— Вам наврали про меня с три короба, сэр Манго, — сказал Найджел громким суровым голосом.

— Весьма возможно, весьма возможно, — продолжал невозмутимый и неустрашимый сэр Манго, — в этом обществе ничего, кроме лжи, не услышишь. Так, значит, этот молодец не утопился? Очень жаль. Да я никогда и не верил этой части рассказа — лондонские лавочники не так-то легко теряют голову в гневе. Готов поклясться, что этот малый взял хорошую метлу и метет сточные канавы в поисках ржавых гвоздей, чтобы снова открыть свою лавочку. Говорят, у него трое детей; они помогут ему рыться в помойных ямах. Если их поиски увенчаются успехом, ваша светлость сможете разорить его еще раз.

— Ну и здорово же он мне надоел! — вслух подумал Найджел, не зная, на что решиться — встать ли в гневе на защиту своей репутации или просто оттолкнуть старого мучителя. Но минутное размышление убедило его в том, что то и другое придало бы характер правдоподобия слухам, которые, как он начинал замечать, вредили его репутации как в высшем, так и в низшем обществе. Поэтому он быстро принял более мудрое решение и предпочел терпеливо выслушивать нарочитые дерзости сэра Манго, надеясь, если возможно, узнать, из каких источников исходили слухи, столь пагубные для его доброго имени.

Тем временем сэр Манго, как обычно, подхватил последние слова Найджела, или, вернее, отзвук этих слов, по-своему истолковав и разукрасив их

— Здорово везет?! — повторил он. — Да, поистине, милорд, я слышал, что вам здорово везет и что вы умеете обходиться с этой бездушной кокеткой, госпожой Фортуной. Как хитрый тихоня, вы хотите только греться в лучах ее улыбок, избегая ее хмурых взглядов. Это называется брать быка за рога.

— Сэр Манго Мэлегроутер, — сказал лорд Гленварлох серьезным тоном, поворачиваясь к своему спутнику, — соблаговолите выслушать меня.

— Если только смогу, милорд, если только смогу, — сказал сэр Манго, качая головой и показывая пальцем левой руки на свое ухо.

— Я постараюсь говорить как можно громче, — сказал Найджел, вооружаясь терпением. — Вы считаете меня завзятым игроком. Даю вам слово, что это не так; вас ввели в заблуждение. Вы должны дать мне некоторые объяснения, по крайней мере относительно источника, из которого вы получили такие ложные сведения.

— Я ни от кого не слышал, что вы великий игрок, и я никогда не думал и не говорил ничего подобного, милорд, — сказал сэр Манго, не считавший возможным уклониться от ответа на столь громко и ясно произнесенные слова Найджела. — Я повторяю, что никогда не слышал, не говорил и не думал, что вы завзятый игрок, как называют самых крупных из них. Видите ли, милорд, я называю игроком того, кто играет с людьми, обладающими равными денежными средствами и равным умением, и не спорит с судьбой, везет ему или не везет, и я называю завзятым, или первоклассным, игроком того, кто, не задумываясь, смело идет на риск. Но того, милорд, у кого хватает терпения и благоразумия играть только на мелкие ставки, не превышающие рождественских чаевых мальчика из бакалейной лавки, кто тягается с теми, которые не могут рисковать многим, и кто поэтому может, имея в кармане больше денег, всегда ободрать их, дождавшись того момента, когда удача вновь вернется к нему, и кто бросает игру, как только счастье отворачивается от него, — такого человека, милорд, я не могу назвать великим игроком, какой бы титул он ни носил.

— И вы хотите сказать, что я именно такой низкий, подлый негодяй, — ответил лорд Гленварлох, — который боится искусного игрока и обдирает неопытного, который избегает играть с равными себе, чтобы тем вернее грабить людей, стоящих ниже его? Так, насколько я понимаю, говорят обо мне?

— Нет, милорд, вы ничего не добьетесь от меня, если будете говорить со мной таким тоном, — сказал сэр Манго, чья язвительность находила поддержку в чисто животной смелости (к тому же он был совершенно уверен в своей безнаказанности, дарованной ему шпагой сэра Ральона Рэтрея и дубинками приспешников леди Кокпен). — А что касается правдивости этих сведений, — продолжал он, — ваша светлость прекрасно знаете, что вы никогда еще не проигрывали больше пяти золотых за один вечер, с тех пор как начали посещать заведение Боже, что вы почти всегда вставали из-за стола с выигрышем и что порядочные молодые кавалеры, посещающие ресторацию — я имею в виду юношей благородного происхождения и со средствами, — не имеют обыкновения играть таким образом.

— Мой отец был прав, — сказал лорд Гленварлох с горечью, — и его проклятие справедливо преследовало меня с того момента, как я впервые переступил порог этого дома. Сам воздух там насыщен заразой, и тот, кому удастся избегнуть разорения, потеряет свою честь и доброе имя.

Сэр Манго, наблюдавший за своей жертвой восхищенным и в то же время осторожным взглядом опытного рыболова, понял, что если он натянет лесу слишком туго, добыча легко может сорваться. Поэтому, чтобы не спугнуть свою — жертву, он выразил надежду, что лорд Гленварлох не примет его откровенную речь in malam partem. note 106

— Если вы иногда и были чересчур осторожны в ваших развлечениях, милорд, — продолжал он, — нельзя отрицать, что это самый надежный способ предотвратить дальнейшее уменьшение вашего и без того расстроенного состояния! И если вы играете с людьми, стоящими ниже вас, вы избавлены от неприятности прикарманивать деньги ваших друзей и людей вашего круга, не говоря уже о том, что эти плебейские мошенники пользовались преимуществом tecum certasse, note 107 как говорит Аякс Теламон — apud Metamorphoses; note 108 для таких людей честь играть с шотландским лордом — достаточное вознаграждение за потери их ставок, и должен сказать, что большинство из этих скряг может позволить себе такую роскошь.

— Как бы там ни было, сэр Манго, — сказал Найджел, — я хотел бы знать…

— Да, да, — перебил его сэр Манго, — и, как вы говорите, кому какое дело, могут ли эти жирные васанские быки расстаться со своими деньгами или нет? Джентльмены не должны ограничивать свои забавы из-за подобных людей.

— Я хочу знать, сэр Манго, — сказал лорд Гленварлох, — в каком обществе вы услышали эти оскорбительные подробности относительно меня.

— Несомненно, несомненно, милорд, — сказал сэр Манго, — я всегда слышал и всегда сам говорил, что ваша светлость в частной жизни вращаетесь в самом лучшем обществе. Так, например, прекрасная графиня Блэкчестер, — но мне кажется, она не очень-то часто показывается в свете после истории с его светлостью герцогом Бакингемом. И еще добрый старомодный шотландский дворянин лорд Хантинглен, несомненно весьма достойный человек, — жаль только, что он слишком часто подносит к губам свой кубок, иной раз это вредит его репутации. А веселый молодой лорд Дэлгарно, скрывающий под длинными вьющимися локонами влюбленного юноши житейскую мудрость убеленного сединами старца… Превосходной породы все трое — отец, дочь и сын, все потомки одного и того же древнего рода. Я думаю, не стоит упоминать о Джордже Гериоте, человеке, несомненно, честном, когда мы говорим о дворянстве. Вот общество, в котором вы вращаетесь, милорд, как я слышал, если не считать ресторации.

— В самом деле, мое общество почти ограничено теми лицами, которых вы упомянули, — сказал лорд Гленварлох, — и наконец…

— Во дворец? — переспросил сэр Манго. — Я как раз хотел поговорить с вами об этом. Лорд Дэлгарно рассказывал мне, что не может уговорить вас поехать во дворец, а это не в ваших интересах, милорд, — король слышит о вас от других, вместо того чтобы видеть вас лично. Я говорю это, движимый самыми дружескими чувствами, милорд. Говорят, недавно при упоминании вашего имени его величество воскликнул: «Jacta est alea! note 109 Гленварлохид стал игроком и пьяницей!» Лорд Дэлгарно вступился за вас, но его голос потонул в общем хоре придворных, утверждавших, что вы ведете рассеянный образ жизни и вашей баронской короне грозит опасность затеряться среди беретов горожан.