К величайшей своей радости, Рылеев встретил с его стороны самое горячее сочувствие. Правда, Бестужев стал уговаривать Рылеева издавать альманах, а не журнал.

— Издадим одну отличную книгу в год, и прекрасно! — горячо доказывал он. — Не то представь себе, ничего достойного нет, а подписчики, уплатившие деньги, требуют очередной номер журнала…

Рылеев спорить не стал и только спросил:

— Как назовем альманах?

— «Звезда»! — решительно сказал Николай Бестужев, присутствовавший при их разговоре.

— Пламенеющая звезда… — добавил Рылеев.

— Нет, — запротестовал Николай Александрович. — Так называлась одна из масонских лож, а, как вам известно, царь запретил масонские ложи. Не разрешат и нам так назвать свой альманах. Не лучше ли — «Полярная звезда»? Ведь издаваться он будет в Петербурге, а Петербург столица северная…

— Да будет и здравствует «Полярная звезда»! — весело поддержал брата Александр.

Первая книжка «Полярной звезды» вышла в декабре 1822 года. Все лучшие поэты дали в альманах свои стихи — Пушкин, Баратынский, Вяземский, Жуковский, Денис Давыдов, Крылов. Рылеев напечатал в альманахе свои «Думы».

И теперь, размышляя о дружбе с Николаем и Александром Бестужевыми, Рылеев все отчетливее понимал, как необходимы они в тайном обществе.

Однажды Рылеев возвращался домой с Александром Бестужевым после заседания Вольного общества российской словесности. Стояла снежная белая зима. Петербург, одетый в сверкающий льдистый наряд, был прекрасен.

Александр находился в веселом расположении духа: смеялся, шутил, перебирая впечатления минувшего вечера.

— А мы все пустяками занимаемся, — громко говорил он. — Подтверждаем знаменитым, что они знамениты, а дуракам подносим зеркало, в котором отражается их глупость. Нет высокой цели, идеи…

Звездное зимнее небо висело над городом. Друзья с наслаждением дышали полной грудью. После прокуренных комнат морозный воздух казался особенно свежим и вкусным.

Рылеев был взволнован. Давно ждал он этого разговора.

— Знаешь, — продолжал Александр, — меня удивляет, что порой в Вольном обществе российской словесности высказываются действительно вольно…

— А известно ли тебе, почему оно называется вольным? — спросил Рылеев и, понизив голос, добавил: — Потому что оно находится в кругу зрения тайного политического общества.

Сказал, а у самого дух перехватило: что-то ответит его друг?

Александр от неожиданности остановился. Мимо, визжа полозьями и обдавая друзей брызгами снега, пролетел лихач.

— Да, да, — торопливо продолжал Рылеев. — Существует тайное политическое общество, которое намеревается провести ряд преобразований в России.

Бестужев продолжал стоять молча, потом вдруг схватил Рылеева за рукав шубы и тряхнул его руку.

— Через кого я могу попасть туда?!

— Через меня.

— Тебя?! — Александр Бестужев нагнулся и пристально вгляделся в узкое, посуровевшее лицо Рылеева. Оно показалось ему значительным и торжественным.

— Да, я удостоился быть принятым в тайное общество, — торжественно произнес Рылеев. — А сейчас беру на себя смелость принять тебя. Я верю тебе, Александр! Но послушай! Первое условие приема — тайна. Клянись, что никому не откроешь того, что тебе будет поверено. Второе — не любопытствовать, кто другие члены. Третье — безусловно повиноваться тому, кто принял тебя.

— Согласен! — с жаром ответил Александр. — Клянусь, что буду одним из полезнейших членов общества…

А через некоторое время Рылеев принял в члены тайного общества Николая Бестужева.

Царская охранка с ног сбилась: откуда такая напасть? В Петербурге, в Москве, и что того хуже, в полках стали распевать новые песни. Тягучие, беспросветные. Доносители окрестили их «непотребными». Впрочем, на такой мотив и раньше певали, только тогда слова были безобидные, а тут:

Ну мыслимое ли дело, такое распевать во всеуслышание?! А как запретишь? Слова простые, запоминаются, попробуй вытрави из памяти! Раз глотку заткнешь, другой заткнешь, но песня, как вода, растекается по матушке России.

Любимую застольную «Ах, где те острова» стали нынче таким манером петь:

Невдомек было царской охранке, что авторы этих песен издатели «Полярной звезды» Кондратий Рылеев и Александр Бестужев.

— Песня не прокламация, до каждого сердца дойдет! — говорили друзья.

Они написали несколько песен и поначалу хотели разбрасывать листки в казармах. Но потом решили не рисковать и передавать устно. Раздумывали над тем, как переслать песни на Юг, но, посоветовавшись, решили ждать личной оказии. Летом, когда приехал в Петербург Матвей Иванович Муравьев-Апостол, передали ему.

— Как идут дела на Юге? — спросил его Рылеев.

— Насколько я знаю, дела идут налаженно и сплоченно. Сергей души не чает в Бестужеве-Рюмине, пророчит ему блестящую будущность. Он и вправду последнее время весьма преуспел в делах общества, но горяч очень и воображение воспламененное… Да, будущность наша меня весьма и весьма тревожит…

Лето 1825 года Сергей Иванович Муравьев-Апостол и Михаил Павлович Бестужев-Рюмин жили, как всегда, в Василькове, уездном запустелом городке-слободке, разбросанном по долинам и холмам. Серые деревянные домики и белые мазанки теснились рядами вдоль узких улиц, спускавшихся к обрыву, где текла речка Стугна, обмелевшая, заросшая тиной и камышом. Темная зелень вишневых садов, а среди них белые хатки — хатка над хаткой, садик над садиком, разгороженные плетнями, увитыми тыквами.

В центре города — базарная площадь. Перед единственным каменным домом, где размещались все присутственные места, привал чумаков. Круторогие волы, лежа в пыли, жевали сено, а чумаки тянули жалобные песни. Зной, лень, тишина. Даже собаки не лаяли и куры не бродили, спали, зарывшись в мягкую горячую пыль. Везде грязь, обрывки соломы, навоз…

И люди в Василькове жили так же сонно и однообразно. Мужчины пили водку, настоянную на вишневых косточках, барышни читали французские романы, приходившие сюда с запозданием на год-другой. Самым большим развлечением в городе бывали вечера, которые иногда устраивал у себя полковник Гебель. Играли в бостон, девушки танцевали с офицерами под клавикорды.

Время проходило в учениях, караулах, разводах. Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин жили на Соборной площади в деревянном ветхом домике с облупившимися белыми колоннами. Вокруг дома сад. В саду копанка, покрытая зеленой ряской. От копанки тянуло болотцем, тиной, прохладой. За садом бахча и пасека, оттуда по вечерам приходили запахи укропа и меда, мяты и арбузов.