Она молчала. Потом сказала, уже спокойно:

- Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, и потому оставим эту тему.

Мы подошли к остановке трамвая-“десятки”.

- Может, сейчас объяснишь, куда мы путь держим?

Катя облизнула тонкие губы. Улыбка на них вернулась, натянутая, но лучше уж такая.

- Помнишь Инну Романовскую?

Ее голос был подчеркнуто равнодушным.

Я не ответил сразу. Я помнил Инну, и поэтому не ответил сразу. Будто почувствовал запах моря и течение песка между пальцев. И танец, медленный танец.

- А что? - спросил я.

- Да вот видела ее недавно.

- Ее? Она здесь? Не уехала?

- Куда она денется, - фыркнула Катя полупрезрительно. - Вкалывает в какой-то задрипанной школе, домой возвращается затемно. А в ее трущобе мало ли что может случиться. Там хватает и пьяни, и наркоманья… и прочей мерзости.

- Что ты хочешь сказать?

Я не мог скрыть волнения, как ни пытался, слишком это было неожиданно. Катя действительно застала меня врасплох и открыто наслаждалась этим. Инна. Инна Романовская, которая больше всего на свете хотела уехать из этого города, говорила, что здесь ее ничего не ждет, - здесь. Совсем рядом все это время.

- Я хочу сказать, - Катя шагнула в сторону подъезжавшего трамвая, - что она кому-то сильно запала в душу. Или не в душу, что, собственно, неважно.

Я дернул ее за руку.

- Поехали на такси, смотри, людей хренова туча.

- На такси? В Буденовку? Это гривен двадцать-двадцать пять, Воронцов, не гони.

- Да плевать. - Я достал из кармана бумажник, там было два полтинника и три двадцатки, не считая кредиток. - Поехали.

Катя пожала плечами.

- Твои бабки.

Пока я вызывал машину по мобильнику, она стояла чуть в стороне и не сводила с меня взгляда, которого понять я не мог. Вряд ли мобила произвела на нее такое впечатление, но другого варианта не придумывалось.

Через минуту мы уже неслись по малоосвещенным улицам.

- Так что там с Инной? - я был нетерпелив и уже не пытался скрывать, мне просто стало все равно.

- Пока ничего. - Катя зевнула, прикрыв ладонью рот. - Парочка мелких мертвых ублюдков следят за ней вот уже два дня. В смысле, две ночи. Твоя девочка когда приходит, кормит собаку, но эти два дня ее сестра была дома, и мама. А сегодня она одна. И когда выйдет во двор, то может назад не зайти.

- А ты что там забыла?

- Не твое собачье дело. Считай, что это совпадение.

Мы выбрались в кромешную тьму. Насколько я помнил, Инна жила через два переулка, я тащился как слепой котенок, зато Катя уверенно двигалась в нужном направлении, то и дело роняя “осторожно”, иначе я переломал бы ноги. Наконец мы добрались до ее улицы, освещенной одиноким заляпанным грязью фонарем.

Чем ближе мы подходили к дому Инны, тем более я замедлял шаг. Ее силуэт маячил в окне за неплотной шторой, и я поймал себя на мысли, что сильнее сильного хочу одного. Чтобы Инна подстриглась и сделала какое-нибудь красное колорирование, чтобы сменила имидж и купила очки с цветными стеклами. Где твои крылья, которые нравились мне? Чтобы эти пять лет изменили ее хоть на долю процента так же, как меня.

Собака залилась истерическим лаем, и мы спрятались за угол забора. В этот момент Катя ткнула меня в спину.

- Тс-с. Вон, смотри.

К калитке приближалась тень, небольшая и слегка неуклюжая. Он двигался медленно и осторожно, будто чувствовал наше присутствие, но на уровне очень недавно умершего.

- Детка Черныша, - сказала Катя мне в щеку, и я отклонился.

- Откуда ты знаешь?

- Знаю.

Во всяком случае, стало ясно, что Катя делала в этой богом забытой дыре несколько раз подряд. Следила за теми, кто носил в себе кровь ее любимого. Вот вам и совпадение.

Дверь скрипнула, открываясь, и раздался голос:

- Берта, да что с тобой?

Только сейчас я обратил внимание, что собака продолжает истошно голосить.

Тень подобралась к забору, и моя ярость достигла точки кипения. Я выскочил так быстро, как мог, повалил его на землю и оседлал сверху. Он и вправду был очень юн, лет пятнадцать, не больше. Черныш, вот же чертов кретин… Кажется, я напугал его, потому что он лежал не двигаясь и только смотрел на меня огромными глазищами.

- Что же ты творишь, гаденыш мелкий, - шепнул я прямо в эти широко распахнутые черные колодцы, - тебе же как жертве куча денег положена, ты же за них можешь залиться под завязку…

Кажется, он начал понимать, что я скорее пища, чем угроза, и пока это осознание не успело укрепиться и он не оторвал мне руки, я достал из кармана небольшой пистолет и прижал к нему. Вообще я им никогда не пользуюсь - это и не оружие даже, ведь надо быть так близко, чтобы убить. Игла пробила кожаную куртку, плоть и безошибочно вошла в сердце - он вздрогнул, почувствовав укол, на поверхность темных колодцев выплеснулась вода и боль. Не давая ему опомниться, я нажал на спуск. Его сердце раскрылось, беззвучно, как бутон, разбилось внутрь себя, как супернова. Это было быстро, он даже не вздохнул, только дрогнули ресницы, пальцы медленно разжались и отпустили меня. Я залез в его нагрудный карман и достал оттуда какой-то документ. Кажется, ученический.

В следующий момент я увидел Инну. Она вышла на освещенный порог, не решаясь ступить еще несколько шагов.

- Кто там?

- Это я, - мой голос звучал незнакомо. Почему я ответил? - Воронцов.

- Даня? Это ты?

Я вошел в калитку и медленно подошел к порогу, заставляя ее отступать. Наконец она вернулась в пятно света от фонаря.

- Это я.

- Что ты делаешь здесь?

Я смотрел на нее и не мог ответить. Не было этих пяти лет, потому что она была такой же, как на выпускном, - длинные волосы текли по плечам, будто песок в песочных часах, в глазах плескалась тревога и еще другая эмоция, такая сильная, что пересыхало в горле. Крылья никуда не делись, и в отличие от моих, были все еще белыми…

- Напугали тебя? - спросила Катя из-за моей спины.

От Катиного присутствия собака замолкла, будто подавилась лаем, и, утробно рыча, спряталась в будку.

- Да Берта уже несколько дней беспокоится… не знаю… - машинально ответила Инна, не отрываясь от меня, но потом спохватилась. - Ты Катя, да? Климович?

- Да.

- Холодно же, нужно войти в дом. Пойдемте. Катя, захо…

- Нет, - оборвал я ее, поспешно, и получилось грубо. - Не приглашай ее.

“Не приглашай ее, иначе потом она войдет без приглашения” - мелькнуло в Катиных глазах, она пренебрежительно пожала плечами и зацепила у меня из кармана пачку сигарет.

- Спасибо, не стоит. Я подожду тут.

Не дожидаясь сопротивления, я втолкнул Инну в дверь. Она все равно была в шоке и покорно дала завести себя в дом. Боже, опять держать ее, как в танце, в том последнем танце на выпускном, когда ее волосы текли по моему лицу, а она говорила о будущем. Уже тогда я знал о своем будущем, но не мог отказать себе в этом танце. Не мог.

- Даня, ты… Я знала, что ты вернешься, - говорила она, держась за мои руки, а я смотрел и не мог насмотреться. Ничего не ждало ее в этом городе, вот уж правда, но она-то ждала. Пять лет.

- Я не… Послушай, Инна… Да послушай же! - я легонько встряхнул ее. - Пообещай, что ближайшие два дня не будешь выходить на улицу после темноты. Пожалуйста.

- Что…

- Инна, пообещай. Два дня. Это очень много значит.

- Ну хорошо, я… - Она встряхнула головой и отвернулась. - Ты ведь не вернулся, да? Ты не вернулся.

Я поцеловал ее волосы, умирая от желания пропустить их сквозь пальцы, снова почувствовать это течение песка. Песчинок ее времени, которые закончатся так быстро. Она смотрела, когда я уходил, и этот взгляд не отпускал, держал изо всех сил… но я вышел.

Кати во дворе не было. Я обнаружил ее над трупом.

- Что ты с ним сделал? - спросила она глухо. - Как ты это сделал?

- Не знаю, - ответил я, но тут же замолчал, увидев ее лицо в свете фонаря. По ее щекам текли слезы, и они были прозрачные. Совсем прозрачные.