Изменить стиль страницы

12.11.10. 9–53

Дневник мой становится однообразен... Мелкий ублюдок со 2–го яруса опять залезал ко мне в продуктовый баул – вчера вечером, видимо, или в обед – и украл последний блок сигарет с 2007 года, уже начатый – я отдал оттуда пачку “обиженному” за стирку, да еще одна выпала – и осталась валяться в бауле, а 8 пачек – украл... И шоколадка хорошая пропала из пакета там же, – теперь мне не хватит до свиданки, на 2 дня; хорошо, что есть еще другие шоколадки, которые я обычно не ем, и много их раздал этим мерзким блатным попрошайкам...

Вот так вот. Снявши голову, по волосам не плачут, конечно, – тут 5 лет жизни потеряно, и что уж после этого плакать над блоком сигарет, да даже и над 7–ю блоками (тем паче, я не курю)... Но все–таки этой гадине, этой гнусной, неисправимой твари я лично переломал бы все ноги, все ребра, своими руками забил бы, отрезал бы уши, выколол бы глаза, – пусть доживает, как хочет... Очень, очень жаль, что нельзя – здесь на страже даже такой мрази (хорошо им самим известной как “крыса”) стоят всей кодлой такие же, только во много раз более злобные ублюдки, сидящие за точно такие же “подвиги” – воровство и грабеж...

14.11.10. 9–00

Проснулся сегодня в 15 минут 2–го ночи – и понял, что – всё, пропала ночь!!. Теперь не уснуть до утра, – хорошо еще, успел хоть 2 часа поспать... В соседнем проходняке, на стремщицкой шконке и с обеих ее сторон (т.е. в том числе и на моей шконке, в моем проходняке!) насекомые усаживались играть в карты...

Сперва были вроде бы в основном эти же стремщики, но потом из них остался только один, второй лег спать – и кодла почти вся оказалась составленной из жутких харь с того конца секции. В полпятого утра, проходя мимо, к игре присоединилась и косоглазая узбекская харя – главный (в этой секции) блатной азиат...

Мало того, что еще до начала игры у них в проходняке горела лампа, что мешает спать уже само по себе. Теперь же они гомонили и галдели вовсю, абсолютно не заботясь о ночном времени и сне окружающих, а после каждой партии, постоянно переругиваясь, выясняли, кто как сыграл, на сколько “попал”, сколько выиграл – и записывали в тетрадку. Писала харя настолько омерзительная, ущербная, откровенно уголовная и вызывающая у меня одним своим видом такое отвращение, что описать невозможно – и она же горланила больше и громче всех.

Еще в самом начале их игры какой–то хмырь, несмотря на мой протест, уселся на край моей шконки (я воспринимаю это как крайнее унижение, плевок в лицо – спишь ты, не спишь, нам все равно, мы и ночью плюхнемся на твою шконку и будем заниматься, чем нам надо... В ответ они обычно говорят, что шконка не твоя и вообще ничего твоего здесь нет.). Посидев немного, он с ворчанием о том, как неудобно ему сидеть, притащил табуретку, впёр в проходняк и уселся на нее. Но через некоторое время опять кто–то уселся на саму шконку в ногах, прижав мое одеяло. Лежа к ним спиной, я оглянулся – это был верхний мелкий сучонок–вор; он сам не играл (не на что!!! :), но все время норовил пристроиться наблюдать это зрелище, то стоя, то сидя. Он уходил, потом приходил и садился снова, а порой вместо него приходили и садились другие.

Забавно, что владелец шконки по ту сторону “казино”, на которой сидели узбек и др., проспал до 6 утра и обнаружил на своей шконке “толпу народу”, по его словам, только утром. Я же больше уже не сомкнул глаз, хотя в ожидании, что. м.б., вот–вот все же кончат и разойдутся, встал и оделся не в 5 утра, как обычно, а в 5–30. (Воскресенье, зарядки не было, но свет включили на этот раз ровно в 6 утра. Кстати, не было в 5 и ритуального ежеутреннего упаковывания телефонов, относа их и прятания в каптерке, – этот ритуал совершается обычно как раз на этой шконке, на которой сегодня играли...)

Как назло, даже утренний обход не зашел на 8–й. Я лежал и думал, что, видимо, надо собираться на завтрак, а после него, придя и кое–как раздевшись и забравшись (через них!) на шконарь – лежать и тоскливо ждать, когда же они наконец закончат, уйдут – и можно будет позавтракать, попить чаю... (Приготовить до завтрака, естественно, они мне не дали.)

Однако, к моему удивлению, эти твари вдруг решили пойти на завтрак! Я обрадовался: остается только прийти назад раньше их, что нетрудно. Хотя бы спокойно раздеться и лечь...

Пошли. К счастью, ночной дождь прекратился. Я нервничал только, что сучонок, уже подметший и помывший пол, остался в бараке – воровать у меня; но, придя, его не застал, украдено, по–моему, тоже ничего не было.

У столовки – сюрприз! – стоял Агроном и пара каких–то “мусоров” с ним. Он прежде всего заорал, чтоб все опустили воротники – все покорно опустили; я, стоя сзади, и не подумал, – на улице дул сильный холодный ветер. Затем он с руганью и ворчанием, как обычно, стал выстраивать по трое, проходя до самого хвоста колонны. Увидя в конце ее меня, с поднятым воротником, да еще стоящего не в строю, а слегка поодаль – он не сказал мне ни слова! :)) Запустили внутрь, я походил туда–сюда по двору столовки и, пока он с такой же руганью строил подошедший за нами 9–й отряд – я вышел вон и пошел в барак. “Мусор”, стоящий у ворот, не сказал мне ни слова...

Пришел, приготовил себе завтрак, поел – игра, слава богу, не возобновлялась, зато в “стремном” проходняке только про нее теперь и были разговоры. Из этих разговоров следовало, между прочим, что игра таки продолжится, но вечером – и опять на всю ночь, это ясно! И, не дай бог, опять здесь же, около меня, – значит, спать не дадут и эту ночь!.. Будьте вы все прокляты, суки, мрази, выродки, Untermenschen! С какой бы охотой я лично пошел бы на вахту и рассказал там про ваше сегодняшнее паскудство и планы завтрашнего – если б только знал, что одних моих слов, без поимки вас с картами в руках, будет достаточно для 15 суток ШИЗО!..

Сижу, пишу. Сонный, усталый – не смертельно, конечно, но все же не спать ночь – это тяжело и сказывается теперь на самочувствии. Старею... А ведь еще переписывать... Слава богу, в секции стало посветлее, а то когда вся эта ночная шелупонь, приходя с завтрака, вырубает свет и заваливается спать (после ночи за картами и пр.), – темнота такая, хоть глаз коли...

А с этим сучонком, укравшим сигареты, позавчера я обнаружил эту пропажу и написал о ней, – догадался: разум это или инстинкт, уж не знаю, – но только куда еще он может девать украденное??! С нескольких попыток, но все же нашел в раздевалке пакет этой твари – раньше лежал под моей шконкой, теперь висит под ее телажкой на крючке. Сигареты, 6 пачек из украденных 10–ти, были там – и я их забрал. Итак, справедливость опять восторжествовала!.. :)

19.11.10. 15–15

Все хорошо. :))) Игра в карты продолжалась вчера еще с раннего вечера – но, слава богу, не здесь, а в том конце секции, в более блатных проходняках. Так что эту ночь я спал вполне нормально. Более–менее нормально сходил и в баню – правда, ждать пришлось долгонько, т.к. уже штук 6 “леек” в этой бане, всего–то месяц примерно, как открытой, уже не работали. Но счастье – это одеваться, вымывшись, сидя, а не стоя, причем сидя не на куче чужих вещей, а на скамейке, не забитой наглухо этими вещами и пакетами, и не в такой толчее, как первые разы.

Понедельник. Шмона не было. На улице прохладно, ветер, но мороза и снега еще нет, остатки луж и грязь от дождей.

Из плохих новостей – в ларьке нет хлеба! Продавщица сказала, что сломалась пекарня и черный хлеб не пекут, – а про белый я даже и спрашивать не стал. Если на неделе не появится – к субботе кончится и вольный хлеб, и завтракать будет нечем.

Из хороших новостей – 2 дня подряд, вчера к вечеру и сегодня утром, приходила ко мне молоденькая кошка Рыська, приметной окраски – серая, а сквозь серое на спине пробивается рыжина, знакомая мне еще по 11–му бараку, по лету этого года. Считалась она там кошкой завхоза, он притаскивал ее в барак – а она опять уходила и носилась по всей зоне, где хотела, иногда возвращаясь домой. Сейчас завхоз этот – уже завхоз 2–го,а Рыська продолжает свои странствия – сперва просто на 8–й (где под столом “обиженных” в “фойе” на нее накинулся обычно смирный, тихий кот Васька, вцепился, видимо, в нее, – она страшно визжала), а потом и ко мне в проходняк. Видя, как она что–то вынюхивает на полу проходняка, я взял ее к себе, стал гладить, она разнежилась, разлеглась, замурчала; потом заснула на мне, а после – сойдя с меня, на шконке. Это же повторилось и сегодня, я увидел ее в проходняке – и она спала на шконке, дожидаясь меня из бани; потом я повозился с ней, она еще поспала – и ушла только перед самой проверкой.