Выходя из своего кабинета, Малинин подумал, что Чумаков в последние дни совершенно притих, перестал появляться у Малинина, на телефонные звонки отвечает кратко и невнятно. И это тоже означает только одно — нашел что-то пылкий Чумаков и раскручивает, чтобы принести и выложить готовенькое. В другое время можно было бы и подождать, дать ему поте шить свое самолюбие, но сейчас каждый факт мог повернуть весь ход рас следования, а потому Чумакова надо подтянуть.

В душе Малинина жило предвкушение удачи. Он верил, что с минуты на минуту кропотливая работа начнет давать результат первые узелки уже завязались, и Малининым овладевало исподволь предчувствие успеха, в нем просыпался веселый азарт, сдерживаемое им самим нетерпение, для которых пока что особенного основания и не было. И даже Дмитриев, находка Осецкого, не был ясен еще, хотя совпадало многое…

А Чумаков тем временем мотался по городу как заведенный. Ему помогали участковые инспектора, но нагрузка была большой: Григориев Коваленко оказалось в Приморске двадцать девять. По возрасту подходили только четверо. И ни один из них на курсах в трамвайно-троллейбусном управлении не учился. На всякий случай Чумаков запросил областную справку по пригородным районам — вдруг там найдется Гриша Коваленко — сварщик и резчик.

Мало что дало и посещение самих курсов. Геннадий Александрович Миропольский, плотный пятидесятилетний мужчина с властным значительным лицом и ухватками крупного руководителя, принял Чумакова прохладно, говорил веско, утомленно — производил впечатление. Докладной Тюрикова он конечно, не помнил. Что-то такое, кажется было, но припомнить в точности Миропольский не мог. Акт же о списании автогена нашелся в делах — там было все по форме — печать, номер, дата, три подписи.

— Это бывает, — грустно покачал головой Миропольский. — На бумаге все по форме, а на деле — разгильдяйство. До всего руки не доходят. Тридцать мастеров и преподавателей, курсантов по двести человек в каждом наборе, да вспомогательное хозяйство, да большая организационно-воспитательная работа, да нагрузки по линии райкома и райисполкома. Согласитесь, тут трудно проконтролировать каждый случай списания инвентаря. А малоценным оборудованием вообще занимается заведующий хозяйством — его можно вызвать, если товарищ из милиции хочет.

Товарищ из милиции не хотел. Если бы Чумаков не знал всего происшедшего заранее, он ни за что не поверил бы, что Миропольский просто врет. Торопливо и постыдно врет — с важным видом.

— Возможно конечно, что аппарат и в самом деле пришел в негодность, а может быть, пропал, а его списали, чтоб было тихо. Знаете, сейчас с кадрами трудности. Всякие люди попадаются. Но я разберусь лично. Разберусь, обещаю вам, и самым строжайшим образом накажу непосредственных виновников.

— Вот этого как раз делать сейчас не надо, — сказал Чумаков решительно. — Пожалуйста, никаких разборов и никаких наказаний. И вообще про мое посещение и наш разговор пока никто не должен знать. Никто.

Миропольский согласно закивал.

Как ни хотелось Чумакову всыпать этому начальнику по первое число, но это нужно было отложить до лучших времен. У вора тут могли быть знакомые, шум вокруг пропажи мог докатиться и спугнуть Коваленко.

— Попрошу списки ваших курсантов за прошлый год и направления, по которым они зачислялись на курсы.

В списках Чумаков легко нашел Григория Андреевича Коваленко, нашел и бумагу из Ремтреста — “Настоящим направляется на курсы газорезчиков-газосварщиков в ПТУ рабочий треста Коваленко Г.А. без выплаты стипендии, с сохранением среднего заработка по месту работы на все время обучения. Начальник отдела кадров Г.Стамболцян”.

Все направления и списки группы Чумаков прихватил с собой и прямо с курсов отправился в Ремтрест. Стамболцян оказался пожилым, но поджарым человеком с седой головой и черными гвардейскими усами. Он сразу же еще не видя направления, объявил Чумакову, что никого трест никогда на курсы сварщиков не направлял, потому что это была бы глупость, у них есть свое базовое профтехучилище, там есть курс сварки, потребности треста училище обеспечивает полностью. На всякий случай Стамболцян проверил по толстой конторской книге исходящих документов — никаких направлений на курсы ПТУ там не оказалось. Сварщик Г.А.Коваленко в тресте тоже никогда не работал. Двое известных Коваленко не подходили Чумакову ни по каким параметрам. Один из них был управляющий трестом Николай Павлович Коваленко, который, естественно, на курсах сварщиков не учился, да и не смог бы, даже если захотел, потому что в феврале слег с инфарктом и пролежал в третьей горклинбольнице до конца мая. А второй Коваленко — Григорий Абрамович (тут, отметил Чумаков, даже инициалы совпадают) — был бригадиром плотников, депутатом горсовета, полгода назад ушел на пенсию, но оставался в тресте председателем совета наставников. На всякий случай Чумаков поинтересовался составом его семьи, но и там не нашел никого, кто хоть отдаленно бы напоминал искомого Гришу.

Затем Чумаков продемонстрировал Стамболцяну направление.

— Это не наше, — разволновался начальник отдела кадров. — И подпись не моя. И направления мы выдаем на бланке треста — вот смотрите. И расписываюсь я совсем по-другому.

И тут он выложил Чумакову несколько бланков, показал документы и приказы со своей подписью. Подпись заделывал Стамболцян классически — по всем образцам военной каллиграфии: крупно, с палочками и точками и жирной завитушкой в конце фамилии.

Таким образом, Гриша Коваленко растворился в тумане. С одной стороны, это было неплохо. Вероятно, у него были причины маскироваться, а значит, Чумаков на верном пути. Но с другой — не мог теперь Чумаков откровенно спрашивать бывших сокурсников “Гриши”. Существовала вероятность, что кто-то из них поддерживает контакты с Коваленко и может его предупредить.

Личность Коваленко предстояло устанавливать оперативно-следственным путем. А значит, пора была докладывать Малинину.

С тем и пришел Чумаков к майору и был неприятно удивлен. Малинин сидел, тихонько беседуя с Кравцом, а Чумакову махнул рукой — погоди, зайдешь потом.

И еще минут пятнадцать Чумаков томился в коридоре, ожидая, пока от Малинина выйдет Кравец.

Павел Николаевич был сдержан и корректен, и Валерий безошибочно определил: все, что услышал майор от Чумакова, чрезвычайно его рассердило. Но никаких выволочек Чумакову он устраивать не стал. Познакомившись с заявлением Тюрикова, посмотрев другие документы. Малинин сказал все так же сухо и официально:

— Вызовите Тюрикова. Составьте словесный портрет Коваленко. Изготовьте фоторобот. Постарайтесь получить — только тихо — образец резки украденным аппаратом. Представьте его экспертам. Это направление на учебу отдайте Шульге — пусть дадут заключение. Результаты доложите. У меня все.

— Павел Николаевич! — взмолился Чумаков.

— Все у меня, — бесстрастно повторял Малинин.

Он даже пожалел уходящего старшего лейтенанта — до того расстроенный был у Валерия вид. Но останавливать его не стал — пусть почувствует. Все были предупреждены — никакой самодеятельности. А этот сперва обиделся, что его на автоген посадили, а потом решил демонстрировать высший класс самостоятельной работы. Шерлок Холмс нашелся.

Конечно, природу чумаковских амбиций Малинин понимал. Ведь если и впрямь автоген был похищен на курсах, если похититель сам учился там резать металл, то прав оказывался не Чумаков, а Кравец. А тут уже вступали в силу законы уязвленного самолюбия. И Чумакову хотелось с честью выйти из ситуации. С результатом, который ошеломляет… И сколько раз уже видел Малинин, на собственном опыте знал — больше всего проколов именно там, где хотелось блеснуть и поразить.

10

— Слушай, а почему, собственно, ты работаешь в милиции? — спросила Танечка. И Чумаков растерялся от неожиданности.

Родители всегда хотели, чтобы он стал музыкантом. Валерку с детства водили по педагогам, все находили у него способности, но то ли с педагогами не везло, то ли способностей было мало, и к десятому классу мать сама поняла: о консерватории сыну и мечтать нельзя. Решили, что он будет поступать в музпед.