— Да, генерал сообщил мне об этом и сказал, что готов представить любые разъяснения, — ответил Тапурукуара. — Однако предварительно он поручил мне конфиденциально договориться с вами по поводу дела, которое, как нам кажется, доставит больше неприятностей Госдепартаменту, чем правительству Доминиканской Республики.

— Мне следует рассматривать ваши слова как попытку запугать нас? Если речь идет об убийстве Мерфи, Госдепартамент не считает, себя в чем-либо виновным. Переговоры же по поводу каких-то недоразумений в иностранной политике превышают полномочия комиссии Госдепартамента и мои, как ее представителя.

— Откровенно говоря, мистер Этвуд, я почувствовал себя глубоко уязвленным в результате нашей первой беседы и даже обиделся на генерала Эспайата, который поручил мне передать, так сказать, временную версию. Когда вы подвергли ее сомнению, я в глубине души с вами согласился. Сейчас я могу признаться, что в тот момент я невольно почувствовал недоверие к генералу Эспайату.

— Меня это очень радует, господин судья. Такое беспристрастие вызывает уважение, — произнес Этвуд.

— Благодарю вас… Однако сегодня я нахожусь полностью на стороне генерала и поддерживаю его первоначальную версию, свидетельствующую о безграничной деликатности в отношении погибшего гражданина Соединенных Штатов и в отношении вас, как представителя комиссии Госдепартамента… К сожалению.

— Я вас не понимаю.

— Генерал Эспайат просит принять первую версию по причинам, которые, надеюсь, вы сочтете совершенно оправданными, — продолжал Тапурукуара, — В противном случае вам будут грозить некоторые осложнения, а гражданин США, за которого вы боретесь с вызывающим удивление упорством, окажется весьма неприятным образом скомпрометированным.

— Пожалуйста, продолжайте, господин судья. Я готов принять удар.

— И поистине чувствительный удар, — заметил Тапурукуара. — Дело в том, что летчик Джеральд Лестер Мерфи погиб в пьяной драке, которую он затеял со своим приятелем, пилотом доминиканских линий. Он получил смертельный удар ножом, когда начал приставать к нашему летчику с назойливыми гомосексуальными предложениями, причем случилось это не в первый раз.

— Вы хотите сказать… — воскликнул Этвуд, но Тапурукуара прервал его:

— Мерфи был человеком развратным, или, мягко выражаясь, человеком с извращенными сексуальными наклонностями… Таким образом, если мы не примем предыдущей версии о его смерти, любезно предложенной генералом Эспайатом, нам придется опубликовать факты, с которыми я только что вас познакомил.

Минута молчания. Я услышал шорох перелистываемых страниц какой-то книги, или, скорее, блокнота, в который Этвуд записывал получаемую от меня и агентов Ван Оппенса информацию. Затем раздался его спокойный голос:

— Как зовут этого летчика?

— Не могу сразу припомнить… — замялся Тапурукуара. — Он вместе с мистером Мерфи был пилотом экипажа «Боинга-707».

— Где мы можем осмотреть тело мистера Мерфи или откуда, в случае надобности, придется его эксгумировать? — спросил Этвуд.

— Убийца отказывается давать показания, по этому вопросу. Мы опасаемся, что труп изрублен на куски, и поэтому убийца молчит.

— Нам хотелось бы сегодня же поговорить с убийцей мистера Мерфи. Конечно, в тюрьме, в его камере, чтобы не доставлять вам хлопот, — сказал Этвуд.

— Пока это невозможно. Ведется строгое следствие, а по правилам нашей страны посторонние не допускаются к подследственному лицу.

— Вы шутите, господин судья. Мы ведь связаны с людьми, которые установили эти правила и в любую минуту могут в интересах дела их отменить, не причинив ни малейшего ущерба законодательству Республики и скорее способствуя укреплению ее авторитета, укреплению престижа следственных органов.

— По этому вопросу я должен посоветоваться с генералом, — ответил Тапурукуара, — Мне чрезвычайно неприятно, но в силу своего слишком скромного положения сам я не имею права принимать решения.

— Тогда прошу вас договориться с генералом. Мы хотим еще сегодня услышать ответ, который должны будем передать в Вашингтон.

— Я считаю, что все эти меры не окажут влияния на наши предложения. Неважно, что скажет вам убийца Мерфи. Факт остается фактом: Мерфи был гомосексуалистом. Поскольку в ваших интересах скрыть этот факт, давайте забудем про все формальности, про беседу с заключенным и тому подобное. И будем считать, что Мерфи съели акулы.

— Знаете, мистер Тапурукуара, мне кажется, я действительно столкнулся с акулами… — не выдержал Этвуд, — Я, конечно, не имею в виду ни генерала Эспайата, ни вас. Ваше поразительное сообщение свидетельствует о создании нового вымысла, не менее фантастического, чем тот, который вы преподнесли мне в ходе нашей первой беседы. Сегодня вам снова предстоит почувствовать в душе глубокую обиду на генерала Эспайата. (Слышен шелест страничек блокнота.) Пилота, вместе с которым летал Мерфи, зовут Октавио де ла Маса. Он капитан.

— Да, похоже, что именно так звучало имя человека, к которому приставал Мерфи… — произнес судья.

— Этот летчик, — продолжал Этвуд, — не далее чем вчера во второй половине дня сидел в кафе «Альмендра» вместе со своей знакомой и еще одним человеком, членом экипажа мистера Мерфи. Он попросил официанта принести испанский абсент «охен».

— Мне нравится, как работают ваши осведомители, — сказал Тапурукуара. — Действительно, Октавио де ла Маса сидел вчера в этом кафе, что не помешало ему вечером быть арестованным.

— Надеюсь, вы не собираетесь сообщить мне, что немного позже его сожрали акулы. Мы имеем право беседовать с близкими мистеру Мерфи людьми. Далее: Мерфи не был гомосексуалистом. Я сказал бы, скорее наоборот… Мы говорили в Нью-Йорке с некой дамой, Мартой Н.; Мерфи познакомился с ней перед самым своим отъездом. Эта особа считает Мерфи лучшим любовником из всех, с кем ей приходилось встречаться за свою довольно бурную жизнь. Первую ночь после приземления в Трухильо Мерфи провел… (в голосе Этвуда опасная нерешительность, вызванная, вероятно, просматриванием блокнота)… Да, с девушкой, с которой он познакомился… на улице или в кафе. Несколько раз он побывал в городских публичных домах. Мерфи был влюблен в стюардессу «Пан-Ам» мисс Гарриэт Клэр, и в связи с предстоящим бракосочетанием решил порвать контракт с доминиканскими воздушными линиями. Как видите, господин судья, что-то не очень это похоже на жизнеописание гомосексуалиста. Это жизнеописание чувственного мужчины, очень темпераментного и даже склонного к распутству.

— Мне понятны ваши сомнения, господин сенатор… — начал было Тапурукуара, но Этвуд перебил его:

— Прошу передать мои слова генералу и попросить, чтобы он не затруднял себя официальным пересказом столь необычных версий смерти нашего гражданина. Мать и невеста Мерфи послали телеграмму президенту США с просьбой о вмешательстве. Об этом я тоже прошу уведомить генерала Эспайата.

На обратном пути из посольства Тапурукуара размышлял: «У них хороший осведомитель, наверное, такой же, как я сам, — невзрачный, не бросающийся в глаза, но тем не менее способный оказать немалое влияние на ход важнейших событий. Мог же я, Тапурукуара, играть значительную, а иногда и решающую роль в столкновениях между целыми государствами».

Перейдя на противоположную сторону, он взглянул на здание посольства и подумал: «Вы несколько раз проигрывали Тапурукуаре; никто еще не мог у него выиграть. И на этот раз вы должны проиграть. Мы уже раскрыли всех ваших людей и знаем, что не они опередили нас в истории с акулами, не они разыскали знакомых Мерфи и сообщили о том, что этот болван де ла Маса пил испанский абсент «охен» в кафе «Альмендра». Я разыщу этого ловкача. Сегодня же необходимо прочесать все гостиницы, все ночлежные дома и пансионаты. Завтра мы продолжим поиски и увидим, кто выиграет: старый и мудрый, как мир, Тапурукуара или пройдоха янки, который пытается в его лице скомпрометировать полицию Республики. Придет и ее черед, но не сейчас — еще немного крови должно пролиться…»