Ядвиге казалось, что после разговора с Дремовым, состоявшегося недели две назад, когда он, заглянув в медпункт, поинтересовался ее службой, у нее появился повод надеяться, что ее приходу на НП Дремов будет особенно рад и воспользуется им для более близкого знакомства. Когда же надежды не сбылись и она почувствовала себя чуть ли не оскорбленной, у нее неожиданно возникла другая мысль: «Разве от него можно ждать скоропалительной любви? Хотя ты и мчалась к нему, словно втрескавшаяся девка, ты должна помнить, что он командир полка и обязан быть для подчиненных примером не только в бою, но и в личной жизни. Да не забывай и того, что Дремов человек несвободный. Тебе давно известно, что, потеряв семью, он не прекращает ее поисков и едва ли это можно объяснить только однолюбием, скорее за этим кроется сильная натура. Нельзя терять голову и мне».

И хотя Ядвига осуждала свои поступки, но проходили минуты, и у нее перед глазами вновь появлялся Дремов. И не просто появлялся. Она как наяву ощущала его легкое прикосновение к плечу. Замирая во власти неожиданно охватывавшего чувства, Ядвига слышала совсем рядом его голос и вроде даже видела его лицо. Казалось, вот он — ее несказанно любимый, суровый и сильный — такой, каким ей хотелось его постоянно ощущать. Накопленные за многие годы одиночества неистраченные любовь и ласка переполняли ее, и она была готова отдать их без остатка в любую минуту вместе с изболевшейся душой. Она лелеяла мысль прийти к нему на помощь, скрасить его нелегкий командирский труд.

О! Как дороги были ей эти ощущения! Ей хотелось, чтобы они сохранялись без конца, но где-то недалеко послышались выкрики, среди которых прозвучал и голос ее начальника — капитана Решетни. Очнувшись и вскинув горделиво голову, она поспешила к палатке тяжелораненых. Там она встретила главного хирурга медсанбата, прибывшего срочно оперировать на месте любимца командира полка, лучшего разведчика, черноглазого цыганенка. Споро ассистируя, она еще и еще раз торопила себя: «Спасти! Только спасти! Возможна, даже отдать свою кровь. Ведь Дремов так обожает этого мальчишку».

6

Заикина все больше и больше беспокоила слабая общая подготовка и крайне низкая огневая выучка молодого пополнения, составлявшего чуть ли не половину боевого состава батальона. Не давая покоя ни себе, ни своим офицерам, комбат упорно искал выход для устранения этого недостатка. Трудность заключалась в том, что надо было в короткий срок научить солдат ведению меткого огня без вывода подразделений в тыл, на глазах у противника. Наконец он его нашел. Оказалось, что сложный вопрос можно решить относительно просто.

— Эврика! — возбужденно закричал комбат, возвращаясь на НП с переднего края.

— Что это начал как-то не по-нашему? — удивился, встречая его, ординарец.

— Вот тебе и не по-нашему. Нашел! — усмехнулся Заикин. — Знаешь, что пришло в голову? — счастливо заговорил он, садясь на бруствер и опуская тяжелые ноги. — Помнишь, когда наступали, то где-то здесь, совсем недалеко, проходили мимо фрицевского кладбища? Видал, сколько там касок на березовых крестах понавешано?

— Ну и к чему теперь эти каски?

— Как к чему? Лучшей находки и не придумать. Выставим мы их ночью на нейтралке, подальше перед окопами, на каждый взвод по нескольку штук, а днем будем подтягивать к себе за привязанные к ним шнуры. А бойцам прикажем стрелять. Как стемнеет — подобьем бабки. Понял?

Кузьмич рассмеялся.

— Откуда у тебя все это берется? Как я думаю, на пробоинах можно делать отметины и продолжать стрельбу.

— В том-то и штука. Разумеется, надо каждый раз выставлять каски в новых секторах, чтобы солдаты выискивали цели. Считаю, что если хлопцы научатся стрелять по каскам, то бегущих фрицев они сумеют поражать и тем более. Вот тебе и эврика!

Ночью привезли целую повозку касок, а через день-другой о находчивости комбата стало известно командиру полка. «А что? Вроде дело стоящее», — размышлял Иван Николаевич, направляясь на следующий день утром по ходу сообщения на позицию второй роты.

Приближаясь к НП ротного, услышал разговор: «У тебя голова или макитра? Если рассуждать по-твоему, то нам осталось только одно — сидеть и ждать, пока придет фриц и всех нас здесь смешает с…»

Подойдя ближе, Дремов увидел Супруна, отчитывавшего лейтенанта.

— Что здесь у вас? — спросил он.

— Да вот, маленький разбор, — ответил ротный. — Обучаем, как уничтожать танки. Мнения разошлись. Хочу научить, чтобы солдат, бросив болванку, полз, за ней и обратно по-пластунски, а вот…

Дремов не дал договорить.

— Правильно считаешь, товарищ Супрун. Так и учи. Понятно, солдат без охоты ползет по открытой местности, зная, что противник ведет за ним наблюдение, но давно известно, что чем больше пота на ученье, тем меньше крови в бою. Как видишь, выбор простой. На днях обещают выделить нам на недельку пару танков из танковой бригады, так что проведем занятие по борьбе с танками врага, а попросту обкатаем танками наших солдат.

Супрун поднял вопросительно глаза.

— Что значит «обкатаем»?

— Не приходилось? Будем мы это делать просто: с переднего края ночью выведем по одной роте в тыл и расположим солдат по траншеям опорного пункта, а с рассветом пустим через траншеи танки. Солдаты на практике убедятся, что танки страшны только необученному бойцу, что с ними можно успешно бороться. И если не испугаться и пропустить танк через свой окоп, можно поразить его гранатой с тыла.

На ходу одергивая гимнастерку, подошел комбат. Дремов кратко повторил ранее сказанное Супруну, но Заикин, слушая командира, хорошо понимал, что он прибыл в батальон чуть свет не для того, чтобы рассказать, как намеревается обкатывать танками пехоту. И не ошибся. Как только на левом фланге роты послышались выстрелы, Дремов направился в ту сторону.

— Посмотрим вашу затею, — взглянул он на комбата. Тот не растерялся.

— Пока не все налажено, ведь это только начало, — сказал он. — Проверим, поправим, в общем, надо подумать. Очень важно, что солдаты стреляют со злостью. Не то что на стрельбище, по фанерным мишеням.

Дремов пробыл в батальоне весь день, еще раз внимательно просмотрел позиции рот первого эшелона, а уходя, сказал:

— Продолжай, комбат. Игра стоит свеч.

С каждым днем напряжение нарастало. Чувствовалось, что приближаются какие-то важные события. Ночью со стороны противника часто взмывали осветительные ракеты. Раздавались пулеметные и автоматные очереди, а то и пушечные выстрелы.

Из штаба дивизии приходили все новые и новые распоряжения об усилении бдительности и повышении боевой готовности подразделений.

7

Пятого июля на два тридцать ночи в полку готовился ночной поиск. Время выхода уже приближалось, но когда командир полка намеревался уйти на специально оборудованный у самого переднего края наблюдательный пункт, раздался резкий телефонный звонок. Зная, что такие тревожные вызовы бывают, лишь когда кто-то срочно требуется комдиву, он остановился.

— Эх ты! Не уйдешь.

Без каких-либо вступлений командир дивизии генерал Булатов сказал:

— Сосед слева захватил «языка». Противник снимает минные заграждения. Значит, переход его в наступление возможен в самое ближайшее время. Приведите полк в боевую готовность. Личный состав следует укрыть, оставить только наблюдателей. Обо всем замеченном докладывайте немедленно.

На том разговор и закончился. В трубке было слышно, как телефонистка торопилась вызвать другой полк.

В блиндаж почти одновременно вбежали начальник штаба, замполит и командир полковой артгруппы майор Кобзев. По их лицам Дремов все понял.

— Пошли на НП, там и будем разбираться, — поторопил он, но начальник штаба все же успел доложить, что в батальоны сигнал тревоги уже передан.

Короткая июльская ночь бледнела. В пойме речушки сгущался туман. Земля, притихнув, насторожилась. И не успели офицеры занять свои места на НП, как в воздухе загудело, разноголосо заклокотало — над головами понеслись тысячи снарядов. Под ногами и все вокруг вздрогнуло. Вслед за вспыхнувшим в нашем тылу огненным заревом в стороне противника грохнул потрясающий взрыв. И все вокруг озарилось бурым пламенем. Разрывы слились в общий грохот. Ни Дремов, ни другие офицеры не поняли, что могло так мгновенно произойти. На какое-то время все оглушенно застыли. Лишь после повторного залпа майор Кобзев выкрикнул: