Небольшая, на три странички, заметка Бора, датированная февралем, переходила из рук в руки. О том, чго имеется несколько разновидностей урана, известно стало уже два года назад. И тогда же было установлено, что природный уран всегда содержит изотопы с массой в 238 атомных единиц 99,28 %, а урана полегче, с массовым числом 235-0,714 %. И Бор доказывал, что только уран-235 способен делиться под действием любых нейтронов, основная же масса ядер лишь поглощает их, если только они не очень быстры. Один изотоп урана легко порождает быстро нарастающую лавину нейтронов, другой еще быстрей гасит цепную реакцию.

И хоть новая теория Бора показывала, что возбуждение цепной реакции задача куда сложней, чем думалось вначале, Курчатов почувствовал облегчение. Перспектива взрыва куска урана на лабораторном столе переставала быть реальной. Но опять возникали вопросы. Какова энергия вторичных нейтронов? Может быть, она так велика, что не только легкий, но и тяжелый изотоп урана будет вовлечен в реакцию распада? Как странно идет развитие науки — умножается число распутанных загадок и одновременно увеличивается число вновь возникающих!

В новом выпуске «Нейчур» Жолио с Хальбаном и Коварски опубликовали сообщение «Число нейтронов, испускаемых при ядерном делении урана». Схема опыта была иная, чем у Русинова и Флерова, а результат похожий: парижане устанавливали, что при каждом акте деления ядра выделяется в среднем 3,5 нейтрона против 3,0, найденных в Ленинграде.

Дата заметки была 7 апреля — на три дня раньше, чем Флеров докладывал на семинаре. Опять энергичные французы опередили советских физиков! Всего на три дня, но счет сейчас шел на часы.

— Не огорчайтесь! — посоветовал Курчатов помощникам — Еще неизвестно, у кого точней цифры — у нас или в Париже. Не вешать носа.

Помощники носа не повесили, но им надоело постоянно быть вторыми. Нагромождаем опыт на опыт, измерение на измерение — тысячи перепроверок! За границей по-иному — что-то нашел, ага, мигом в печать! Перепроверки сделают другие, зато приоритет — твой! Курчатов возразил, что раз приоритет отпал, надо взять основательностью. Пусть эффекту вылета вторичных нейтронов и присвоят имя Жолио, он этого заслужил, но сделайте так, чтобы цитировали данные Русинова с Флеровым, а не Жолио.

— Итак, продолжаем исследование, — резюмировал Курчатов. — И очередной вопрос связан с гипотезой Бора. Какой из изотопов урана делится? И какими нейтронами — быстрыми, медленными, тепловыми? От решения этого вопроса зависит, возможна ли вообще цепная реакция в натуральном уране.

Оба физика удалились обсуждать схему нового опыта. Вскоре Курчатов отозвал Флерова. Как Юра относится к своим работам? Молодой физик покраснел, немного растерялся. К работам он относится хорошо. Разве он в чем-нибудь проштрафился? Почему такие вопросы?

— Вас называют многовалентным, Георгий Николаевич. Хочу проверить, так ли это? Надо установить, может ли делиться тяжелый изотоп урана.

— А что мы со Львом Ильичом готовим? Именно этот опыт!

Нет, опыт с Русиновым другой. Вдвоем они выяснят, как делится уран-235. Совсем другая тема — найти условия, при которых делится уран-238. Вряд ли Лев Ильич захочет проводить сразу два опыта. Самое важное сейчас — точное знание констант распада урана! Без этого нельзя двигаться дальше. И лучше работать с радием в Радиевом институте, а не в Физтехе: там все будет под рукой.

— Хочу состыковать вас с Костей Петржаком. Парень после дипломной работы тоскует по большому эксперименту. У вас буйная голова — семь идей на неделе, и все ослепительные. У него хорошая интуиция и золотые руки. Аппаратурное оформление у Петржака — на высоте. Со Львом Ильичом вас в целом — больше одного и меньше двух. С Костей, уверен, суммируй вас, получится больше двух. Лады?

Флеров побежал в Радиевый к Петржаку. Курчатов знал, что новая тема обрадует Флерова. Он теперь искал урановые цепные реакции даже в природе. На одном из семинаров он доказывал, что вулканические явления вызваны цепным распадом урана. Сторонников он не приобрел, но остался при своей «урановой фантазии». И он понимал, что цепная реакция на натуральном уране открывает дверь в иной мир. Молодого физика не мог не увлечь вопрос, почему эта дверь пока остается закрытой.

Вечером пришел Борис Васильевич. Он спросил, как дела на циклотроне. Курчатов ответил, что в циклотронной все рабочее время отдано темам радиохимиков.

Помолчав, Курчатов добавил:

— И вообще — хочу уйти с должности заведующего физическим отделом. Трудно стало сидеть на двух стульях. Приходить и помогать по-прежнему буду.

Борис Васильевич хотел возразить. Курчатов не дал:

— Постой! Не возмущаться же, что у радиохимиков своих исследований невпроворот? Предъявлять мандаты на заслуги? Обидно, скрывать не буду. Даже очень обидно! Переживу. Работаю не для умножения списка своих трудов и не для личной славы. В конце концов, дело общее. И дальше так буду держаться! Точка. Физкультпривет!

Когда брат говорил таким тоном, Борис Васильевич переставал спорить.

В автобусы в этот утренний час набивалось так много пассажиров, что лишь счастливцы могли сидеть. Зельдович уцепился рукой за ремень, свисавший с перекладины, и ритмично покачивался. Покачивание помогало размышлению. Вчера он начал один расчет, под покачивание вычисление в уме шло неплохо.

Сзади до него донесся знакомый тенорок:

— Яша, идите ко мне! Яша, вы слышите?

Зельдович оглянулся. У задней двери, сдавленный прихлынувшей на остановке толпой, обеими руками цеплялся за ремень Померанчук. Зельдович хотел крикнуть приятелю, чтобы тот пробирался к нему, но вместо этого стал энергично проталкиваться назад.

— Здравствуйте, Яша, — сказал Померанчук, поправляя сползающие от тряски очки. — Вы читали статью Перрена?

Зельдович не сомневался, что разговор пойдет о каком-либо научном факте. У Померанчука не бывало иных разговоров, кроме как о науке. В последнее время стали модными занятия, отвлекавшие от основных забот, — спорт, пикники, составление коллекций. Померанчук знал лишь одну страсть — науку. Тех, кто наукой не увлекался, он избегал.

— Яша, надо прочесть статью Перрена, — продолжал Померанчук. — Она написана специально для вас. Я хочу, чтобы вы прочли Перрена, Яша.

Автобус встряхивало на колдобинах. Зельдович легко амортизировал толчки, он умел ловко пружинить и ослаблять мускулы. Померанчук же, если бы не спасительный ремень, падал бы при каждом сильном толчке. Зельдович удивился. Зачем ему статьи Перрена? Он знает о нем только то, что этот французский теоретик работает с Жолио. Область его интересов далека от всего, чем занимается Зельдович. В недавно защищенной докторской диссертации Зельдович обосновал теорию окисления азота при горении и взрывах, он и дальше продолжает эту тему. Взрыв, процесс, начинающийся с единичной молекулярной реакции и стремительно разветвляющийся, — что может быть увлекательней? Нет, труды Перрена не могут заинтересовать его!

Померанчук кивал так серьезно, словно Зельдович подтверждал какую-то его очень важную мысль и он во всем согласен с другом. А сказал он совсем иное:

— Работы у Перрена интересны, Яша. Я слышал его, когда он приезжал в Ленинград на конференцию по ядру. Спросите Исая Гуревича, Исай тоже был на конференции. Перрен только что опубликовал статью о вулканизме. Он считает, что происхождение вулканической деятельности надо искать в цепной реакции деления урана, самопроизвольно возникающей в недрах земли.

Зельдович вспомнил, что такую же идею о причинах вулканической деятельности высказал и Георгий Флеров. Ну и что? Все сочли идею фантастичной. Померанчук как бы не услышал возражений. Он продолжал говорить о статье Перрена. У Перрена не голая идея, но и расчет. Сейчас уже известно, что под действием очень быстрых нейтронов делятся оба изотопа урана. Перрен вводит новые понятия — критический объем и критическую массу. И показывает, что если масса урана меньше критической, то цепная реакция в нем не разовьется. Зато если спрессовать порошкообразную массу окиси урана, то в шаре из такой массы с радиусом всего в 130 сантиметров и весом всего в 42 тонны непременно вспыхнет цепная реакция. В природе возможны условия, когда при рудообразовании потоки урановых минералов сольются где-нибудь в объем, допускающий цепную реакцию. Если поискать около вулканов, то, может быть, найдут продукты распада урана — это было бы доказательством в пользу уранового происхождения вулканизма.