Громыхающая наемная карета, резко отличавшаяся по скорости от герцогского экипажа, привезшего их в Ричмонд, катилась по отвратительным в те времена лондонским мостовым и наконец доставила Джини Динс и ее провожатого к лавке с национальной эмблемой «Чертополох» на вывеске.

Миссис Гласс, уже давно изнывавшая от нетерпеливого ожидания, выбежала навстречу, сгорая от любопытства и накопившихся вопросов, и обрушила на нашу героиню настоящий словесный водопад, стремительный натиск которого совсем ошеломил девушку: видела ли она герцога, Господи благослови его, и герцогиню, и молодых леди? Видела ли она короля, Господи благослови его, королеву, принца Уэльского, принцессу и других членов королевского семейства? Получила ли она помилование для Эффи? Улажено ли дело целиком или наказание только смягчено? До каких пор она ехала, и где она ехала, и кого видела по дороге, и что было сказано, и почему она так задержалась?

Любопытство миссис Гласс, задававшей столь разнообразные и беспорядочные вопросы, было настолько жадным, что она даже не дожидалась ответов. Джини была совсем сбита с толку этим неудержимым потоком вопросов, но тут Арчибалд, получивший, очевидно, соответствующие указания от своего господина, пришел ей на помощь.

— Миссис Гласс, — сказал он, — его светлость поручил мне передать вам, что вы окажете ему величайшую услугу, если не будете задавать молодой женщине никаких вопросов, потому что он сам сможет рассказать вам о ее деле гораздо яснее, чем она; кроме того, он желает с вами кое о чем посоветоваться и полагает, что она не сможет так понятно изложить, о чем, собственно, будет идти речь. Специально для этого герцог завтра или послезавтра приедет в «Чертополох».

— Его светлость очень милостив, — сказала миссис Гласс, чей любознательный пыл под влиянием этой ловко преподнесенной подсахаренной пилюли несколько охладел. — Его светлость разумеет, что я до некоторой степени отвечаю за поведение моей молодой родственницы, и его светлость лучше знает, кому из нас… мне или ей… можно больше доверять в этом деле.

— Его светлость все это учитывает, — ответил Арчибалд со всей шотландской серьезностью, — и расскажет обо всем той из вас, которая, конечно, более осторожна, и поэтому, миссис Гласс, его светлость надеется, что вы не станете расспрашивать мисс Джини ни о ее делах, ни о делах ее сестры до тех пор, пока он сам не увидит вас. И еще он попросил меня уверить вас в том, что все пока идет так хорошо, как только вы этого можете пожелать.

— Его светлость очень добр, очень внимателен, очень, мистер Арчибалд, очень… Все указания его светлости будут выполнены. Вы так долго пробыли в пути, мистер Арчибалд, судя по времени, которое вы отсутствовали, что, наверно, стаканчик настоящего Розы Солис, — и она приятно улыбнулась, — будет очень кстати.

— Благодарю вас, миссис Гласс, — сказал великий человек великого человека, — но мне необходимо сейчас же вернуться к моему господину. — И, вежливо попрощавшись с обеими кузинами, он вышел из лавки «Чертополох».

— Я очень рада, что дела твои так хорошо продвинулись, Джини, голубушка, — сказала миссис Гласс, — хотя в исходе нечего было сомневаться, раз сам герцог Аргайл соизволил взяться за это дело. Я тебе вопросов задавать никаких не стану, раз его светлость, такой разумный и внимательный человек, желает сам рассказать мне все, что тебе уже известно, и, конечно, кое-что побольше. Поэтому, если у тебя есть сейчас на душе какая-нибудь тревога, ты можешь рассказать обо всем мне без утайки, потому что, ты ведь слышала, герцог и так хочет мне обо всем рассказать; так что это в конце концов безразлично — от тебя или от него я обо всем узнаю. И потом если я заранее буду знать, о чем он поведет речь, то смогу подготовить и совет более подходящий, а ты ли расскажешь мне или он — не имеет значения. Так что ты можешь рассказать мне обо всем, что хочешь, но только помни: я тебе никаких вопросов не задавала.

Джини была несколько смущена. Она подумала, что, пожалуй, единственная для нее возможность отблагодарить свою добрую и гостеприимную родственницу заключается в правдивом рассказе обо всем, что произошло. Но благоразумие сейчас же подсказало ей, что встреча с королевой Каролиной, происходившая, казалось, под покровом какой-то тайны, является совсем неподходящей темой разговора с такой словоохотливой женщиной, как миссис Гласс, чье сердце Джини ценила гораздо выше, чем осмотрительность. Поэтому она ответила в общих выражениях, сказав, что герцог был настолько добр, что расспросил о всех подробностях злосчастного дела ее сестры и объявил, что, как ему кажется, он сможет помочь ей, но сообщит миссис Гласс обо всем сам.

Это не вполне удовлетворило проницательную хозяйку «Чертополоха». Она приложилась к своему любимому сорту нюхательного табака и, несмотря на данное обещание, снова засыпала Джини вопросами: все ли это время она провела в доме герцога Аргайла? Находился ли герцог неотлучно при ней? Видела ли она герцогиню? И молодых леди? Главным образом леди Каролину Кэмбел? На эти вопросы Джини давала самые уклончивые ответы: она так мало знает город, что не может точно сказать, где именно находилась все это время; что, как ей кажется, она не видела герцогини; что она видела двух дам, из которых одну, насколько она поняла, зовут Каролиной; а больше она ничего не может сказать.

— Это, наверно, была старшая дочь герцога, леди Каролина Кэмбел — это уж точно так, но я узнаю обо всем поподробней от его светлости. А теперь вот что: стол накрыт в маленькой гостиной над лестницей, время перевалило уже за три часа, а так как я ждала тебя целый день, то не обессудь, что я тут заморила червячка. А ты не забывай, что, как говорили в мое время в Шотландии — не знаю, говорят ли там сейчас так, — нет той птицы, чтобы пела, да не ела.

ГЛАВА XXXIX

На следующий день, занявшись непривычным ей письменным трудом и проявив в этом необычное для себя рвение, Джини умудрилась вручить почтальону целых три письма; однако отметим, что приготовление втрое большего числа головок данлопского сыра (при наличии, конечно, необходимого количества молока) показалось бы ей несравненно более легким занятием. Первое из писем было совсем кратким. Оно было адресовано Джорджу Стонтону, эсквайру, в приход Уиллингэм, при Грантеме; адрес ей сообщил тот разговорчивый крестьянин, который сопровождал ее в Стэмфорд. Вот оно:

Сэр, дабы избежать других бед, которых вы и так немало натворили, знайте вот что: сэр, я получила помилование для Эффи от ее королевского величества. Не сомневаюсь, что вы этому обрадуетесь, а мне об этом деле сказать вам больше нечего. Молю, сэр, о ниспослании помощи вашей душе и телу, а Всевышний исцелитель придет к вам, когда сам найдет нужным. И еще, сэр, прошу вас никогда больше не видеться с моей сестрой, вы и так уж достаточно причинили ей зла. И, не желая вам ничего худого, а только добра, уповаю на то, что вы отвернетесь от порока (зачем же вам умирать? ), и остаюсь вашей покорной слугой.

Сами знаете кто.

Следующее письмо было к отцу. Так как оно слишком длинно, чтобы поместить его здесь полностью, приводим лишь некоторые отрывки. Начиналось оно так:

Мой дорогой и глубоко почитаемый отец, спешу поскорее сообщить вам, что Богу было угодно избавить мою бедную сестру от кары, ибо ее королевское величество, за кого мы должны вечно молиться, высвободила ее душу из тенет убийц и пожаловала ей помилование, то есть прощение или оправдание. И я говорила с королевой лицом к лицу и все же осталась жива, но она не так уж отличается от других знатных дам, только у нее очень величавая осанка и глаза такие пронзительные, как у ястреба на охоте, она меня прямо насквозь видела. И всем этим счастьем мы, с благословения Всевышнего, для кого люди лишь орудия его воли, обязаны герцогу Аргайлу. Вот уж кто настоящий шотландец, добросердечный и не гордый, как некоторые, которых мы знаем. Он понимает толк в скотине и обещал мне подарить двух девонширских телок; он очень эту породу уважает, а я все-таки предпочитаю белоголовую эрширскую породу. Я ему пообещала сыр и еще вот что: если Гованс, наша пятнистая корова, отелилась, то пусть телок сосет молока вдосталь, потому что, как я поняла, у него такой породы нет, а он совсем не гнушается подарком простого человека, который хочет и ему как-то удружить за оказанную услугу. И еще герцог возьмет один из наших данлопских сыров, и если только в Лоудене найдется хоть один сыр лучше этого, значит, я виновата. (Дальше следуют замечания, касающиеся выведения коров и производства молочных продуктов, которые мы намерены переправить министру сельского хозяйства.)