— Наверху, вероятно, славненько? Я так и думал… Поесть я поем, спасибо, двое суток пил воду и жевал табак, — но с вами, юноши, не полечу, — говорил офицер, хрустя печеньем. — Вы, конечно, с патрульного поста, мои милые освободители?

Его речь отличалась напыщенно-шутовской манерой; так говорят любимцы компаний, каждое слово рассчитывая на эффект.

— Да, мы с тридцать первого, в Заозерье.

— В бывшем Заозерье, хотите вы сказать… Еще «стрекозы» у вас уцелели?

— Одна, кроме этой. Больше у нас и не было. Зато дом снесло, живем в транспортере, в шалашах…

— Дом построить можно, — вздохнул офицер, смахивая крошки с бороды. — У нас наоборот: коробка эта уцелела, а техника потонула. Вся. Потому и не встретили «коротконосых», как подобает…

— Мы, собственно, прилетели, потому что не было связи, старший! — робея, сообщил Варуна. — Мы так и думали, что здесь что-нибудь такое… такое…

— Да, страшненько получилось. Ну, что ж, перебазируйтесь, переселяйте людей сюда.

— Пожалуй, так и сделаем, — согласился Индра. — Много было нападающих?

Он спрашивал, а сам испытывал нечто вроде удовлетворения по поводу того, что родной пост вооружен теперь лучше, чем штаб сектора.

Офицер смачно вгрызся в яблоко и ответил с набитым ртом:

— Саранча. Как их спаслось столько? Наверное, целый племенной союз. Сотни челноков, плоты… подошли в полной темноте, факелы зажгли только у берега!

Внезапно Индра спохватился. Как же он не понял сразу, насколько поведение бородача, трусливым котом отсидевшегося в запертом погребе, недостойно Избранного, да еще с таким посвящением! Особенно на фоне геройской смерти комсектором. Конечно, радость по поводу уцелевшего собрата совершенно естественна — но пора принимать бразды правления.

— Почему же ты не был с теми, кто защищался? Почему заперся здесь один и не помог спастись штабу, гарнизону?

Услышав резкие, холодные вопросы Индры, Варуна стал переводить тревожный взгляд с одного собеседника на другого — не то желая помирить, не то пытаясь угадать возможного победителя…

Кажется, бородач ожидал этих слов и нисколько не боялся. Безмятежно доев яблоко и обсосав кочерыжку, он выбросил ее, аккуратно обтер пальцы и губы. А затем улыбнулся и сказал с кокетливой наглостью себялюбца:

— Ну, зачем этот ледяной орденский тон, мои юные друзья? Как будто мы с вами на плац-параде в блаженные дни Архипелага, а не в болоте после потопа… Сейчас надо жить в мире. Я не мог выйти из бункера, ибо должен находиться во время любых происшествий именно там. Там мой боевой пост. И не мог спасти остальных, потому что нападение с тыла произошло внезапно, целая орда сразу посыпалась в подвал — едва успел запереться…

— Допустим, что все это так. Но я, как временно исполняющий, именем Ордена, обязанности командующего, должен знать, какова твоя должность и почему ты находишься во время боя в бункере?

— Пожалуйста, пожалуйста, рад служить юному спасителю! — радушно развел руками бородач. — Идемте, идемте, от Ордена у меня тайн быть не может, слава Единому!

— Слава Никем не Рожденному, — привычно откликнулись офицеры.

Он стал суетливо спускаться по лестнице. Плотная, но стройная спина и полнокровный затылок отличались какой-то окаменелостью.

Сойдя, они миновали две или три комнаты с каменным полом и обшивкой из досок. На столах и стенах громоздилась радиоаппаратура, шасси полуразобранных приборов, тиски, паяльники. По углам — катушки кабеля, алюминиевые ящики с орденским штемпелем. Казенный неуют постылой мастерской, откуда только и мечтаешь вырваться; деревянная, металлическая оскома.

Дальше — узкий проход, сытный запах машинного масла; вместо боковой стены проволочная сетка. За нею небольшой цех, десяток небольших станков и два угрюмых верзилы с квадратными плечами — сверлильный стан и пресс. Проход кончается у снарядоупорной двери, двойника той, верхней, с таким же замком.

— Итак, господин временно командующий, мы у цели!

В другое время Индра выдал бы ему за «временно командующего», — паяц несчастный, — но теперь холод ощутимо щекотал позвоночник, и ничего нельзя было с этим поделать. От бородача исходила некая давящая сила. Набрав толстым пальцем цифровую комбинацию, размашистым жестом отпихнул хозяин броневую плиту и щелкнул выключателем.

— Прошу!

Не иначе, как в бункере штаба работали очень мощные аккумуляторы. Прямо-таки затопленная светом с близкого потолка, на лифтовой площадке стояла черная лоснящаяся колонна с заостренной верхушкою, высотой в четыре человеческих роста. Не было на ней ни надписи, ни знака. В потолке открывался круглый проем уходившей вверх шахты.

— Разрешите представиться, — сказал бородач, скромно кланяясь. — Ваш покорный раб Арья, хранитель Сестер Смерти.

Глава XVI

Щуплый пилот обернулся. Был он бледен, белыми ресницами и профилем напоминал ягненка. «За нами погоня, Бессмертный! — услышал Вирайя в наушниках. — Какие будут приказания?»

Рассветная ширь над облачным войлоком, бледно-голубая и лимонная на восходе, не скрывала виража двух «черных стрел», заходивших по дуге слева. С отнесенными к хвосту треугольниками крыльев, с клювами на вытянутых шеях, самолеты были изысканны, как черно-лаковые статуэтки журавлей.

Сам не зная почему, будто по чьей-то подсказке, Вирайя крикнул пилоту:

— Вверх!

Незримый груз рухнул на грудь и колени. Завопила Аштор, ударившись головою о панель пульта. Облачная степь качнулась и встала дыбом, словно обрыв гигантского ледника, подсвеченный сбоку восходящим солнцем. Два черных журавля, приклеенных к обрыву, плюнули огнем, превратившимся в дымные полосы. И, увидев, что опоздали с выстрелом — задрали клювы, укоротились… Слабый гром дошел из воздушной пропасти.

— Единый, как я ударилась! — проплакал в наушниках голос Аштор. Она уже сидела в кресле, трясущимися руками застегивая ремни. Под носом чернели струйки крови.

— Извини, девочка, это было необходимо.

Рыжая рабыня, так и не придя в сознание, моталась от толчков, будто мертвая.

Теперь был виден только один из преследователей; тщательно уравняв высоту полета, он заходил в хвост.

— Бессмертный! Разреши маневр по моему усмотрению!

Вирайя хотел уже бросить «да» — но вместо этого, ведомый той же бессознательной силой, скомандовал:

— Вверх и назад, живо! Аштор, держись!..

Жестокая боль под ребрами. Череп готов лопнуть, словно вся кровь хлынула в него. Шкура облаков, как полог перед лицом. Кто это так страшно визжит в кабине — рыжая? Или Аштор, потерявшая ларингофон?

…Вдруг отлегло, покатилась тяжесть в руки, в ноги. Вирайя облегчился рвотой. Мелькнули мигающие выхлопами сопла одной из обманутых «стрел». Самолет, выполнив петлю, падал, пока не вонзился в невесомый желтый войлок. Заскрипела, затряслась, всеми суставами машина. Мокрый волокнистый туман помчался метелью по черным плоскостям.

— Справедливо твое решение, Бессмертный, я и сам думал так поступить! — орал осчастливленный пилот.

…Конечно, раз сам так думал — справедливо. Но ведь они-то не глупей, и им не надо кувыркаться через голову, чтобы догнать. Значит — остается одно…

Вирайя прислушивался к внутреннему отсчету времени. Он знал точно: когда придет то, единственное мгновение, раньше и позже которого — гибель, он отдаст приказ. Откуда это у избалованного жизнью адепта, никогда не участвовавшего в боевых операциях? Наверное, в минуты крайней опасности мозг подключает какие-то глубинные резервы…

— Сбавить скорость!

Затылок пилота выражает недоумение, но приказ, конечно, исполняется.

Облака прорваны. Стелется под крылом равнина, исполосованная белым, и бурым, и багряным — то наносы в высохших руслах потоков. Стынут озера, почти восстановившие чистоту. Барьеры бурелома, навороченные потопом, словно крепостные валы. Неожиданная зелень уцелевшего леса.

— Идем на посадку.

— Повелитель, но…

— На посадку.