Вот она вбежала в гостиную, чтобы набрать льда из холодильника, и тут же подскочила к дивану, где дремал Кохияма.

— Какое у вас милое лицо, когда вы спите? — прощебетала она. — Прелесть просто!

С трудом продирая глаза, Кохияма вспомнил свою прежнюю возлюбленную, она тоже часто это говорила. «Всем женщинам почему-то нравятся лица спящих мужчин, — ворчливо отвечал он, бывало, своей любовнице. — Просто сказывается, видимо, материнский инстинкт».

— Вы не ошиблись адресом со своим комплиментом? — ответил он Сатико.

— Фу, противный! — сделав гримасу, сказала девушка. — Я ведь от души!

— Но вы, по-моему, говорили, что вам больше по душе умные мужчины, вам нравятся учёные. Вот Катасэ, например, окончил медицинский факультет, и вообще малый талантливый!

— Ну нет, я не люблю ветреников, — чуть скривив накрашенные губки, ответила Сатико, но чувствовалось, что говорит она это не совсем искренне.

— Эмме, кажется, лучше стало?

— По-моему, да, — ответила Сатико. — Она даже уснула. — И, смеясь одними глазами, добавила: — Я понимаю, почему вы хотите навязать мне Катасэ. Вам нужно его отвлечь…

«А тонкая ты штучка!..» — подумал Кохияма. За сутки, что Сатико провела под крышей этого дома, обстановка в изоляторе как-то сразу разрядилась. А это сейчас было так важно!

Уже совсем рассвело. В холодном воздухе раздавались тревожные птичьи голоса, где-то позади парка звенели первые трамваи, переполненные людьми, спешащими на работу.

Наступило время, когда все берутся за дело. В эти утренние часы у всякого человека, в каком бы тяжёлом положении он ни был, всегда появляется какая-то надежда. Но здесь, в изоляторе, единственными живыми существами, которые «строили планы на будущее», были, кажется, одни чумные микробы.

Кохияма смотрел на старенькую икону пресвятой девы, висевшую в гостиной на стене. Он вспомнил, как перед этой иконой Эмма однажды в отчаянии воскликнула: «Как же так! А ещё говорят, что, когда дьявол начинает делать своё дело, берётся за дело и бог!..»

Кохияма считал, что пока нет оснований говорить о «победе дьявола». Он не забывал, что и самой своей встречей с Эммой он обязан «козням дьявола».

В гостиную вошёл Катасэ. С тех пор как Кохияма с позором выставил этого молодца из комнаты Эммы, он стал кроток как ягнёнок. Всякий раз, когда они встречались, Катасэ подобострастно улыбался и воровато-заискивающе заглядывал в глаза.

Так было и сейчас.

— Кохияма-сан, а у меня есть для вас кое-что новенькое, — обратился к нему Катасэ.

— Что именно?

— Небольшое исследование по вопросу, который, кажется, вас очень интересует. — Катасэ протянул ему раскрытый журнал и ткнул пальцем в оглавление. Там значилась статья бактериолога Х.В.: «Некоторые соображения по вопросу о наследственности у устойчивых микробов». — Интересный материал, — с апломбом заявил Катасэ. — Написано так, что любой дилетант разберётся, хотя речь здесь идёт о новейшей научной проблематике. — Затем, понизив голос, он добавил: — Только, пожалуйста, этому типу на втором этаже — ни слова. Если он узнает, что я посвящаю вас в такие вещи, беды не оберёшься!

— Хорошо, — сухо ответил Кохияма, делая вид, что его не так уж интересует статья. В своё время он просил Катасэ познакомить его подробнее с проблемой наследственной передачи свойств устойчивости у микроорганизмов, но тот отказался, сославшись на свою неосведомлённость. Откуда вдруг сейчас эта готовность услужить? Нет, здесь определённо скрывается какой-то подвох! Наверняка он что-то затевает, чтобы отплатить за инцидент в комнате Эммы. И вероятно, у него есть и ещё какая-то цель. Впрочем, плевать! Кохияме надоело листать старые медицинские книги, так или иначе он был рад, что ему удалось получить в руки свежий материал, касающийся интересовавшей его проблемы.

Он пробежал глазами статью — в тексте то и дело встречались термины на немецком и английском. Кохияма привык уже к таким текстам и разбирался в них не хуже студента-медика. После бессонной ночи глаза у него покраснели. И всё-таки он решил сейчас же прочесть статью. Однако не успел он пробежать глазами несколько строчек, как в гостиную вошёл Муракоси. Лицо у него было бледное и необычно напряжённое.

— Тэрада-сан на втором этаже? — Он обратился почему-то к Кохияме и, получив утвердительный ответ, направился на второй этаж. Катасэ пошёл за ним.

— Что это они так нахохлились? — спросила Сатико, недоуменно пожав плечами.

Со второго этажа донеслись возбуждённые голоса. Там явно начался какой-то спор. Тэрада вдруг перешёл на крик. Очевидно, Муракоси его рассердил. Перепалка, как видно, достигла кульминации. Ведь можно быть учёным и не быть джентльменом. Поведение Катасэ — красноречивое тому доказательство. Тем более что дело происходило в доме, над которым нависла грозная тень смерти и где многое могло считаться не столь уж великим грехом.

Кохияма взбежал наверх. При её появлении мужчины притихли.

Тэрада, не спавший, видно, всю ночь, казался совершенно изнурённым.

— Это приказ директора! — сказал Катасэ.

— Я вижу, вы так ничего и не поняли, — отвечал Тэрада. — Ваш директор сам просил меня, как друга покойного, позаботиться обо всём. Кроме того, я официально назначен начальником исследовательского отдела фармацевтической фирмы Гоко.

— Но ведь ответственным за подведение итогов исследований покойного официально назначен я! — возразил Муракоси.

— «Официально» может означать и «формально»! Разве вам эта работа под силу?!

— Да он просто хочет присвоить себе труды покойного друга!

— Ваш директор подобных подозрений не питает. Позавчера вечером он звонил мне и просил лишь поскорее закончить работу.

Кохияме вспомнился телефонный разговор, свидетелем которого он был позавчера, когда тайком пробрался в кабинет Убукаты. «К сожалению, пока ещё нет, — сказал тогда Тэрада. — Пусть подождут!»

— Да, но дело больше не терпит, — вмешался Катасэ.

— Что значит не терпит?

— А то, что не сегодня-завтра они, возможно, сами придут за материалом. Сегодня утром мне об этом сообщили по телефону.

— Сами? — переспросил Тэрада.

— Да. Будет скандал, и вся ответственность ляжет на вас. — Катасэ обернулся к Кохияме, как бы желая заручиться его поддержкой.

По-видимому, в расчёте на эту поддержку он и принёс ему тайком медицинский журнал. Он надеялся, что в случае скандала у Тэрады не окажется союзников и он останется в одиночестве. Он знал, что Кохияма настаивал на том, чтобы Тэрада открыто объявил о содержании работ Убукаты, и, получив отказ, стал относиться к нему с неприязнью. Это давало Катасэ основание надеяться, что Кохияма примет их сторону, когда они свалят всю ответственность на Тэраду.

— Ну и пусть приходят! — закричал Тэрада. — Придут и уйдут ни с чем.

— Вот как! — передёрнул плечами Муракоси. — Мы ведь все будем поставлены в дурацкое положение! Это крайняя безответственность.

— Безответственность? А что знает об ответственности такая бездарность, как вы!

— Бездарность? Возьмите назад свои слова, Тэрада-сан! Вы отдаёте себе отчёт в том, что говорите?

— Отдаю. И готов сто раз повторить: вы бездарь и, пока вы занимаетесь риккетсиями, они могут спать спокойно.

— Да вы не в своём уме, Тэрада-сан!

Муракоси, которого обозвали бездарью, был, видимо, крайне обозлён. Побледнев как полотно, он сжат кулаки и подступил к Тэраде.

— Успокойтесь, пожалуйста! — Кохияма встал между ними.

— Ничего, Кохияма-кун, — сказал Тэрада, отстраняя его рукой. Он выпрямился и занял оборонительную позицию.

— Прошу извинить, но мне совершенно нет дела до того, будете ли вы драться или убивать друг друга, — сказал Кохияма. — Но внизу лежит с высокой температурой Эмма. А вы ничем не хотите ей помочь, даже сбить температуру не можете. Так какое же вы имеете право кричать здесь и беспокоить больную? Где ваша совесть?!

Последние слова Кохиямы, по-видимому, подействовали, спорщики замолчали, в коридоре водворилась тишина.