Мерзкий домушник, принеся мне вчера телефон, ловко так под это дело начал вчера клянчить “2 конфетки” к чифиру, а потом, ловко так, незаметно перейдя, – уже полшоколадки! Я отказал, хотя он приходил ныть и клянчить несколько раз. Еще лишний повод ему тоже оказать мне в связи, – и запрещено, и личный мотив, вот он, пожалуйста.

Мать звонила Большакову и говорила с ним о переводе меня на 8–й. Он обещал “поговорить”. С этого проклятого СДиПовского барака надо сваливать в любом случае.

Настроение уныло–безнадежное, огромная, жуткая, давящая усталость. Не будет теперь нормальной связи с матерью, – а впрочем, когда она была, НОРМАЛЬНАЯ–то?!. Что ж, мы переживем и это, я надеюсь; и не такое уже здесь видали. Тяжелая штука эта жизнь, одни опасности, “наезды” и тоска... Самое обидное – что все это зря. Это не восхождение куда–то, за облака, это всего лишь путь в никуда, в пустоту...

Осталось мне 472 дня, год и 3,5 мес.

4.12.09. 8–50

Утро пятницы. Опять Заводчиков с самой зарядки на “большом продоле” контролирует прохождение всех отрядов, в полном составе и строем, на завтрак. Палыч тоже ходит туда–сюда с самого утра, вот только что – повел лично всех “школьников” в школу. ““Макар” создает проблемы только своей администрации”, – как сказал мой сосед со сломанной рукой. Заставляет их наворачивать режим, лично водить, ходить, контролировать. Правда, Большаков сказал матери, что еще неизвестно, останется ли Макаревич постоянно...

10–04

Пятница, но у них опять шмон – на сей раз на 9–м! Там 10 “мусоров”, включая Палыча и отрядника 5–го, у ворот 9–го стоит телега с лошадью, а по двору 6–го, как всегда, гуляет 1 “мусор” – следит за окнами 9–го на 2–м этаже. Суки!.. Долгое время у них не было по пятницам шмонов, и я, помню, все успокаивал себя этим, ходя с 13–го по пятницам в 10–м часу утра в баню. Но при Макаревиче – “Начинайте свой рабочий день с обыска!” – шмоны будут в любой день, независимо от праздников и выходных...

6.12.09. 8–45

Воскресенье. Все спят, – вся секция и вся зона. Настроение 2–й день ужасное, тоска, отчаяние, боль и ужас такие, как были в начале, когда только привезли сюда, – в 7–м году, в начале 8–го... Ощущение, что загнан в угол и деваться некуда, а впереди еще год с лишним... Почему? Откуда это? Не знаю... М.б., потому, что уже практически несомненно: в среду (если не раньше!) опять будет шмон; скорее всего – у нас; и 100% при этом шмоне у меня отберут мое личное красное одеяло, 2 года мне верно прослужившее... Теперь тут такая система, что по 2 одеяла иметь нельзя, – никто этого запрета вслух не объявлял, но 2–е одеяла стали тут же отбирать, если замечают. И причем, суки, мрази, ублюдки, не казенное ведь норовят забрать (узенькое и тоненькое, как тряпочка), а свое, хорошее; тогда, при шмоне 31 марта на 13–м, старый подонок–“мусор”, животное, уже пытался отнять, но я не отдал. Сейчас, если оставлю в бараке и найдут – все равно, под матрасом или сверху, – оно точно пропадет, потом уже не вернуть. Лучше бы уж, действительно, шмон с вещами устроили, – я бы его в 3–й баул, на самое дно засунул, как тогда, в конце октября, и, по крайней мере, имел бы хоть какой–то шанс сохранить... А так – спи под телогрейкой, пока привезут из Москвы новое (да еще добраться бы до телефона, чтобы позвонить матери и заказать)...

А м.б., еще и потому такая дикая тоска, что зима опять, опять бесснежный лютый мороз, как было и в том декабре, год назад. Снега нет, от холода я околеваю, сегодня вышли на завтрак – нос у меня слипается при вдохе; значит, градусов 15 мороза есть... Сосед со сломанной рукой – высококлассный сапожник, говорит, что из “прощаек”, которые у него лежат в бауле без подошв (42–го размера, – как раз мой!), может сделать “коты” – надо только найти подошвы от “гадов” и казенную шапку на опушку “котов” поверху мехом. Да еще – чтобы у него гипс сняли и рука не болела работать. Я ему сказал вчера, чтобы с этими “котами” имел меня в виду, но в любом случае скорого их изготовления не ожидаю. В них, когда постоишь на проверках, все равно точно так же будут мерзнуть ноги, как и в “гадах”... Да и хранить столько обуви негде.

Одна–единственная радость – вчера к вечеру “обиженный” Юра с 13–го опять принес мою Маню. Муську. :)) И опять она, как прежде, спит у меня в ногах и умильно трется головой и ухом об руку, прося есть. Родное мое, любимое существо, к которому я уже душой прирос, – опять она со мной. Надолго ли? Бог его знает... “Среди такого зверья животному не выжить”, – как казалось мне еще недавно. Но – пока никто ее не трогает; тот мерзкий “козел”, что тогда распоряжался искать ее под шконками, чтобы убить, – увидев, даже погладил и ласково потрепал. (Правда, вчера ему было не до кошек, – этот идиот перед утренней проверкой оставил на минуту на шконке чужой телефон, и тот исчез; искали и выясняли, кто взял, целый день, а мелкое наглое чмо, всем тут рулящее, лично приходило в секцию и распоряжалось, чтобы никто тут этому “козлу” телефон больше не давал ни под каким предлогом.)

Воскресенье. Утро. Затишье. Недолгое затишье перед очередными бурями начинающейся завтра недели: комиссиями, шмонами, обходами макаревичей и заводчиковых (эх, перебить бы, передавить бы всю эту мразь!..) и т.д. и т.п. Тоска... Я знаю, что мне не так долго уже осталось; что теперь уже довольно высока вероятность моего здесь выживания и благополучного возвращения домой; что все это – суета сует, и ни о чем не стоит беспокоиться... умом я все это знаю, – но не могу подавить в душе это отчаяние и тоску. Сердце сжимается...

Прошла 68–я неделя, ничем особенным не отмеченная, – разве что возвращением Муськи. Осталось мне здесь ровно 67 недель – 469 дней, или год и 3,5 мес.

7.12.09. 15–21

Понедельник. С утра, после завтрака, ждал шмона, но его не было. Ждем до среды?.. Кошка Манька, сволочь, вчера ночью опять сбежала – и не пришла до сих пор. Не хочет здесь жить, это уже ясно. Выжили, суки... Я попрошу Юру принести мне ее еще раз, – последний... Сосед–сапожник с утра весь день делает мне “коты” из “прощаек”, к ужину они уже могут быть готовы. Неказистые с виду... Мороз на улице по–прежнему дикий, снега нет, тупой, лютый бесснежный мороз. Ноги отмерзают – и в ботинках и выше.

Тоска, усталость, отупение какое–то, отвращение к себе и к миру. Здесь побывав, выварившись годами в этом котле, – все, что любил прежде, поневоле начинаешь ненавидеть. Кошек, например... Или любые отношения с противоположным полом... Отвращение такое, что тянет блевать...

8.12.09. 16–18

Вторник. “Официального”, как он обычно бывает, шмона не было, но – за час с небольшим до утренней проверки явился Палыч, раздал сперва письма – и пошел лично шмонать секцию! Опять заглядывал за все тумбочки с фонариком, лазил в них, поднимал подушки и матрасы, рылся в постелях... Идиот! Прошел ту сторону секции, у окна – и пошел–таки по нашей. Выгнал нас с соседом–сапожником из проходняка, пощупал мой пакет с лекарствами, висящий над изголовьем, откинул подушку, матрас, лежащее под ним сложенное одеяло, пощупал по очереди все тряпки (“тепляки” и пр.), лежащие еще ниже... Оскорбительно все это мне было – до последней степени. Про пакет с лекарствами заметил, что “надо убрать”; еще по поводу чего–то – “чтобы мне за вас не приходилось краснеть”. Из этой фразы мой сосед–сапожник заключил, что завтра будет шмон. Сам я в этом практически не сомневаюсь. Волнует меня при этом только судьба одеяла, – Палыч–то его уже 2–й раз не забирает, он все же не настолько оголтелый, а ЭТИ – заберут...

А холода продолжаются. Лютый мороз на улице. В секции тоже холодно, по ногам тянет как с открытой двери или окна, хотя я посмотрел – все закрыто. Нос и ладони тоже мерзнут.

Попалась недавняя “Российская газета”, и в ней – большая статья про недавний взрыв “Невского экспресса”. Пишут об этом Павле Косолапове, о котором недавно впервые говорила мне Маня, – раньше я этого имени вообще не слышал. Если все это правда, если такой человек действительно есть и воюет против русской империи вместе с моджахедами Кавказа (и всеми прочими, кто с ними солидарен), – то это очень здорово, и человек этот – герой! Весьма вероятно, что теперь его начнут раскручивать российские СМИ – и со временем он станет “врагом №1” этого государства, как был им при жизни Шамиль Басаев... Во всяком случае, моя личная поддержка любым доступным мне способом, начиная с моральной, из тюрьмы и на воле, ему гарантирована.