— Железная балка наша, — тихо сказал Заяц. — Пусть балку нам отдают.
— Мне все понятно, — сказала Ирина Капитоновна. — Но это не причина, чтобы прогуливать школу. Прогулял, отвечай. Мурашкин, придется с твоей матерью поговорить. Только начали учиться, а ты спешишь ее обрадовать! Ну что мне с тобой делать?
— Ирина Капитоновна, мне тоже вызвать родителей? — Вяткина с дневником направилась к учительскому столу. — Я виновата. Мурашкин из-за меня прогулял школу. Папа у меня днем работает, а мама придет.
— Вяткина, ты меня удивила! — Директор пожевал толстыми губами. — Пусть придет твоя мама. А ты, Мурашкин, вызови дядю. Придется с ним говорить. Вчера прогулял, сегодня с уроков убежал… Надо с этим делом кончать.
Не успел Колобок с Ириной Капитоновной выйти из класса, как на пороге появился Баскет. На шее старательно отглаженный галстук, на рукаве красуется красная нашивка звеньевого.
— Доигрался, атаман?
— А ну, проваливай! — я сжал кулаки. Сознаться, я не думал, что дело примет такой оборот. Маме можно все объяснить, и она поймет. Но как расскажешь дяде Макарию? Он решил меня перевоспитывать. Каждый день просматривает мой дневник. Вспомнив об этом, я тяжело вздохнул.
Время тянулось удивительно медленно, и урокам, казалось, не будет конца. Меня два раза вызывали к доске. Это делали, наверное, по требованию директора. На географии я заработал четверку, а Ирине Капитоновне ответил на пять.
Из школы мы, встреченские, как всегда, возвращались все вместе. Сегодня мне было не до шуток. Достанется от дяди Макария. Настя Вяткина тоже шла задумчивая.
— Баскет виноват, — после долгого молчания сказал Федя Зайцев.
— Не он, а отец виноват. Он приказал возить железо своим шоферам, — объяснил я ребятам. — Сказал, что это субботник! Обманул!
— Для своей Каланчи старался, — подтвердил Заяц.
— Из-за Каланчи все и вышло, — как эхо, откликнулась Маша Шустикова. — Мальчики, отлупите его! Пусть не задается!
— Стоит! — обрадовался Федя Зайцев. — А то хотел форму и бутсы сорвать!
— Надо отлупить. Давно он уже выпрашивает, — поддержал я ребят.
Мы спрятались за домами и стали поджидать Баскета. Но Баскет как будто узнал о нашем сговоре и не выходил на улицу.
Засада не удалась, и мы направились домой. Мне хотелось побыть одному. Около моста я свернул на нижнюю дорогу.
— Юра, у тебя кто пойдет к директору? — спросил Федя и вздохнул. Федя не скрывал от нас, что отец бьет его широким армейским ремнем.
— Не знаю. Мама работает.
— Ты дяде не говори, — посоветовал Федя. — Строгий он у тебя.
— Знаю, — угрюмо согласился я.
— Пойдет работать, меньше будет приставать! — сказала с участием Маша Шустикова и вздохнула.
— Это точно! Топайте, ребята. Мне надо еще перемет посмотреть!
Закинув отцовскую полевую сумку за плечо, я стал спускаться к реке.
Наконец-то я могу спокойно все обдумать. Но радость моя была преждевременной: за спиной раздались чьи-то торопливые шаги. Я присел за куст ивняка. «Кого еще несет?» На тропинке показалась Настя. Я вышел.
— Я боялась, что не догоню тебя.
Настя пошла рядом со мной.
Над рекой опустился туман, было прохладно. Где-то рядом крикнул селезень, и снова все затихло; иногда налетал ветер и шуршали сухие листья камыша; с верхней дороги долетали глухие гудки проезжавших машин.
— У тебя дядя добрый, — сказала Настя, перекусывая травинку.
— Не знаю.
— Каждого человека по глазам можно узнать. — Настя вздохнула. — Глаза никогда не обманывают. Посмотришь — и ясно… Он добрый… Я сразу узнала.
Настя замолчала.
— Не буду сегодня снимать перемет, — сказал я, чтобы нарушить затянувшееся молчание.
— Твое дело… Думаю я: попадет мне от отца или не попадет?
— А что, бывает?
— Как найдет. Злой он. А знаешь, Алеша мне понравился, — вдруг сказала Настя. — Он хороший, простой.
— Посмотрела бы ты, как он водит ЯАЗ. Красотища! Я вспомнил страшную дорогу из карьера, когда самосвал вдруг забуксовал у самого обрыва на грязной бетонке.
— Папа его хвалил. Юра, а твой дядя нашел себе работу?
— Нет еще… Не могу я его понять. Предлагали ему разные работы. Даже начальником ОРСа назначали. Не согласился.
— Взрослых не поймешь! — со вздохом тихо сказала Настя. — Взять хотя бы моего отца. Работал на Туркменском канале. Зарабатывал хорошо. На Доске почета фотография висела. Уехал. А до этого мы в Каховке жили. — Настя отвернулась и махнула рукой. — Где мы только не были! Железную дорогу строили. В вагончиках жили. Все ездим и ездим из конца в конец.
— Наверное, отцу работы не нравятся?
Настя промолчала.
Скоро мы попрощались, и Настя ушла к себе. Вяткины сняли комнату у Кузнечихи, так у нас в деревне зовут бабку Матрену. Хатка у бабки Матрены маленькая, в два окна, крыта соломой.
Я вскарабкался на бугор и оказался на дороге. Асфальтированная дорога маслянисто блестела, накатанная автомобилями. «Если пройдут подряд два МАЗа, — загадал я, — все обойдется дома благополучно!»
Время было позднее, и мне долго пришлось ждать машину. Первым показался голубой автобус. Он вез рабочих дневной смены из карьера в поселок. Я не стал его считать. Потом неожиданно вынырнула полуторка. Шофер остановился.
— В карьер? Садись!
— Спасибо.
Я уже потерял всякую надежду дождаться машину, когда неожиданно услышал тяжелое гудение дизеля. С зажженными фарами из-за поворота вырвался МАЗ. Покрышки были в красной глине.
«На втором горизонте работает», — решил я. Представил карьер. Лестницы горизонта. У каждой свой цвет. Золотой, красный и белый. Кореш Алешки в черной мичманке и Афанасий Иванович давно уже сменились и отдыхают дома, а экскаваторы работают. Так же, как и днем. Самосвалы несутся через степь к своим отвалам.
Я присел на край кювета. Листья травы серые, забиты пылью, порваны ошметками грязи.
Стал думать о Насте. Девчонка, а как себя повела! Не испугалась Колобка! Заяц бы струсил. Совсем не похожа она на наших девчонок. Рыбу ловить умеет. Зря я ее сравнивал с трепачом Баскетом. Наверное, она и о Туркмении рассказывала правду. Зачем ей врать? «Есть рыба, которую ловил и Том Сойер с Гекльберри Финном, — скаферинх, предсказывает погоду. Строители на канале живут в ватных домиках».
Впереди на выбоине загремела машина. Она летела на большой скорости. «Опять не МАЗ», — подумал я разочарованно.
Из-за поворота показался трехосный ЯАЗ. Вот тебе и загадал! Не избежать дома проработки!
Заскрипели тормоза, из кабины выглянул улыбающийся Алешка Звездин.
— Юрка, как дела? А в школу я зайду, некогда всё.
Я быстро рассказал Алешке, что у нас произошло в школе. Алешка слушал внимательно и не перебивал. Достал папироску, но так и не закурил.
— Директор приказал завтра в школу тащить родителей!
— Ну да? — Алешка в пальцах разломал надоевшую папиросу. — А ну дай дневник.
Алешка достал из кармана пиджака автоматическую ручку и быстро принялся что-то писать в моем дневнике. Я привстал на носках и прочитал: «Буду в школе. Алексей Звездин».
Алешка махнул мне рукой.
— Не дрейфь! Понял?
Дяди нет дома. Я пошел гулять. Не знаю, как очутился у дома Н. Ходил долго под окнами. Неужели Н. не могла выйти?
Ура! Ура! Ура! Сделаю себе непромокаемую одежду! Вычитал в календаре: водонепроницаемая ткань. Нужно влить сорок граммов расплавленного парафина в горячую воду, где уже растворено сто шестьдесят граммов хозяйственного мыла. Ткань опускают в эмульсию, нагретую до семидесяти градусов, держат полчаса, а затем отжимают и опускают минут на сорок в раствор ста граммов алюминиевых квасцов. Все. Если опущу рубаху — будет водоотталкивающая, брюки — тоже водоотталкивающие. Ура! Ура!
Пишу прямо как вбежал в комнату, прямо в пальто. Заяц рассказал страшную вещь. Видел Н. с Баскетом около кино. Он не мог обознаться. Эх, Н., Н! Я чуть не открылся Зайцу. Доверяю все дневнику. Буду теперь записывать день за днем без пропусков. Должна быть у меня сила воли.
Проходил мимо книжного магазина. Остановила женщина. Работает продавцом. Я покупал у нее учебники и тетради. Сказала, чтобы я передал дяде, что получили учебник для экскаваторщиков. Уже все знают, что дядя хочет быть экскаваторщиком.
Дядя изменник. Я бы не бросил летать! Пусть высокое давление. Я бы обманул всех врачей и летал! Я буду летчиком! А потом буду учиться на космонавта!
Здравствуй, спутник! Ты снова совершил 15 оборотов вокруг шарика. Не устал? Не закружился?