— Ну, пойми же ты меня, пойми, — почти уговаривал Старый. — Младшего твоего жалко, да. Но мне-то главнее понять, что там, — махнул он рукой в ту сторону, где поднималось потихоньку все выше солнце. — Вот и будем все вместе искать твоего младшенького, а заодно — дело сделаем. И патруль пусть присоединяется, и ты своих кого-нибудь дай. Ну? Командуй, староста!

— Да, я…,- задохнулся тот. — Я сам. Сам я. Без меня ведь все равно не решат. Я уже. Я иду… Бегу!

Село

Ярким солнечным утром, совсем похожим на летнее, если бы не осенняя прохлада, лысый лекарь, опустив голову и чуть ли не покачиваясь от усталости из-за бессонной ночи, шел через площадь к своему дому.

— Со-се-ед! Эй, Жанжак!

Он устало обернулся на голос. У распахнутых в церковный двор ворот возились мужики, подправляя и ремонтируя сломанное этой ночью. Церковный двор был точь в точь, как и любой другой на селе, с таким же сплошным высоким тесовым забором, с крепкими воротами, только на дворе кроме избушки, в которой жил священник, стояла небольшая церковка и высокая колокольня с деревянной винтовой лестницей внутри — самое высокое здание в округе. А перед воротами стоял сельский батюшка при полном параде: в серой чистой рясе, с блестящим большим крестом на груди.

— Сосед, зашли бы, а?

— Так ведь я… Это…,- развел неуверенно руками лекарь.

— Послушайте, Жанжак, я же вас не креститься тащу, я вас в гости приглашаю. У вас там горелым пахнет, и не готово ничего, а я вам чаю налью. С медом. Пойдемте, пойдемте, Жанжак!

Жанжак посмотрел на остатки своего крыльца, до которого идти-то осталось совсем ничего, поднял взгляд на безоблачное утреннее небо, оглянулся для чего-то в ту сторону, откуда пришел, опять глянул на полусгоревшее крыльцо, и решительно повернул к церкви.

— Ну, вот и хорошо, — разулыбался священник, подхватывая его под руку. — Мы же с вами культурные люди! Нам есть о чем поговорить, не задевая вопросов веры!..И неверия, сиречь, атеизма.

Это был новый батюшка, который служил в сельской церкви первый год. На памяти Жанжака он был уже третьим. Священники, постарев, уходили на север, куда-то за базу патруля, дальше, куда сельским ход был заказан, и оттуда же приходили новые священники. Вернее, сначала приходил новый, а потом дверь дома открывалась, и старый священник с небольшим заплечным мешком быстрым шагом, кивая в ответ на поклоны и здравствования сельских жителей, покидал село. И как-то так получалось, что опять всегда распахнуты ворота, всегда открыта церковь, всегда горят лампады перед двумя иконами, всегда у порога ждет батюшка, знающий всех и всякого в селе.

— Скажите, сосед, а не хотите ли вы, чтобы и учитель попил с нами чайку? — хитро улыбнулся священник. Жанжак замер на крылечке его избушки: "Что он имеет в виду? И что он вообще знает? Знает ли он, что лекарь и учитель в селе всегда были из хранилища?"

— Да, вы не думайте чего лишнего, Жанжак! — разулыбался священник. — Вы, может, о хранилище думаете? Так, кто же не знает, что издавна лекари и учителя приходят в село оттуда. Это же не секрет какой. А мне было бы интересно обсудить с вами сегодняшнее ночное происшествие. С вами, как его участником…

— А откуда вам знать, что я — участник? — перебил, сдвинув брови Жанжак. Усталость вдруг покинула его. Он снова был готов слушать и слышать, был готов к защите.

— Да, вы меня, право дело, за слепого и глухого считаете, сосед? Вон, и меч у вас просто так по утреннему делу на боку висит, и крыльцо сгорело само собой, пока вас не было, — все жестче и злее отчетливо проговаривал священник, нависая над лекарем. — Да и отлучились вы ночью из дому сугубо по делам лекарским — понос у старосты вылечить. Так? Давайте уж, по делу, по делу разговаривать будем.

Только теперь, вплотную к нему, увидел Жанжак, как велик новый батюшка. Велик и силен, судя по плечам. Такому бы не в священники — в патруль!

— Ну, так как? Зовем учителя?

— Зовите, раз хотите, — буркнул лекарь, переступая порог дома. — Поговорим.

"А что? И поговорим", — думал он, устраиваясь за столом в просторной горнице. — "Учитель и поговорит. А я послушаю, что тут и как".

— Ну, так, подождите тогда немного здесь, сейчас я сам схожу за ним, — обрадовано закивал батюшка и прикрыл дверь.

"И чего он сам-то пошел?" — думал Жанжак, с любопытством осматриваясь. — "Мог бы и пацанов послать — вон их сколько на улице бегает".

В доме священника он был впервые, но ничего нового для себя не увидел. Как и у большинства сельских жителей, две комнаты, разделенные печью, икона в дальнем от входа углу, окна во двор, лавки вдоль стен. Дом — он и есть дом. Лекарь снял, перекинув ремень через голову, сумку, положил ее сбоку на лавку. Но меч, потрогав кожаную перевязь, снимать не стал, а только сдвинул чуть дальше, чтобы не мешался.

На столе стояло плоское блюдо, полное слегка подсохших, видать, вечерней выпечки, пышных блинов, тарелка свежего жидкого меда, крынка с молоком и чайник, судя по всему только что снятый с печи.

"Это как же он меня перехватил-то? Чайник, выходит, снял, выбежал — а тут и я иду?"

На дворе загомонили мужики, дружно здороваясь с учителем.

Длинноволосого чернявого учителя в селе уважали. Он был намного моложе лекаря, но тоже уже давнишний, и практически все дружинники недавно еще ходили к нему в школу. Да, и школой-то назвать… В доме, что учителю положен, одна комната, что побольше, уставлена лавками и столами. Два длинных стола и лавки вдоль них. Вот и вся школа.

Учил учитель письму, счету, чтению по книге, что переходила по наследству от одного учителя к другому — давали ее в руки только лучшим ученикам (а остальным это чтение и не нужно вовсе было). И еще он рассказывал историю. Только в хранилище хранили историю. Только там знали, как и что случилось. Вот, учитель и рассказывал, объяснял. Как сказку, как фантазию какую-то. Про города, про машины, про дома многоэтажные, про библиотеки, где любой мог взять любую книгу. Про катастрофу.

— Ну-с… — священник поднял руки, благословляя пищу. — Приступим. Заодно и побеседуем о делах сельских и не сельских.

— Угу, — покивал головой Жанжак, слизывая текущий по пальцам мед. — Отчего бы и не поговорить?

Учитель не ел, а только с подозрением осматривался, сидя молча в углу у печки.

— Так, все-таки, — продолжал священник с напором и энтузиазмом. — Не кажется ли вам, уважаемые представители хранителей…

— Хватит, — прихлопнув ладонью по столу, учитель поднялся с места и направился к выходу.

— Куда же вы, учитель? Или, лучше и правильнее будет сказать, — хранитель? — выделив голосом и начав, было, смеяться, священник тут же замолк, потому что кадык его укололо жестко. Одной рукой, пахнущей какими-то травами, оказавшийся вдруг позади лекарь зажал его рот, а другой прижал лезвие своего длинного ножа к горлу, чуть даже поцарапав кожу. Не сильно поцарапав, не до крови, но чувствительно.

И учитель, оказывается, не собирался никуда уходить. Он просто выглянул на улицу, аккуратно закрыл дверь на засов, а потом с задумчивым видом молча пересек комнату и прикрыл внутренние ставни. В комнате сразу стало сумрачно.

— Поговорим, — сказал учитель, садясь на лавку рядом со священником. — Он что-то уже спрашивал у тебя, Жанжак?

— Да, вроде, только собирался.

— Угу. Ну, тогда поспрашиваем мы. Но для начала…,- в руках учителя откуда-то появился тонкий плетеный ремешок, а руки сельского батюшки, сначала одна, а потом другая оказались ловко завернуты за спину и там крепко связаны. Связав ему руки, учитель охлопал священника по бокам, провел ладонями с нажимом по спине и груди, взвесил на руке крест, спустился ниже, так же плотно ощупал каждую ногу.

— Похоже, чист.

— А в сапогах?

Они разговаривали, как будто священника и не было с ними, как будто не сидел он, стараясь не дернуться, с ножом, прижатым к горлу. Но вот и к нему обратился учитель: