасаться этих ежедневных прогулок, обеспечивающих им неоспоримое алиби. Они могли хорошо организовать несчастный случай, который бы произошел с ней, останься она одна на вилле.