— Не надо, Люся, переодеваться, — удержал ее Константин. — Ведь мы же свои люди. Ваш халатик вам так к лицу.

— Да? — просияла хозяйка. — Как вы меня находите? Постарела я за эти годы?..

— Нисколько, — зная ее слабость, ответил он. — Вы все такая же интересная, привлекательная.

Хозяйка порозовела от удовольствия. Конечно, Константин заметил, что за эти годы она постарела. У глаз ее обозначились веера морщинок. В черных волосах засеребрился иней седины. Ей было уже далеко за сорок, но выглядела она моложе.

— Мадеры? Коньяку? — спросила она.

— Уж лучше, конечно, коньяку. Говорят, что он не вреден для здоровья, даже, как говорил мне Черчилль, полезен…

— А вы разве с ним встречались?

— А как же? Когда-то я, Люсенька, был большим человеком в донском правительстве… Представителем ездил в Лондон… Я-то ездил в Лондон, а в это время проклятый Брэйнард мою жену обработал и в Англию увез. Да что вам, Люся, об этом говорить, вы же прекрасно обо всем осведомлены… Приятельницей были моей жены…

— Ну ладно, — сказала хозяйка успокаивающе. — Не вспоминайте об этом, Константин Васильевич.

Сюзанна принесла коньяк, рюмки, тонко нарезанный лимон с сахаром, поставила коробок на стол с прекрасными гаванскими сигарами, оставшимися еще от хозяина.

— Можно? — вопросительно взглянул Константин на хозяйку, беря из коробка сигару.

— Курите, конечно.

Константин закурил.

— Милая Люся! Как же это так внезапно умер Сергей Венедиктович? — спросил он сочувственно.

Хозяйка всхлипнула, приложила надушенный платочек к глазам.

— Это ужасно, Константин Васильевич. Я так его любила. И он ко мне всегда хорошо относился… Он все жаловался на печень. Врачи ничего не могли определить. Оказался рак. Операцию делать было уже поздно. Каких только знаменитостей я не приглашала к нему… Ничто не помогло… Умер мой Сереженька.

Поговорив об умершем, Константин спросил ее:

— Ну и какие же у вас теперь планы?

— Никаких, — простодушно ответила она и развела руками. — Замуж я пока не собираюсь выходить. А что касается средств к существованию, то об этом я не беспокоюсь. У нас были кое-какие сбережения. Мне пока хватит. Сереженька был бережливый. Но вот в хозяйственных дела я совсем не разбираюсь…

— В каких это хозяйственных?

— Да разве вы не знаете? Ведь Сережа открыл в Латинском квартале на бульваре Сен-Мишель фешенебельный салон, или, вернее, студию. У него работало много известных художников. Это было очень выгодное предприятие. Оно давало нам большой доход. А вот без мужа я просто боюсь содержать студию. Прогорю. Я ничего не понимаю в делах. Меня могут обманывать. Ведь верить никому нельзя…

Константин, слушая Люсю, молчал, словно задумался о чем-то. Хозяйка долго болтала обо всем, что только ей приходило в голову, потом вдруг что-то вспомнила:

— Константин Васильевич, а я ведь вам и забыла сказать. Мне несколько раз писала Вера, спрашивала о вас. Можно ей ответить, что вы сейчас в Париже?

— Как хотите, — передернул плечами Константин. — Любопытно, зачем я ей понадобился?

— Мне кажется, я догадываюсь, — сказала хозяйка. — Она, наверно, хочет получить от вас официальный развод. Как я поняла из ее писем, за ней ухаживает какий-то видный немецкий генерал. Она, видимо, намеревается выйти за нею замуж…

— Вон оно в чем дело, — протянул Константин. — Тогда напишите. Я ей развод с удовольствием дам. Пусть выходит замуж хоть за самого черта. Для меня что безразлично.

Константин пил коньяк рюмку за рюмкой и пьянел.

— Пейте со мной, Люся, — говорил он. — А то мне скучно одному пить.

Выпила немного и хозяйка.

— Константин Васильевич, — жаловалась она. — Что я буду делать одна, слабая, беззащитная женщина? Муж оставил мне кое-какие средства, титул. Я, конечно, могла бы пробиться в высшее общество. Но зачем мне это? Ведь, будем говорить откровенно, я уже не молода. Мне, вы сами, наверное, знаете, сорок четвертый год… Ужас!

— Будь здорова, княгинюшка, — чокался с ней Константин и пил. — Дай я тебя поцелую, дорогая…

Они целовались.

— Слов нет, — болтала начавшая хмелеть хозяйка, — я и сейчас могу составить неплохую партию… Какой-нибудь прогоревший маркиз…

— Люся, плюнь ты на маркизов, — обнял ее Константин. — На черта они тебе нужны? Не забывай, ты ведь простая казачка. Семикаракорской станицы. Ты ведь не сумеешь держать себя подобающе в их кругу…

— А вы, Константин Васильевич, сумеете? — обиделась хозяйка.

— И я не сумею. Да и не стремлюсь туда. Я знаю, кто я… Простой казак Дурновской станицы…

— Но вы же все-таки генерал, — возразила она.

— Дрянь, а не генерал… Люся, зачем тебе муж? Найди себе любовника. А хочешь — давай с тобой жить… Сядь ко мне на колени…

— Сюзанна может войти, — прошептала Люся.

— Ну, ладно… Ты говоришь, что тебе нужна мужская рука навести порядок, да?.. Так вот смотри, — засучив рукав, показал он ей свою мускулистую, с вздутыми синими жилами руку. — Вот она! Хочешь, я наведу в твоей студии порядок? Если хочешь, то, ей-богу, наведу. Ты не смотри, что я старый. Мне пятьдесят четыре года, но я волевой человек.

— Костя, ты уже пьян, — перешла на «ты» и она. — Обо всем мы с тобой договоримся. Меня твое предложение устраивает. А сейчас я велю постелить тебе в кабинете мужа.

Так Константин заночевал у своей землячки…

XIV

Константин связал судьбу свою с судьбой Люси. Она упрашивала его перейти в ее квартиру. Но он хотел быть свободным и продолжал жить на Монмартре, снимая небольшую скромную комнатку у бедной вдовы.

Его не прельщала жизнь сутенера вроде Чернышева. Он надеялся, что сумеет честным путем заработать себе деньги на жизнь. Каждый день он ездил в Латинский квартал на улицу Нотр Дам де Поторон де Сен-Мишель, где находилась художественная студия, или, вернее, как было громко обозначено на вывеске: «Художественный салон графини Люси Сфорца ди Колонна княгини Понятовской».

Константин именовался директором этой модной студии и, как все служащие, аккуратно расписывался в платежных ведомостях, получая свой заработок. Но все сотрудники студии относились к нему как к хозяину, зная о его интимных отношениях с Люсей.

Константин быстро сумел освоиться с работой студии. Сотрудники, почувствовав его твердую руку, подтянулись.

В студии работало пятнадцать молодых художников, главным образом, начинающих. Это были бедняки, которые в домашних условиях не могли совершенствовать свое дарование. А в студии они учились да еще и подрабатывали себе на хлеб.

Среди бесшабашной молодежи в студии было трое пожилых. Эти люди посвятили всю свою жизнь живописи, и их нельзя было назвать бездарными. Они были хорошими мастерами, но жизнь сложилась у них нескладно, своих студий они не в состоянии были иметь, и вот на старости лет им пришлось пойти в чужую в качестве наемных мэтров, обучать молодежь.

Молодые художники рисовали с натуры или писали маслом, выполняя заказы на портреты, картины или отправлялись к заказчикам и там художественно оформляли богатые аристократические квартиры.

В общем, Константин сумел поставить дела так, как они были и при покойной Понятовским.

Теперь он был занят каждый день и нашел интерес к жизни.

Однажды в салон Константину позвонила Люся.

— Алло! Ты, Костя?

— Да. Ты что, Люся?

— Приехала Вера… Сейчас звонила мне. Я еду к ней. Она несомненно, будет спрашивать о тебе. Что ей сказать?

— Скажи, что развод я в любое время ей дам.

Примерно часа через два Люся снова позвонила.

— Константин Васильевич, — сказала она официальным тоном, каким она обычно говорила с ним при посторонних людях. — Вы очень заняты сейчас?

— Не особенно. А что?

— Я сейчас у Веры Сергеевны. Вы не смогли бы сейчас приехать сюда? Она вас приглашает…

По суховатому тону было видно, что Люся не хочет, чтобы он приезжал, и позвонила она ему лишь потому, что об этом ее просила Вера.