23.12.10. 11–04

Страна идиотов, будь ты проклята! Населенная тупым, пьяным быдлом, ничего не умеющим, ни к чему не способным – только пить да воровать... Руки из жопы растут у этих “кулибиных”, которыми почему–то на Западе так прославлена Россия, – и прав известный перестроечный анекдот про японца: “Дети у вас хорошие, а все, что вы делаете руками – отвратительно!”...

Туалет вчера не работал весь день. Только вечером пришли его пробивать, как обычно, стальным тросом штатные ассенизаторы–зэки с “кечи”, его и колодец во дворе 4–го. Пробили; после отбоя все уже работало (и выстроилась очередь на час). С утра сегодня, перед подъемом – все было еще нормально; но с подъема – ОПЯТЬ!!! Та же картина: пол по щиколотку залит водой, один “обиженный” бедолага вычерпывает ее байзером (объем – 1 литр), а другие, уже двое – выносят и выливают во дворе в дренажную канаву налитое им. И конца–края этому не видно (носят уже опять с подъема вот до сих пор), как не видно и ассенизаторов с тросом. Поистине: вот она, дурная бесконечность русской истории...

В начале 10–го – опять прется шмон–бригада на тот “продол” – но оттуда вдруг перелезает “дорогой” (узкая щель в железном заборе, всего–то 1 прут вынут) на 4–й – и, по всей видимости, шмон на 4–м. Первый за этот Н.г. шмон на нашем “продоле”.

Сходил в ларек. Хлеба так и нет – но обещают, что скоро он будет, т.к. “сделают” печь в пекарне. Когда “скоро”? После Нового года, что ли? Мне осталось тут всего 87 дней, 12 1/2 недель...

24.12.10. 12–41

Главную новость, глубоко меня поразившую (тем не менее, я не сразу вспомнил ее сегодня утром), сообщила вчера вечером по телефону Маня: эмигрировал в Америку Нестеренко! “Солнце русской поэзии” конца ХХ и начала XXI века. Текст с его сайта, где он объясняет мотивы своего отъезда, Маня обещала прислать мне через мать на январскую свиданку.

Его стихи я постоянно повторял про себя и на воле, и – в большем уже объеме после того, как Маглеванная прислала в 2008 полную распечатку с его сайта – здесь, в лагере. Я жил и дышал его стихами. Нельзя сказать, конечно, что его эмиграция – это какое–то предательство, дезертирство и т.д.: он ничем не связан, никому ничего не должен, он – свободный человек; более того, один из самых свободных, приличных и достойных людей в этой стране. Упрекнуть его не в чем. И, разумеется, в общем–то, не новость, что в этой стране и не может жить ни один человек, понимающий сколько–нибудь свое человеческое достоинство, – об этом, с незначительными оговорками, писал еще Герцен. Не может и не должен, и сколько уже уехало... Но все же... Я пытаюсь представить: будет ли он там, в Америке, писать стихи, как писал их 20 с лишним лет здесь? Вероятно, да, и даже, м.б., по–английски, как когда–то Бродский, продолжателем традиций которого Нестеренко, по мнению некоторых (в т.ч. и моему) является. О чем? О статуе Свободы? О гражданской войне XIX века? О трагедии 11.9.2001 и борьбе с “исламским терроризмом”? Может быть. Мне лично трудно, почти немыслимо представить его вне этой, с рождения привычной, но, увы, неизбежной русской парадигмы, которую он так же ненавидел, как и я, вне этих зим и снегов, которые он так не любил и о которых писал шуточные стихи: “Но плетенье складных фраз не спасет от зимних трасс...”, вне этого всего, “родного”... Он был больше всего нужен здесь – и именно здесь имел смысл, именно здесь имели смысл и были востребованы его стихи – хотя бы мной, в лагере, чтобы повторять их, бродя по “локалке" в ожидании проверки. Будет ли все это востребовано и кому–то нужно там? Он сам ведь в 2003 написал эти пророческие, на все века – прошлые и будущие – русской истории строки:

Тем же жалким процентам,/Кто не чтит божества,/Азиатским акцентом/Отплатила Москва.

Даже если в ОВИРе/Проводят по уму – /Встретят в тамошнем мире/По клейму твоему.

Это про нас про всех. Он поступил наперекор этим своим же строчкам, которые я в 2008 приводил Мане, отговаривая ее от тогдашних мыслей об эмиграции. Во всяком случае, это огромная, невосполнимая потеря для меня и для нас всех, для всего мыслящего, что еще осталось в этой злосчастной стране. Если бы я стоял, а не сидел, услышав от Мани это известие по телефону, – у меня, наверное, подкосились бы ноги...

В остальном тоже все неутешительно. Шмона, правда, сегодня (пятница) не было, но это, скорее всего, потому, что опять сильно похолодало на улице. Мороз – градусов 20, не меньше, но узнать точно негде. В эту погоду особый кайф – лазить постоянно, причем без “телаги”, по двору, и особенно ночью, ибо туалет так и не работает! Какое–то непонятное затруднение – типа того, что у ассенизаторов нет троса, чтобы пробивать (куда трос девался – непонятно; по крайней мере, вчера вечером был). Умывальником тоже пользоваться нормально нельзя – слив заткнут, чтобы вода не текла в забитый общий слив, и он полон воды, которую “обиженные” вычерпывают байзерами и чем попало. Так что побриться, например, хотел вчера – хрен! Блатных это положение тоже заметно раздражает, они матерятся и злобно орут на “обиженных” – но сделать ничего не могут и они. Быт в полной разрухе, в сочетании с морозом это особенно чувствуется и “радует” душу. Тоска... Безнадега... Осталось мне 86 дней.

Вздумал вдруг утром, лежа в ожидании щмона, подводить итоги года – он ведь через неделю кончается. Увы, подводить оказалось нечего – буквально никаких важных для меня событий не мог припомнить Год прошел серо, тоскливо, вяло, словом – никак. Было много горечи, унижений, мерзостей; радостного ничего не вспоминается. Ну, перевели на 8–й, – так это уже не событие, после катастрофы перевода на 11–й в 2009–м... Ну, уехал Нестеренко... В общее, итоги года никак не складываются, их попросту – физически – нет. Если вспомню что–нибудь, напишу потом.

Косоглазый блатной узбек, на номер которого мать сегодня с полпервого собиралась мне звонить (сигаретчик ушел на сутки на свиданку) – пока я писал, подошел к моему проходняку с “трубой” в руках, посмотрел, на месте ли я – но ничего мне не сказал, а, как я понял, после этого взгляда на меня прямо здесь же нажал на телефоне “сброс” входящего вызова – и ушел. :))

22–09

Все совершенно ужасно. Туалет так и стоит затопленный, не работает. Морозище на улице весь день – не 20°, я ошибся, а все 30, не меньше. Через косоглазого ублюдочного узбека мать так и не дозвонилась, он ничего мне даже не сказал.

Русская зима, черт бы ее побрал, будь она проклята! – а особенно РУССКАЯ ЗИМА В ЛАГЕРЕ! Чувство полного тупика – невозможности нормально жить в полной разрухе быта...

25.12.10. 16–54

Поразительно, но туалет таки сделали ночью! Я не поверил глазам и ушам, когда, проснувшись ночью, впервые увидел и услышал это. Могут ведь, твари, когда захотят!.. Одна проблема успешно разрешилась.

На улице стало потеплее, пошел снег. В Москве ноль градусов, и мать, как всегда, боится – как она поедет 28–го, во вторник, на вокзал (ко мне), удастся ли проехать через эту распутицу и пробки, ею вызванные..

Матери позвонил только недавно, после обеда, когда пришел сигаретчик с “трубой” и двумя новыми “симками” – Билайн и НСС, номер которой он пока сам не знает. 300 руб. надо положить на Билайн в оплату за еще одну батарейку, им найденную, – сказал матери.

Перед самой проверкой вдруг опять зазвучало в воздухе слово “комиссия”, а сразу после проверки кто–то из малолетних начальничков прокричал в секции – мол, надо сделать для комиссии показушный вид, “убрать пепельницы и шкерки”, и вообще – “отнеситесь ответственно!”. Последнее меня особенно позабавило. Какая комиссия, идиоты, Новый год на носу!.. Вскоре после проверки явились отрядник (опять; он на проверке и считал) и какой–то Клешнин, который – помню эту фамилию – недавно тут уже мелькал. Но сейчас – было непонятно, то ли он приезжая “комиссия”, то ли уже тут работает; кто–то даже вслух спрашивал: мол, Клешнин, – а где же тогда Агроном? Что он, вместо Агронома теперь, что ли? Засели вдвоем в кабинете отрядника, Клешнин пару раз ходил оттуда в “козлодерку” и обратно, потом ушел.