Одна из четырех стен белого дома мерцает багровым оттенком. Минутой прежде Иосиф разжег в мангале огонь. Дрова и бумага, в силу своей сухости, занимаются моментально. Лотар приносит с веранды маленький стол.

Вечером, пока они пили чай и беседовали, из Мюнхена пришла машина: им привезли ужин. Точнее, продукты, из которых они должны его приготовить. В бумажном свертке – маринованное мясо, пиво и овощи.

– Наверное, это насмешка, – бурчит Лотар, насаживая на шампур куски мяса. – Выбить человеку тройку зубов, а потом угостить мясом. Все же, превозмогая боль, назло всем, я буду жрать! Пить пиво и жрать! Ибо последний раз я ел восемь десятилетий назад.

– Вперед, – поправляет Иосиф.

– Какое это имеет значение?

– И впрямь.

Угли весело потрескивают. Мясо покрывается аппетитной корочкой, испуская заманчивый аромат. Эсесовцы, расставленные по периметру, теперь всё чаще снуют ближе к огню. В оцинкованном ведерке много заготовленной свинины, но друзья не собираются делиться, пока не насытятся сами. Таков истинный закон природы выживания. Но прежде всего – закон голода.

Откупоривают пиво. Бутылки веют прохладой, а из горлышка поднимается легкий дымок.

– Замечательно! – восхищается Иосиф, закусывая пиво мясом и запеченным луком. – Как только ваш Гитлер от всего этого отказывается?

– Для того чтобы занимать в этом мире достаточно высокое положение, нужно ставить себя в жесткие рамки ограничений. Чем выше эти рамки, тем выше положение. Человек, отказавшийся от всего, кроме власти, власть будет иметь в избытке. Как отказавшийся от излишков еды получит фигуру, а от развлечений и праздности – светлый ум и ясные мысли. Если Гитлер начнет пить шнапс наравне с уличными пьянчугами, он быстро закончит политическую карьеру. Люди перестанут его слушаться, когда поймут, что он такой же человек с земными слабостями, а вовсе не мессия, посланный провидением.

– А если люди сами начнут вести трезвый и правильный образ жизни? Чем тогда хвастаться Гитлеру?

– Здесь дело не в хвастовстве. В обществе и сейчас много тех, кто либо не пьет совсем, либо крайне редко. Он, как фюрер целого народа, просто обязан служить примером. Что если, скажем, он разжиреет, как Геринг? Если сопьется? Кому нужен такой вождь? Его будет ждать бесславная дорога на свалку истории.

– По-видимому, тяжело постоянно во всем себе отказывать?

– Вряд ли. Когда на тебя смотрят миллионы, есть ради кого идти на лишения. Тем более в чем на самом деле он себе отказывает? – Лотар поднимает бутылку пива. – В этом? Или, – взглядом указывает на солдата, дымящего сигаретой, – в этом? Это категория вредных привычек, которые противоречат истинной природе человека.

– Если мне не изменяет память, вредность табачного дыма откроют только в 50-х, – говорит Иосиф. – А вред от алкоголя люди не распознают и в наше время. В целом, Лотар, ты говоришь правильные вещи: чтобы вершить дела, нужно иметь трезвое, незатуманенное сознание. Но тогда как быть с нашим Сталиным и с их, – указывает на север, – Черчиллем? Оба не прочь побаловаться спиртным. Оба почти всегда обкурены…

Вспышка на горизонте обрывает Иосифа. Это взблески отдаленных молний. На востоке, за сотни километров отсюда, бушуют две стихии. Стихия Земли – порывистый ветер с дождем и грозами. Стихия человечества – град рукотворного огня, взрывы и выстрелы.

– Там война! – вздыхает Иосиф.

– И потенциально мы можем стать ее свидетелями. Махнем на границу?

– Мертвый свидетель все равно не свидетель, – мотает головой Иосиф. – Пользы от нас двоих в зоне боевых действий не будет никакой. Вот куда бы я сейчас отправился, так это на встречу с каким-нибудь влиятельным политиком рейха. Например, с Гитлером, чтобы его прикончить.

– Почему бы тебе не отправиться на Восток, прикончить Сталина?

– Или Сталина, – соглашается Иосиф. – Какая между ними разница? Оба хороши. На счету обоих миллионы жизней. Историки не прекращают спорить, кто убил больше, – кстати, товарищ Сталин пока выигрывает. Если подумать, то покушаться лишь на одного из диктаторов не имеет смысла, ибо влияние другого тут же возрастет. Пока они живы и находятся в противостоянии, ими создается своего рода баланс. И когда один, благодаря кончине другого, займет лидирующие позиции, получив безграничное влияние, гарантий, что свирепства не примут лавинообразный характер, просто не существует. Я даже представить не могу, что делал бы Гитлер, захвати вермахт весь мир. Когда на планете не осталось бы сил противостоять его кровавой машине. Газовые камеры и крематории строили бы размером с город! Представляешь лагерь площадью с Нью-Йорк, где вместо небоскребов кислым дымом человеческих останков чадят массивные двухсотметровые трубы? Наверняка точно так же поступил бы и Сталин, с одним лишь различием: его лагерем стал бы весь мир, а все жители планеты – бесправными узниками. Поэтому в идеале меня устроит встреча только с обоими и возможность покончить сразу с двумя.

– Не люблю часто отвечать согласием, но ты прав. А вообще, Йозеф, это не наше с тобой дело. – Лотар откупоривает очередную бутылку. – Мы здесь по чистой случайности, гости в чужом доме, а как нужно вести себя в гостях?.. Правильно: пить чай и ничего не трогать. Пусть нас вернут. А то так все испортим, что возвращаться будет некуда.

Иосиф укоризненно поднимает брови. Судя по настроенности Лотара, доказывать противоположное пользы не возымеет. Случайности во Вселенной происходят намеренно и несут в себе замысел. С первого взгляда разгадать комбинацию Великой Шахматной Партии невозможно. Нужно присматриваться, изучать, менять ракурсы и постоянно думать. Только при таких условиях в глубине сознания может проблеснуть искра понимания. Но и это еще не все. Необходимо пуститься вдогонку за этой искрой и в тусклых переливах её естества распознать квинтэссенцию высшего смысла.

С тех пор как они оказались в этом пригородном мюнхенском доме, Иосифа не покидает чувство преднамеренности происходящего. Словно кто-то очень властный ведет свою игру.

По дорожке шуршит эсесовец.

– Давай к нам! – подзывает Лотар, указывая на мангал, где на слабых углях допекаются остатки свинины.

– Извините, нельзя. Я на службе.

– Ладно тебе, – усмехается Лотар, – мы никому не скажем. В конце концов, не пропадать же такому сочному мясу! Но если не хочешь – не надо, мы оставим его на завтрак.

Эсесовец сворачивает с тропинки.

– Главное, чтобы старший меня не заметил, – волнуется он.

– Ешь и ступай. А можешь взять и закусить по дороге.

– Не люблю жевать на ходу, – отвечает солдат. – Давайте сюда ваш кебаб. А можно угоститься глотком Пауланера?

– В нашей забегаловке можно все! – Лотар протягивает бутылку и шампур.

Эсесовец начинает шустро уплетать свой поздний ужин. На узком продолговатом лице, где белая кожа словно маска, сокращаются мышцы скул.

– Сами-то знаете, кого охраняете? – выждав время, интересуется Лотар.

– Нет… – солдат осекается. – Не имеем права разглашать.

– Так не знаете или не имеете права? – настаивает Лотар.

Парень оглядывается по сторонам.

– Был приказ охранять апартаменты и двух поселившихся человек. Обращаться как с важными гостями, но вольностей не позволять. В частности, исключить попытки проникновения за территорию, даже если будут настаивать. Вот какой у меня приказ.

– Ты жуй, жуй. Угощая, мы тебя не подкупаем, – заверяет Лотар.

Солдат проглатывает последний кусок и поправляет съехавшую набок пилотку.

Иосифу было бы приятно завязать беседу с этим парнем. Он любит много говорить, когда действительно есть о чем. Он бы с охотой выслушал мнение молодого эсесовца о мировой обстановке, о фюрере и о многом другом. Вдобавок, этот солдат олицетворяет собой прообраз, которым в СССР и России пугали и пугают школьников, каковые потом всю оставшуюся жизнь имеют ограниченную точку зрения. Но у такого разговора могут быть последствия.

– Расскажи-ка нам, парнишка, Польшу-то уже взяли? – спрашивает Лотар. Затем добавляет: – Время-то на подходе.