Неожиданно в том краю лощины, куда прорвались вражеские танки, прогремели сильные взрывы.

Спустя несколько минут выяснилось, что там на наших фугасах, установленных незадолго до этого полковыми саперами, одновременно подорвались два фашистских танка.

Дремов не удержался, похвалил полкового инженера:

— Умница Бойченко, везде успевает!

Еще не осела от взрывов земля, как где-то в том районе послышалось громкое «ура!». Дремов понял, что там перешел в атаку батальон Лаптева.

— Что слышно от Заикина? — спросил он у начальника штаба, расположившегося со своими помощниками поблизости.

Ответ начальника штаба был неутешителен и обеспокоил Дремова. Он нервно стиснул кулаки и, о чем-то подумав, приказал:

— Посылай верхом офицера! Пусть проскочит в обход. Связь с батальоном установить, хоть кровь из носа!

Противник атак не прекратил. Над НП полка визжали не только осколки часто рвавшихся снарядов, но и пули. Неожиданно Дремов, наблюдая за боем батальона Лаптева, почувствовал, как обожгло плечо. Из рукава тонкой струйкой потекла кровь, рука онемела.

К раненому командиру подбежал ординарец. Пошарив в противогазной сумке, выхватил из нее индивидуальный пакет, но пальцы тряслись, сделались непослушными.

— Тьфу ты, стерва! — выругался солдат, дернув нитку на пакете зубами.

Дремов, закусив нижнюю губу, не обращал внимания ни на волнение солдата, ни на появившегося фельдшера. Ему было не до них. Переступая с ноги на ногу, он переводил напряженный взгляд то на подходившую небольшую колонну вражеских танков, то на скаты высоты, где с новой силой разгорался бой первого батальона.

Приказав Сомову поставить перед танками заградительный огонь, он вскоре убедился, что этого далеко не достаточно. Доложил о создавшейся перед фронтом полка обстановке в дивизию, но и оттуда ничего утешительного не получил. Тяжелый бой продолжался и перед фронтом других полков, и комдив был вынужден задействовать все имевшиеся у него резервы. «Значит, надо выжимать все до последнего у себя», — заключил Дремов и, когда стало ясно, что Лаптев своими силами дольше сдерживать натиск танков не сможет, поставил на прямую наводку две последние батареи из своего резерва. Но тут случилось непредвиденное: часть танков, а в последующем и пехота отвернули в сторону и бросились на высотку, на которой размещался полковой НП.

Когда воздух над высотой пропороли очереди крупнокалиберных пулеметов, а у ее подножия разорвалось несколько танковых снарядов, Дремов услышал выкрики сержанта-связиста:

— Кончай жевать! Вон танки на нас валят. Бери гранаты!

В ту же минуту в окопе рядом зарокотал пулемет. Дремов увидел, что сержант-связист, сросшись с бруствером, посылал в сторону противника одну за другой прицельные очереди. Не отставал от сержанта и солдат. Перезаряжая диск за диском, он бил по приближавшейся пехоте из автомата, когда же к высотке подошли танки, выхватил из ниши связку гранат и бросился против одного из них. Дремов только теперь узнал, что это был тот самый солдат-связист, который тогда в обороне панически бежал от вражеского танка.

После отражения атаки сержант нашел солдата недалеко от подожженного танка. У того на детском лице светилась улыбка исполненного долга. Понял, что рядом с ним находится сержант, потянулся к нагрудному карману.

— Отошли домой, — прошептал он, протягивая замусоленный треугольничек…

7

Когда уже было хорошо видно расположение роты, занявшей оборону вдоль неглубокой канавы, над головой комбата взвизгнула короткая пулеметная очередь. Свалившись в бурьян, он понял, что по нему стрелял пулемет, расположенный где-то рядом, на фланге роты.

— Что за черт?! — выругался Заикин, прижавшись к земле, а про себя подумал: «Вроде свой, но рисковать не стоит. Даст еще очередь, и конец…»

Спустя несколько минут комбат, взглянув в ту сторону, откуда бил пулемет, увидел поднявшегося во весь рост солдата. Тут же послышался окрик:

— Какой шайтан?!

— Никакой не шайтан! Комбат я! Понял? — прокричал Заикин в ответ.

Солдат вскинул голову и, присмотревшись, бросился к комбату. Часто моргая узкими глазами, солдат скривился, его жидкая седеющая бороденка вздрогнула. Прижимаясь к Заикину, он с волнением повторял:

— Наша комбата! Наша комбата!

Хлопая солдата по спине расслабленной рукой, расчувствовался и комбат.

— А обзываешь шайтаном, — улыбнулся он. — Да еще и строчишь из пулемета.

Солдат мотнул головой в сторону канавы, где находился его окопчик.

— Командира приказай, окопа копай, немец стреляй. Чуть тебя не убил!

— Где командир? — спросил комбат, торопливо пробегая взглядом по расположению обороны.

— Там командира, — указал пулеметчик куда-то в сторону.

Взглянув еще раз на солдата, Заикин поторопился к ротному, а встретив пробегавшего мимо автоматчика, позвал:

— Солдат!

— Слушаю, — остановившись, ответил автоматчик.

— Где Светличный?

Солдат не торопился с ответом. Посмотрев на комбата усталыми глазами, нехотя кивнул вперед:

— Тут они, в окопе, только, кажись, уже отвоевались…

Заикин не дослушал последних слов. Пошел широкими шагами вперед, устремляя взгляд то в конец канавы, то в сторону большака, где после небольшого затишья бой заклокотал с новой силой. «Отвоевался? Такого не может быть», — думал комбат о ротном, а когда солдат, выбежав вперед, наклонился над замаскированной ячейкой, Заикин подошел к нему. Остановившись, почувствовал, как зазвенело в ушах. Взбудораженная кровь, казалось, мгновенно остыла: в глубокой, узкой щели, очень похожей на могилу, лежал, вытянувшись во весь рост, младший лейтенант Светличный. Его лицо тускло серело, заострившийся нос и посиневшие губы застыли, а широко открытые немигающие глаза уставились куда-то далеко, в одну точку.

Увидев комбата, он болезненно пошевелил бескровными губами. Его руки потянулись вдоль тела, а в горле что-то захрипело. Заикин понял, что ротный, напрягая последние силы, намеревался что-то сказать, доложить о роте, но не смог.

— Что с командиром? — неожиданно выкрикнул комбат, обращаясь к солдату.

— Пропороло их… Пулеметной очередью в живот… Утром, когда поднялись в атаку…

Светличный не сводил с комбата глаз, видно, боролся со смертью, стремясь еще прожить хотя бы те немногие минуты, которые потребуются для доклада о том, как рота воевала, выполняя его приказ. Он еще больше вытянулся и, пытаясь подняться, рванулся всем телом, но тут же снова упал. Голова стукнулась оземь. Посиневшее лицо скривилось в еле уловимой улыбке, на верхней губе, казалось, все еще подрагивавшей, взъерошился белесый пушок.

Заикин поднялся. Рядом, над окопом, обнажив головы, стояли Кузьмич и автоматчик.

После ранения Светличного командование ротой принял на себя старшина Хоменко, но он не знал ни поставленных роте задач, ни установленных ей для связи с батальоном сигналов. У ротного он не стал допытываться, так как видел, что тому тяжело и без его вопросов. Но чувствовал он всем нутром, что и там внизу, у оврага, и у гребня лесистой высотки вели бой свои.

Туда и спешил он пробиться с ротой. Был уверен, что в том направлении наносят удары и другие роты батальона.

Перед комбатом старшина появился неожиданно. Похудевший, в обметанной липкой грязью, перекосившейся под широким офицерским ремнем шинели, с копной мокрых волос, выбившихся из-под суконной довоенной пилотки, представился:

— Старшина Хоменко.

Заикин нахмурился.

— Как же так, Светличного не уберегли?

Хоменко помрачнел.

— Как только развернулись для атаки, он бросился вперед. Рота дружно устремилась за ним. Фашисты заорали по-своему, драпанули, а с тыла подкрался броневик. Он и полоснул. Погибли там еще несколько наших. Ротный еще и после не сдавался, все командовал. — Взглянув под ноги, старшина со вздохом закончил: — Заберем с собой. Схороним в деревне, чтобы рядом с людьми.