Минут через десять подскочили два «жигуля» с ближайшего поста ГАИ. Мальчишки все молодые и как на подбор трезвые. То ли утро еще, то ли язвы — ничем другим не объяснить. За ними вслед, с периодом в двадцать минут, прискрипела «скорая», затем «газон» из областного управления и «рафик» со всей фиксирующей командой. «Скорая» как прискрипела, так и ускрипела прочь по неотложным делам — помощь-то оказывать некому. Когда ж добрались до документов потерпевших, то в ментовской толпе возникла легкая паника. Не будь на капитанском мостике Грибмана — беда! Прискакало ФСК, и карусель закрутилась. Железо из-под холма подняли на «КамАЗ», трупы — в какой-то случайно подвернувшийся «козлик», и все это с визгом и писком направилось в город. А там уж по полной программе. Хотя местная «уголовка» была вполне удовлетворена данными по факту происшествия показаниями, эфэскашники сразу раскусили, что не все срастается. Потребовали предоставить к осмотру транспорт. А в транспорте денег в сейфе… Тут у Вовы и закружилась голова. Но не настолько, чтоб впасть в панику и попытаться спастись бегством.
Думал ли о чем-нибудь Галкин в эти и последующие моменты? Скорее всего, нет. А вот водитель его, Юра, парень с неплохим послужным списком, не растерялся и, прежде чем тронуться в путь в составе всей этой кавалькады мигающих и подвывающих автомобилей, открыл сейф, находящийся у заднего сиденья «Бронко», выпотрошил содержимое чемодана и, свернув пару-тройку шурупов, распихал камни и часть денег по щелям заднего крыла. Места там с лихвой хватило бы еще на пару подобных чемоданов. Оставил, разумеется, немного денег для любопытных — это на случай, если вдруг кому-то из ментов придет в голову мысль организовать в его броневике досмотр с пристрастием. Оставил для отмазки. По злобе ведь можно и весь джип по гаечке разобрать!
Но самого худшего не произошло. Галкин, весь цвета дешевой туалетной бумаги, дрожащими то ли от переживаний, то ли от жадности губами прошамкал шифр, и чудом уместившиеся в кузове пяток-другой заинтересованных с выражением садистского наслаждения извлекли из автомобиля несколько пачек доллариев. Ничего не понимающий Галкин, отстраненно наблюдавший за победным шагом двигавшейся в его направлении шеренги молодых и здоровых парней, поймал себя на стереотипной мыслишке: «Господи! Какие же они идиоты! С подобным выражением лиц в этой стране им же подобные строили социализм. Ведь деньги эти, если вдруг так случится, им придется сдать куда положено, они не поимеют с них ни копейки. Ну, может быть, на каком-нибудь заштатном совещании вспомнят начальника подразделения — вот, мол, у Иван Иваныча какие орлы! Сколько-то там штук незаконных баксов с его легкой руки в казну легли. Дармоедам на харчи да на «Мерседесы»…
— Почему не оприходовали должным порядком?
— А когда, извините? Когда в вас пуляют из автоматов посреди России-матушки…
— А почему в валюте?
— А у нас лицензия на ведение валютных операций… — Вот так вот! Не вспомнят этих босяков на совещании. Простите, но все законно!
Так что деньги пришлось вернуть. Тем более что через некоторое время местным бойцам удалось связаться с коллегами из Питера и некоторые вопросы отпали, словно рога у парнокопытного. А из пальца, говорят, песню хрен высосешь…
Пребывая в некотором затмении, Галкин тяжко вращал глазами, стараясь ухватить в фокус все время куда-то ускользающего Грибмана. Тот уж скорешился со всеми местными, хлопал по-приятельски их по плечу, приглашая навестить его в столице родины Москве, и отлучался в какой-то промежуток времени, чтоб возникнуть снова, мигнуть эдак заговорщицки непьющему Галкину — ничего, брат, не робей, и снова окунуться в слегка уж пьяную беседу. Не парень — золото!
Накатил вечер. Пьяный галдеж затих, кое-кто из участников утренних заездов поскакал к дому. А у Галкина саднило в глотке от халявных сигарет. Свои он еще в первые два часа извел на дым. К Володе подошел абсолютно трезвый Грибман, тронул за плечо и по-отечески так, тепло, с душой предложил:
— А не свалить ли нам с тобой, Владимир Николаевич, отсюда? А? Юрке еще всю ночь баранку крутить. А тебя через час-полтора твои дружки с пробега снимать будут…
— Дружки? — Галкин зябко передернул плечами.
— Твои сотруднички. Мы уж с Юрой доложили куда следует — тебе пока в город носа совать не резон. Если, конечно, не хочешь отказаться от неправедно нажитого…
— С кем общались?
— С шефом твоим, с Кириллом.
— И что он сказал?
— Сказали, что они премного благодарны и рады предстоящей встрече… Правда, поинтересовались, не могу ли я оказать им услугу — шлепнуть тебя где-нибудь по-тихому… — Серега широко улыбнулся и фыркнул. — Но я отказался, сказал, что это ваше с Владимиром Николаевичем дело, Кирилл Батькович, и мне служебные пистолеты не для того государство доверило, чтоб на таких, как ты, народное имущество переводить…
— Какое имущество?
— Милый мой! У нас что, патроны нынче бесплатные? Или вы в своих совместных предприятиях окончательную совесть потеряли? Кстати, о деньгах! — Грибман сунул Галкину остатки долларов в истрепанном пакете. Володя взял словно нехотя, встал из-за стола какого-то упившегося опера и потопал к дверям.
На улице, свежей морозцем и темной глубиной небес, он остановился и, повернувшись к Грибману, сунул ему что-то в карман:
— Здесь полтинник. Кровно тобой заработанный. Не отказывайся…
— И не подумаю! Больных средь нас нема! — Серега вынул из кармана деньги, быстро прикинул, удивившись про себя, откуда у Галкина проклюнулась такая уникальная способность — отслюнить от нескольких пачек ровно столько, сколь объявил. Ведь он, Серега, шел за Вовой след в след и видел, что полученные от него деньги Галкин из пакета не доставал и не пересчитывал. Но этот вопрос волновал Грибмана постольку поскольку. Теперь у него появилась иная проблема: как провести эти деньги через семейный бюджет и оставить себе — на представительство, феям, принцессам и прочим дамочкам на подарки, для удовольствий и разного баловства. Вот с такими пустыми мыслями Серега загрузил коченеющего от недоедания Галкина в джип и залез в него сам. Местный милицейский чин махнул рукой — то ли в напутствие, то ли для сохранения равновесия, — и Юра покатил вдоль пустующих улиц, оставляя за собой так и не обласканный взором Грибмана кремль, Волхов, уж спящий под тоненькой пленочкой льда. Покатил на выезд, к трассе Москва — Петербург.
Глава 3
Алан Кемпбелл, невысокий, крепкий с виду молодец лет тридцати, любитель твидовых пиджаков, темных немарких брюк и стаканчика ирландского виски в ознаменование удачно сложившегося рабочего дня, начинал свою карьеру в Лондоне, на Частерхауз-стрит. В те времена он выглядел несколько моложе, снимал неброскую однокомнатную квартиру в недорогом, но опрятном квартале и пользовался для поездок на службу общественным транспортом. Из активов он располагал парой приличных костюмов, восемьюстами фунтами на счету в Сити и подружкой из Армии спасения — она обходилась ему не очень дорого то ли в силу своего воспитания, то ли в силу характера занятий. Кроме этого, Алан имел степень магистра юриспруденции, обретенной не без труда в Сорбоннском университете, и огромное желание выбиться в люди…
В Господа Бога он верил. По воскресеньям. А если выразиться точнее, обращался к Нему от случая к случаю, дабы вымолить пару-тройку поблажек. Алан не был явным лентяем, одежду и руки содержал в идеальном порядке и перед зеркалом по утрам изредка называл себя «сэр». Это прибавляло в его глазах некоторую значимость собственной персоне.
В непостижимом же по таинству дворце на Частерхауз-стрит за «сэра» его никто не принимал. Даже ночной уборщик, самый что ни на есть распоследний человек, смотрел на этого молодца, черт знает какими путями сюда пробравшегося, как на нечто временное и случайное. А посещавшие сей приметный дом высокомордые господа считали Алана эдаким недорослем, способным разве что наполнить ведерко льдом да еще составить сводки по продажам на текущий биржевой день. И звание соответствовало его оценке — младший помощник заведующего отделом секретариата. Это было меньше чем ничего. Но сэр Ротчайльд, младший брат барона, по одной судьбе известным причинам обратил внимание на шустрого «мальчика», имевшего ко всем заявленным достоинствам университетское образование, и пригласил его к себе… Сначала в сопровождение необходимых сэру Ротчайльду бумаг, а потом уж и вовсе в референты. И Алан оправдал доверие небожителя — со временем, по протекции своего шефа, он оказался в Москве, где почувствовал себя если и не «сэром», то человеком, получившим значительное повышение. Ныне должность Алана звучала как «помощник менеджера филиала». Наконец-то у него появился свой штат сотрудников и свой, пусть и мизерный, бюджет. Но вот то, с чем пришлось столкнуться Кемпбеллу в этой невероятно неорганизованной стране, приводило его в бешенство: никакие проверенные веками механизмы не желали срабатывать так, как заложено в программе. Все продвигалось со скрипом и могло весьма негативно отразиться на дальнейшей карьере… Восток? Едва ли. На Востоке за каждый истраченный фунт можно было рассчитывать на некоторый набор услуг. Здесь тоже с удовольствием брали деньги, мило улыбались, с гордостью демонстрируя мастерство своего дантиста. Иной раз отшучивались на приличном английском. Но не делали ничего. Ничего не решали! Обещали лишь не мешать, и одно это уже следовало воспринимать как его заслугу.