В первой половине тридцатых годов, в самом начале Литейного проспекта, было построено здание, ставшее штаб-квартирой ленинградских органов государственной безопасности. Современников поразило то, что наличие в здании таких просторных помещений, как актовый зал или спортивный зал, никак не было выявлено на фасаде, очертания которого разработал Ной Троцкий. Напротив, тяжелые пилястры-лопатки, охватившие все этажи и схваченные потом гранитной рамой, исключили саму возможность домыслов о том, что скрывалось за ними и передавали лишь две идеи – единообразия и силы. Во второй половине тридцатых годов, на южной окраине города было возведено огромное здание Дома Советов. Согласно новому плану развития города, в общих чертах намеченному в Постановлениях ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 1935 года, которые были потом развернуты и конкретизированы в целом ряде руководящих документов, предполагалось пойти на беспрецедентные меры – а именно, отказаться от петровской идеи расположения города при впадении Невы в Финский залив и построить его новый центр заново на южной окраине тогдашнего Ленинграда, ориентировав с запада на восток, по оси так называемой «Центральной южной дуговой магистрали». На ее пересечении с Московским шоссе (такое название в те годы носила южная часть теперешнего Московского проспекта) решено было расположить главную площадь нового города и поставить там здание Дома Советов – так сказать, нового Зимнего дворца.

Честолюбие Ноя Троцкого снова не изменило ему, так же как верность базовой интуиции того времени. Возглавленный им авторский коллектив одержал победу во Всесюзном конкурсе на проектирование Дома Советов, и в 1936–1941 году новое здание было поставлено на площади, получившей позднее наименование Московской. Практически всю плоскость главного фасада занял 14 – (собственно, 22-) колонный портик, вытеснивший остальные возможные элементы и, в свою очередь, придавленный тяжелым скульптурным фризом с государственным гербом. Если смотреть на фасад не анфас, а хотя бы чуть сбоку, то колонны заслоняют расположенные между ними окна, создавая образ единого строя тяжеловооруженных единиц, без малейшего просвета между ними. Нужно признать, что такое решение было весьма убедительным, соответствуя «духу эпохи» в той мере, в какой это вообще было возможно для архитектуры. Впрочем, коллеги Троцкого никогда не забывали о немецком прототипе, скромно стоявшем на Исаакиевской площади – и, воздавая должное высокому профессионализму советского зодчего, отмечали как бы мимоходом, что «„беренсианство“ на главном фасаде Дома Советов очевидно» (цитируем выступление главного архитектора города, Л.А.Ильина, на встрече московских и ленинградских архитекторов в 1940 году).

Оценить в полной мере влияние последнего периода творческой деятельности Н.А.Троцкого на облик города нам может помочь то обстоятельство, что, параллельно с сооружением Дома Советов, была предпринята масштабная реконструкция Московского шоссе. На всем его протяжении, было построено более 70 зданий, положен асфальт, проведены линии автобусного и трамвайного сообщения. Конечно, фасады жилых домов получили значительно более скромное решение, однако же были приняты разумные и весьма убедительные меры по общему согласованию их стиля с обликом Дома Советов (тем более, что некоторые из них – к примеру, дома 153 и 186 по теперешнему Московскому проспекту – проектировал сам Троцкий). Строительство в этом стиле, получившем в народе наименование «сталинского», было продолжено после войны, причем не только на южной окраине. Таким образом, в архитектурном облике Ленинграда сложились целые магистрали, застроенные представительными и в то же время достаточно комфортабельными зданиями.

В 1954 году было проведено Всесоюзное совещание строителей, обратившее внимание на тенденцию к украшательству, решительно неуместную в новых условиях, когда назрел перевод массового жилищного строительства на рельсы индустриализации, типизации и экономичности. В течение последовавших десятилетий, историческое ядро города было окружено поясом новостроек, в десятки раз превзошедших его по площади, но не по красоте. На том создание архитектурного текста Ленинграда, по сути, остановилось. Ведь не считать же бетонные морфемы, грубо сцепленные между собой при помощи методов «крупноблочного и крупнопанельного монтажа», достойным продолжением того текста, который с любовью и тактом разворачивали на невских берегах поколения зодчих прошлого. Расширяться далее экстенсивно город не может и не должен – достаточно заменять кварталы новостроек, один за другим, постройками более достойного облика, то есть следовать интенсивной стратегии застройки – и, разумеется, продолжать поиски нового «большого стиля». Можно предположить, что на этом пути наших архитекторов и градостроителей ожидают новые плодотворные контакты с зарубежными коллегами, не исключая немецких.

Глава 3. Французская цивилизация

Век первый. От короля Людовика XV – до гражданина Луи Капета

Французская политика от Петра I до Елизаветы Петровны

Что могло помешать двум державам, по воле судьбы расположенным один на востоке Европы, другой на ее западе, переживавшим одни и те же «болезни роста», свойственные сухопутным колоссам, и лечившимся схожими методами, связанными в России с именем царя Петра I, а во Франции – министра финансов короля Людовика XIV, Жана-Батиста Кольбера, договориться – и взяться соединенными силами за ось истории, с тем, чтобы отвести ее от кичливых морских соседей и притянуть не свою сторону? Если не вопрос, то подсознательная установка такого рода прослеживается в царской дипломатии на протяжении всего XVIII столетия. Ну, а с французской стороны на этот вопрос постоянно слышался то явный, то подразумевавшийся отрицательный совет. Причина такой установки была очень простой: Франция уж давно выбрала себе «великого восточного партнера» и менять его не собиралась. Точнее, партнеров было несколько: Швеция, Польша, Турция. Согласно условиям военно-политических игр своего времени, кто-то из них на время выбывал из союзных отношений с Францией, кто-то, наоборот, дрейфовал обратно при порыве очередного политического урагана. Однако, при всех оговорках, Европа для Франции ограничивалась на востоке тремя этими государствами, с каждым их которых были налажены взаимовыгодные контакты. Строй этих союзников соединял Европу с Востоком, равно как и охранял ее с той, традиционно небезопасной стороны. Французские короли издавна видели знаки, подававшиеся им из-за этого строя сперва из Москвы, а позже и из Петербурга, но не испытывали желания изменять ради них принятой однажды стратегической линии.

Как следствие, неудача «великого посольства» 1697–1698 годов была косвенно связана с политикой Франции. Как мы помним, в ту пору Петр Алексеевич до Парижа не доехал, ограничившись впечатлениями от немецких, голландских и английских городов. Главной цели – сколачивания коалиции европейских держав против Турции, тоже не удалось достичь по трем основным причинам. Прежде всего, Западная Европа была занята подготовкой к «войне за испанское наследство», где Франции предстояло помериться силами с самыми мощными армиями своего времени. Тут было не до Московии с Турцией – обширных, но безнадежно периферийных держав. Кроме того, Франция выступала как традиционный союзник Османской империи. И если Вильгельм III – он был, как мы помним, королем Англии и стадхаудером Соединенных Провинций (то есть Голландии) – мог бросить свои войска против Франции в борьбе за европейскую гегемонию, то ему и в голову не могло прийти поддержать русского царя против турецкого султана и тем навлечь на свою голову протесты французских дипломатов. Наконец, французская дипломатия поставила себе задачей провести на вакантный в то время польский престол своего кандидата, а именно, принца Конти, приходившегося ближайшим родственником королю Людовику XIV. Русская дипломатия сделала ставку на другого кандидата – саксонского курфюрста Августа Сильного, создав и здесь помехи для воплощения в жизнь планов, выработанных в кабинетах Версаля.