Опираясь руками на бруствер, она намеревалась выбраться из окопа, но, встретив на себе взгляд Кузьмича, поняла, что тот не разрешит ей бежать под разрывы.

— Ты малость погоди! Куда теперь?

Ординарец еще что-то говорил, но Зина не слышала. Она мысленно перенеслась в роту Супруна, где вновь и с еще большей силой полыхнуло огнем. Даже здесь, над окопом, на МП комбата зажужжали осколки. Навалившись на бруствер, и Зина и Кузьмич впивались глазами в тот горящий клочок земли, где, очевиднее всего, находился их командир, а когда несколько мин, неизвестно чьих, шмякнувшись рядом, засыпали окоп шипящими осколками, Кузьмич, всполошившись, схватил Зину за плечи и прижал к земле.

— Садись! Еще чего не хватало! — Взглянув вдоль окопа, как бы ища, куда упрятать «сестричку», как иногда он называл Зину, проговорил возбужденно:

— Тут шутки коротки!

Зина поняла ординарца. Покорилась беспрекословно. Сидя на дне окопа, она прижалась щекой к холодной сыпучей стенке и, закрыв глаза, не переставала думать о комбате и бойцах второй роты, которым она в эти минуты не могла оказать помощи.

Кузьмич выпрямился и, наблюдая за участком второй роты и всем правым флангом полка, где с каждой минутой ожесточался ближний бой, время от времени искоса поглядывал на Зину, на ее побледневшее лицо, на длинные, выгоревшие на солнце ресницы, на поблекшие под глазами веснушки.

Зина почувствовала на себе беспокойные взгляды Кузьмича, но когда хотела спросить, чем вызвано его волнение, он каждый раз успевал отвести глаза. «Поди, тоже жалеет», — где-то подсознательно шевельнулась у нее мысль, а во рту почувствовалась такая же терновая терпкость, как и после поцелуя.

По брустверу секанула пулеметная очередь. На лицо, за воротник посыпался песок. Инстинктивно прижимаясь к земле, Зина неожиданно услышала где-то недалеко торопливые шаги и хрипловатую ругань. Прислушавшись к голосу, она догадалась, что на НП появился до этого находившийся в первой роте капитан Рындин. Стряхивая с лица песок, Зина поднялась, но Рындин, как бы не замечая ее присутствия, продолжал громко ругать невесть откуда появившегося телефониста, который, пятясь назад, изо всех сил доказывал, что его вины в потере связи с боевым охранением нет, но Рындин продолжал свое:

— Я тебе покажу, сукину сыну, как нести боевую службу! Спишь ты, что ли?

— Ей-ей, товарищ капитан, не спал! Кричал, пупок надорвал…

— Ты у меня попомнишь, где этот твой пупок! Я те покажу! — И в ту минуту, когда Рындин, преследуя солдата, миновал нишу, в которой, как поняла Зина, тот до того находился, телефон раз за разом длинно запищал. Солдат, чуть не сбивая Рындина с ног, бросился назад. Рындин поспешил за ним.

— Давай крутани! — строго приказал Рындин. И как только солдат прикоснулся к ручке своими заскорузлыми пальцами, вокруг НП грохнули разрывы вражеской шестиствольной минометной установки.

Рвануло землю. По окопам поползло толовое зловоние. Рындин увидел, как солдат, уткнувшись лбом в стенку окопа, видно, стараясь удержаться на ногах, в последние секунды жизни все же наклонился к аппарату и сделал неполный оборот ручкой.

— Да ты что же, твою… — только и успел выкрикнуть капитан, как залп повторился. На этот раз несколько снарядов разорвалось у самого бруствера. Зину отбросило в противоположный угол хода сообщения. Больно ударившись плечом, она почувствовала, как лицо обожгло горячей волной, а глаза и рот забило песком. Куда-то улетела пилотка, волосы смешало с грязью.

Сгоряча подхватившись, Зина увидела, как из того района, где находилось наше боевое охранение, поднялись одна за другой несколько небольших групп бойцов. Пригибаясь, они перебежками направились в сторону роты Супруна. Когда солдаты поравнялись с НП комбата, Зина узнала бежавшего впереди других с автоматом в вытянутых руках старшину Хоменко, решившего нанести боевым охранением внезапный удар по пехоте противника с тыла.

Зина вновь чуть не выпрыгнула из траншеи, чтобы вместе с боевым охранением прорваться к роте Супруна и там во что бы то ни стало разыскать комбата. Но, оглянувшись в ту сторону, где до этого лютовал капитан Рындин, увидела на дне окопа свернувшееся в ком человеческое тело.

— Рындин! — вскрикнула она и бросилась на помощь, но Кузьмич опередил ее.

— Погоди, поддержу, — наклонившись, он приподнял раненого.

Зина упала на колени рядом. Расстегивая сумку, оглядывала Рындина, ища место ранения.

— Здесь она, гляди! — нахмурясь, Кузьмич вытащил из-под спины капитана окровавленную руку, а затем, стянув с него шинель, опрокинул его отяжелевшее тело к себе на колени. Зина увидела на спине большую осколочную рану. С каждым выдохом из нее фыркало кровянистой жижей.

— Теперь давай быстрее, — поторопил Кузьмич. — Видать, легкое у него пробило.

Обтерев тело вокруг раны, Зина стала накладывать повязку широким желтым бинтом. Рындин заскрипел зубами, потянулся, что-то прохрипел и, как бы вспомнив о чем-то, посмотрел Зине в глаза.

— Не пугайся, сестричка. Мы еще повоюем.

— Конечно, повоюем, — поддержал капитана Кузьмич. — Нас теперь не остановишь.

— А, это ты, Кузьмич, — перевел на него взгляд Рындин. — Ты доложи комбату… — он стал задыхаться, но все же постарался закончить мысль, — первая пошла во фланг… и Хоменко тоже…

Голова капитана вздрагивала, несколько раз прорывались гортанные звуки, казалось, что он силится подняться, но Зина была настороже. Бинтуя, она следила за тем, чтобы предупредить каждый его рывок. Она была особенно внимательной, когда он, вздрагивая, сжимал кулаки.

— Потерпите, товарищ капитан. Сейчас сделаем укольчик, и вам будет легче.

— Наберись терпежу, счас она тебе, а чтоб было теплее — укроем, — приговаривал Кузьмич, опуская капитана на землю и укутывая шинелью. — А под голову тебе вот это. — Он подложил Рындину под голову вещмешок убитого телефониста. — Ему он больше не нужон.

Сделав укол и утерев капитану бинтом вспотевшее лицо, Зина поднялась на ноги и подступила к наблюдавшему за боем ординарцу, а когда заметила в дыму фигуру комбата, закричала:

— Заикин!

Не раздумывая, Кузьмич выпрыгнул наверх.

— Бежим! — позвал он.

Подхватив на бруствере автомат убитого телефониста, Зина не отставала от ординарца. Настигая Кузьмича, она услышала в задымленном кустарнике голос комбата. Заикин кричал, подавая команды. «Да, да! Это он!» — еще сильнее забилось сердце Зины. Она убедилась, что капитан жив, а батальон, отрезав пехоту противника от танков, уничтожает ее огневыми ударами со всех сторон.

Вскинув автомат, Зина намеревалась догнать цепь своих бойцов, но, сделав всего лишь несколько прыжков через кочки, была брошена ударной волной разорвавшегося снаряда в изрытый танками песок. В течение какого-то времени перед глазами быстро мелькали смешанные с дымом серые облака, а когда мимолетное беспамятство прошло и она хотела быстро подняться на ноги — оно повторилось от волнения: над ней, склонившись, стоял на коленях комбат.

— Просил ведь оставаться на НП, — шептали его губы.

13

Первые удары противника полк отразил успешно, но во второй половине дня для него сложилась еще более тяжелая обстановка: к своим уцелевшим танкам противник подтянул из глубины свежие силы мотопехоты и артиллерии, а в воздухе появились его бомбардировщики. Самолетов, правда, было немного, но никто не гарантировал, что их число не может увеличиться в любую минуту. Авиация способна к самому быстрому маневру. И если к утреннему бою полк всю прошедшую ночь готовился, то теперь, понеся значительные потери, его подразделения не имели никакого времени для восстановления нарушенной обороны.

В особо тяжелом положении оказался батальон Белика, занимавший оборону на правом фланге полка. Противник вначале именно там наносил свой главный удар, намереваясь прорваться к Днепру кратчайшим путем.

Связи с дивизией полк так и не установил, а следовательно, о какой-либо поддержке с ее стороны не могло быть и речи. О том, когда главные силы подойдут к реке, нельзя было сказать даже предположительно. Судя по полетам вражеской авиации в направлении Гринева, можно было полагать, что бои в том районе пока еще продолжаются.