А в конце августа того же года Кутепов объявил в приказе о предстоящей отправке дроздовцев и алексеевцев в Болгарию. Ещё несколько тысяч человек покинули лагерь вместе со штабами, интендантскими, медицинскими и подсобными учреждениями. Вместе с одним из этих учреждений — палаточным лазаретом из «долины роз и смерти» — был отправлен в Болгарию и я, бывший в ту пору младшим ординатором этого лазарета.
В декабре 1921 года последняя часть «1-го армейского корпуса» во главе с самим Кутеповым и его штабом, интендантством и госпиталями погрузилась на пароходы и отбыла в Варну. Одновременно туда же были перевезены донские казаки с острова Лемнос.
Галлиполийский лагерь перестал существовать.
Но галлиполийцы, скреплённые цементом кутеповщины, увозили с собою не только нагрудные значки, кольца и грамоты. В их умах была твёрдая уверенность, что завтра вооружённая борьба против Советской власти возобновится и они вскоре после этого с триумфом вступят в Москву.
Галлиполи кончилось. На смену ему шёл РОВС — Российский обще-воинский союз.
IV
Лицом к братьям-славянам
В последних числах августа 1921 года в Варненском порту пришвартовался пароход «Решид-паша» под турецким флагом. На нём была перевезена первая партия кутеповских галлиполийцев. Почти одновременно в Болгарию начали прибывать большие группы донских казаков с острова Лемнос. Продолжалось это три месяца.
В декабре того же года переселение закончилось. Как я уже упоминал, с последней партией галлиполийцев в Болгарию переехал и сам Кутепов со своим штабом. Таким образом, через год после полного разгрома врангелевской армии остатки её, реорганизованные Кутеповым в «1-й армейский корпус русской армии», были расселены в Югославии и Болгарии.
До этого Югославия и особенно Болгария приняли на свою территорию многочисленных «гражданских беженцев», то есть представителей крупной и средней буржуазии и интеллигенции, бежавших вместе с отступавшей в конце 1919 года и окончательно разгромленной в начале 1920 года деникинской армией. Прибывшие в Болгарию в 1921 году кутеповские галлиполийцы не смешивались с этой массой «гражданских беженцев». Они смотрели на последних свысока. В их глазах это были «штафирки»[2], тогда как сами они считали себя кастой избранных.
Согласно заключённому в Нейи мирному договору, побеждённая Болгария обязалась разоружить свою армию. Ей было разрешено (так же как и её партнёрам Германии, Австрии, Венгрии, Турции) держать под ружьём только ничтожное количество офицеров и солдат для несения внутренней службы.
Болгарские казармы опустели. В них и были направлены прибывшие из Галлиполи кутеповские военные контингенты. Началось расселение «1-го армейского корпуса» по болгарским городам.
Кутепов со всеми штабными учреждениями разместился в древней болгарской столице Велико Тырново. Подразделения, входившие в «1-й армейский корпус», заняли казармы в Свиштове, Севлиеве, Никополе, Белоградчике, Орхание (ныне Ботевград) и других городах. Донские казаки были размещены преимущественно в Южной Болгарии. Контингенты эти полностью сохранили военную организацию и военный уклад жизни, как в Галлиполи. Не было только оружия, если не считать имевшихся в каждом «гарнизоне» нескольких десятков тайно привезённых винтовок.
Самой характерной их чертой, поразившей всё болгарское население, было то, что эти люди совершенно не думали о завтрашнем дне и не учитывали реальных условий окружавшей их жизни. Почти год после переезда в Болгарию они пребывали в состоянии полной беспечности и ничегонеделания.
При заключении соглашения с болгарским правительством о размещении галлиполийских и лемносских контингентов Врангель депонировал в Болгарском народном банке сумму, обеспечивавшую пропитание «1-го армейского корпуса» в течение одного года из расчёта 10 левов[3] на одного человека в день. Каждому галлиполийцу он обеспечивал койку в казарме и пищу из солдатского котла. Думал ли он в то время о том, что будет завтра, когда иссякнут имевшиеся у него на руках «казённые» суммы, я не знаю. Но из 20 тысяч подчинённых ему офицеров и солдат, расселённых в Болгарии, об этом не думал никто.
Да и стоило ли думать? Ведь завтра «весенний поход» и «всё придёт в норму»… А армия при всех обстоятельствах останется армией. Ей и не полагается думать. Обо всём этом позаботится начальство. «Кутепыч не подкачает…»
Характерная черта в жизни этих «гарнизонов» состояла в том, что офицеры, их составлявшие, относились к болгарам и ко всей Болгарии с нескрываемым высокомерием, иной раз в совершенно недопустимой форме, задевавшей национальное чувство каждого болгарина. В каждом слове и каждом жесте этих людей в обтрёпанных английских шинелях, старых солдатских френчах и изношенной обуви сквозило сознание своего превосходства над «младшими братьями», а заодно и над всем окружающим миром. От болгар они ждали восторженного преклонения перед их «доблестью» и перед ореолом русской военной славы, носителями которой они себя почитали. Плывя на «Решид-паше» из Галлиполи в Варну, они страстно обсуждали вопрос о том, в какой форме готовится им торжественная встреча на болгарской земле и какие овации ожидают их — потомков освободителей Болгарии. Туркуловский полковой оркестр спешно разучивал болгарский гимн. Дроздовцы и алексеевцы, выстроившись на верхней палубе, репетировали предполагаемую встречу.
Но вот в туманной дали вырисовываются очертания варненской бухты и города Варны. «Решид-паша» входит в бухту. На палубе раздаются торжественные звуки болгарского гимна «Шуми Марица окръвавена». Начальник «1-й пехотной дивизии» генерал Витковский в парадной форме выходит на палубу и расставляет чинов своего штаба и командиров полков, ожидая появления на палубе болгарских делегаций и цветочных подношений.
Но что же это такое?
Где делегации?
Где толпы народа, восторженно встречающие прибывшую в Болгарию «соль земли»?
Почему никто не бросает в воздух шапок и не машет платочками?
Быть может, «Решид-паша» по ошибке пришвартовался не в том месте, где нужно?
Нет, он стоит точно в том месте, где ему указано.
Полное разочарование! Вместо тысячных восторженно настроенных толп — на берегу полтора десятка портовых зевак и бездельников; вместо делегаций — поднимающийся на борт санитарный врач, коротко и сухо дающий распоряжения о порядке проведения карантина. Потом — многочасовое ожидание распоряжений, касающихся высадки и места ночлега. Мировое событие, каким представляли себе въезд в Болгарию дроздовцы и алексеевцы, превращается в мыльный пузырь.
Галлиполийской гордыне нанесён первый удар: никто «армию» не признаёт и ею не интересуется; галлиполийских химер никто не разделяет. Приехало несколько тысяч беженцев — и только. Остальное — забота портовых властей: как их наилучшим образом разместить, накормить, а попутно и оградить собственное население от возможных инфекций, привезённых этими беженцами.
Пока тысячи прибывших в Варну галлиполийцев ждут на палубе, в каютах и трюмах «Решид-паши» дальнейших распоряжений, генерал Витковский, глава прибывшего эшелона, вместе со своим штабом направляется в город. В гостинице на главном проспекте он снимает два номера — для себя и высших чинов штаба. Чтобы подчеркнуть своё «высокое» положение, у входа в гостиницу он ставит двух часовых и вывешивает трёхцветный царский флаг.
Не проходит и получаса, как его вызывают к коменданту города и требуют немедленно убрать и часовых, и флаг.
В тот же вечер прибывшие в Варну дроздовцы и алексеевцы узнают от чинов штаба подробности состоявшегося в комендатуре разговора. На предъявленное ему требование генерал Витковский заявил в самой резкой форме протест, указав своему собеседнику, что Болгария, освобождённая от турецкого ига в 1878 году Россией, не имеет права предъявлять ультиматум начальнику «1-й пехотной дивизии русской армии».