— Уже нисколько, — сказал Коля. — Он проститься с братом приезжал. На операцию ложился — аденома у него была.

— Умер?

— На столе умер. Сердце не выдержало…

— Ну, пошли дальше.

— Колесниченко Анатолий Романович, студент университета, приезжал к родителям с беременной женой. Два дня — 19-го и 20-го — работал на огороде. Затем уехали автобусом в Приморск. В ночь ограбления дежурил под роддомом. Жена его родила на следующее утро. Комсорг курса. Компрометирующих материалов нет.

— Дальше давай.

— Панков Иван Иванович, подполковник авиации. Приезжал к родителям после госпиталя. Первого августа отбыл к месту службы — в Петропавловск на Камчатке. Там у него жена и два сына. Тридцать пять лет, два ордена за выполнение боевых заданий.

— Пошли дальше.

— Сидоренко Александра Александровна, продавщица магазина “Гастроном” номер 17. Провела четыре дня в доме своего старшего брата Алексея Александровича, главного механика районной Сельхозтехники. Братишка с семьей в туристической поездке по Волге. Сестру попросил присмотреть за хозяйством. Но Александра Александровна эти четыре дня пробыла в доме у брата вместе с заведующим отделом того же магазина Шаимским Михаилом Борисовичем. Ей тридцать лет, а ему двадцать шесть. Здесь я поставил птичку.

— А почему? — поинтересовался майор.

— Ну, понятно, — сказал, смутившись, Коля. — Этот Михаил Борисович женатый человек, едет со своей продавщицей на четыре дня в село, живет там, пока старший брат ее катается…

— Проверять, конечно, нужно все досконально, — сказал Малинин. — Это верно. Но, Колечка, если ты полюбишь женщину, ты разве будешь помнить — старше она тебя или моложе?

— Нет, я ж не про то, — окончательно застеснялся Осецкий. — Просто говорю, что этих надо проверить. И алиби на ночь ограбления у нее нет.

— Проверить надо, — снова подтвердил Малинин. — Хотя у настоящих преступников как раз алиби есть, как правило. Они о нем прежде всего беспокоятся. Ну, кто следующий?

— Жученко Исай Иванович, — сказал Коля и посмотрел на майора.

— Ну-ну, — улыбнулся Малинин. — Он что — тоже из Шиловска?

— У матери был. Забор новый поставил.

— Погоди-ка.

Малинин поднял телефонную трубку, набрал номер, подождал ответа.

— Исай Иванович, это Малинин. Так вы тоже из Шиловска? Да, знаем. Да-да. Ну и как — не рухнул забор? Ну, конечно. Нет, я просто подумал — может, какие соображения есть? Ну, стараемся. Ладно. Привет там всем.

Жученко был одним из лучших следователей областной прокуратуры, и Малинину, и Осецкому доводилось работать вместе с ним.

— Ну, давай дальше.

— Вот интересные граждане. Феоктистова Полина Георгиевна, пенсионерка, шестьдесят семь лет, была в Шиловске с 11 июня и до конца месяца. Первые десять дней вместе с бабушкой находился и внучек — Дмитриев Евгений Максимович. Внучек девятнадцати лет, нигде не учится, не работает, четыре привода в милицию за спекуляцию. Фарцует по мелочам, последнее время занимается марками и дисками.

— Чем? — переспросил майор.

— Дисками. Пластинками, значит, — сказал удивленный Осецкий.

— А где он был в день ограбления шиловской кассы?

— Вроде бы в Приморске. У него тут девушка есть — Тамара Окунь. Тамара Васильевна. В музучилище учится. Девочка славная, родители — приличные люди, отец токарь, мать на “Скорой помощи” работает, врач. Участковый говорит — не знают, что делать. Связалась вот с этим…

— А бабуся эта кто по профессии?

— Учительница. Педагог.

— А его родители?

— Разошлись они. Отец где-то на Севере в артели, мать плавает буфетчицей. Дома практически не бывает. Бабка с ним занимается.

Малинин понимал, сколько труда скрывается за этими простыми и ясными ответами Осецкого.

— Да, этот парнишечка стоит внимания. Ну а остальное?

— Пока все, товарищ майор. Остальное еще проверяется.

— Что ты думаешь?

— По этим девяти уточнению подлежат Шумский, Сидоренко, этот ее Шаимский, Дмитриев, конечно, и надо посмотреть еще Павлову и Колесниченко — по контактам. И геологов по контактам.

— А эта медсестра…

— Павлова, — подсказал Коля.

— Да. С какими друзьями она была? Кто они?

— Уточняю, товарищ майор. Я ведь прямо на нее не выходил.

— Ладно. Продолжай, Коля. Пока отвалил хороший шмат работы. Нам ведь важно ничего не проглядеть.

— Не проглядим, — спокойно ответил Осецкий, и Павел Николаевич даже удивился этому неожиданному проявлению солидарности в юрком и темпераментном Коле.

— Это пока ведь первое приближение. Тут не найдется, поищем среди прочих.

7

Отправив Осецкого, Малинин придвинул к себе материалы Пронько. Стекло, выдавленное преступниками в стройконторе, найти так и не удалось. Выбросили все осколки, остеклили заново, вставили еще и решетку. Тут, конечно, Кондратенко проглядел. Настолько был уверен, что преступники проникли со двора, что стеклом тогда как следует не заинтересовался. Вот что значит инерция мышления — как пошел по наезженной колее, так и мчишь вперед, пока не остановишься уже в тупике.

Сильный порыв ветра качнул распахнутое окно, зашелестели бумаги на столе у майора. После грозы погода была неустойчивой, солнышко пополам с ветром, с набегающими и сулящими дождь тучами. Курортникам, конечно, обидно, а работающим — самая лучшая погода. Хоть такой жары нет… А судить чужие ошибки — самое милое дело. Ну, что бы та сам делал, если бы не стык двух этих историй? Если бы не приехал из Шиловска настырный Пронько, у которого уже и глаз был настроен? Кто бы увидел, что шурупы шевеленые? А даже и увидел — кому бы пришло в голову просеивать чердачную гарь? Задним умом все крепки. Хотя тут же не без удовольствия и сам себя похвалил Малинин — послал ведь Пронько в стройконтору, додумался, хотя мог вполне за ним Шиловск оставить, раз уж он оттуда и полностью в курсе дела. Нет, неплохие ребята. Вон как Коля Осецкий развернулся. Откуда что взялось! Кравец пока не слишком понятен. Что все-таки означало это его заявление по поводу Кондратенко? Неужели хочет так карьеру сделать — на чужих ошибках?

Телефон ударил резко и пронзительно. Малинин уже знал — это звонят из Черданиц. Междугородная. Больше некому.

— Малинин, Пал Николаич? — кричали в трубке. — Солодкий говорит. По твоему запросу.

Солодкий был начальником в Мощанском райотделе милиции, Черданицы — это его зона.

— Есть что-то? — спросил Малинин.

— Что значит — есть что-то? — сразу же закипятился Солодкий. — Мы, считай, год назад ориентировку дали, а вы только теперь чесаться начинаете!

— Ну, хватит, — остановил его Малинин. — Говори толком.

Солодкий рассказал практически то же самое, что было зафиксировано в сводке.

— У вас словесные портреты есть? — спросил Малинин.

— Да они и у вас есть, в управлении. Давали уже вам. Там должны быть. Могу еще раз выслать. А то это дело на нас и так висит.

— Двоих описывали?

— Двоих. А что — еще кто-то был?

— Мог быть третий.

— Нет, у нас только двое.

— Машина не фиксировалась никак в этом деле?

— Нет. Машину никто не видел. Мы по автобусам проверку провели и наших водителей по району опросили, но результата не взяли.

— Словесный портрет — по показаниям старика?

— Да. Больше никто их и не видел. Ночь была.

— Слушай, ты пришли мне все это дело, а?

— В копии, пожалуй, могу…

— Давай! Требование я тебе сегодня отправлю.

— Сразу и вышлю, а то у меня от этого грабежа загривок пухнет.

— Ничего твоему загривку не будет.

Малинин повесил трубку. Солодкий был веселым, шумным и энергичным человеком, любителем охоты и преферанса, душой застолий. Но дело свое знал хорошо.

Майор снова позвонил Чумакову:

— Кравец не вернулся?

— Нет еще, Павел Николаевич.

— Как приедет — сразу ко мне. Сразу.

— Понял.

Чумаков расстроился от этого звонка. Что-то ведь там варится. А тут сидишь как жареная мышь, роешься в бумагах, какие-то бланки, справки, проверки номеров. Черт знает что вместо дела. Снова зазвонил телефон, и Валерий с раздражением поднял трубку.