Эти аргументы будут обретать вес и откроют перспективу создания «многочисленных и должным образом укомплектованных» библиотек благодаря, в частности, «преступному дезертирству трусливых врагов нашей свободы». Но поскольку особенностью любой перспективы является то, что конец ее виден не сразу, сначала придется пережить множество трагедий — столь же прогнозируемых, сколь неизбежных, и среди них дело «хранилищ».
29 ноября 1793 г. Ашар, библиотекарь из Марселя, обрушившись на людей, которые «беспрестанно требуют сжечь все книги как вещи бесполезные или вредные», предлагает собрать их в специально учрежденное для этого хранилище. Итак, Домерг отстранен. Конвент переводит Комитет общественного образования в ранг своих первостепенных забот, а через два месяца постановляет, что в каждом из пятиста сорока пяти округов будет библиотека. Те из них, что успели избавиться от своих книг, начинают поглядывать на фонды соседей. Другие, напротив, приходят к убеждению, что отныне могут свободно сбывать по дешевке хлам. Округ Гайяк, преисполненный гордости, рапортует, что нашел «двух умных граждан» с целью отобрать лучшие книги для хранения. Следует громовой ответ Исполнительной комиссии: «Всякий отбор полностью им запрещен, они должны внести в каталог абсолютно все книги». Но комиссия явно недооценивает упрямство, присущее жителям Тарна: когда библиотекарю Блане Лене предписали начать инвентаризацию с левой части хранилища, продвигаясь направо, он вышвыривает на свалку первую же книгу с не понравившимся ему названием, поскольку не хочет выставить себя на посмешище, внеся ее в список. Сверх того, по его словам, администрация не предоставила каталожный материал и «тем самым разрешила за неимением карточек использовать поля старого готического часослова, у которого нет ни начала, ни конца. Можно ли это назвать проявлением вандализма? Признаюсь, что я приступил к делу, не дожидаясь ответа… Работа продолжается, и задача будет выполнена наилучшим образом».
Учредительное собрание успело издать четкие инструкции по защите книг от влажности, крыс или огня. «При перемещении следует соблюдать строжайший порядок, с тем чтобы сохранились рубрикации, уже установленные в библиотеках». Сладкие сны: в Ренне, когда перевозят книги из библиотеки замка Пире в специальное хранилище, солдаты с явной гордостью раздают их людям, собравшимся поглазеть на кортеж; в другом месте, невзирая на охрану из национальных гвардейцев, грабители «захватили и порвали все книги на раскуривание трубок и отопление своих жилых помещений». Как бороться «с теми, кто разбазаривает книги, если это преимущественно жандармы или другие военные и даже возницы»? Есть все основания полагать, что работа будущего библиотекаря не будет слишком трудной: «Если окажется мало хороших книг по причине кражи либо потери или порчи во время перенесенных ими перемещений, он должен принимать неполные издания, подгнившие тома и другие, рассыпающиеся на куски».
В большинстве случаев хранилища являют собой «хаос»! Обнаруживается, что в Перигё «все библиотеки из всех хранилищ были перемешаны», в Кале — это «чердак, где книги из различных библиотек свалены кучей», в Ньевре «мне пришлось заняться разборкой, отнявшей много времени… один из моих сограждан стал жертвой своего рвения, копаясь в этом нездоровом хранилище». Подобная опасность подстерегает и хранителя в Бельфоре: «Представьте себе бесформенную груду из более чем десяти тысяч томов разного формата, высыпаемых из корзин без разбора посреди голой залы… Большую часть этих книг, возможно, не открывали лет сто, и они источали яд, вынуждавший меня поминутно выходить на свежий воздух и смертельные последствия которого я ощущал очень долго».
Когда 5 жерминаля IX года министр внутренних дел решает доставить в Париж книги из версальского хранилища, иными словами, 127 100 единиц, инспектор д’Эгрефёй, ответственный за отбор, привозит только 30 тысяч. Остальное — но сколько оставалось на самом деле? — он на месте пустил под нож и продал на вес. В конце 1789 г. парижский библиотекарь Амелон рассчитывал получить книги из ста шестидесяти двух религиозных и духовных учреждений: если монахи не лгали (ибо их часто ловили на лжи: так, картезианцы распределили монастырскую библиотеку по всем кельям и каждый монах утверждал, что эта сотня с лишним томов является его личной собственностью, однако вскоре обман раскрылся), ему предстояло разместить 808 120 изданий; когда добавились книги эмигрантов, в Париже образовалось девять хранилищ, сведенных в IV году в два, а в начале IX года — в одно, и эта последняя операция заняла два года. На протяжении целого десятилетия каждый месяц повозки с печатными изданиями тряслись по улицам в разных направлениях, — возможно, они встречались со своими законными хозяевами, которых везли на утреннюю экзекуцию. Сколько было потеряно из-за этих беспорядочных перемещений? Хранителям нет до этого дела: сами они, как и все, обладавшие хоть малейшей властью при Директории, начисто лишены совести. Так, некий Дамбревиль, получивший в свое распоряжение хранилище Луи-ла-Кюльтюр, забрал 9595 лучших книг в собственный дом. Это собрание оказалось настолько хорошо подобранным, что, когда его целиком вернули в хранилище Кордельеров, первый консул выразил желание, чтобы оно было передано ему в дар в качестве личной библиотеки.
Если выражаться в стиле того времени, ненависть к книгам соревнуется с коррупцией и небрежением; нельзя сказать, что принесло больше вреда — глупость или подлость. В 1794 г. на повестке дня новое великое начинание: церкви признаны самым подходящим местом для устройства лабораторий по обжигу селитры, и в бывшем аббатстве Сен-Жермен-де-Пре появляется селитряная мастерская Жермен; «большой резервуар помещают прямо посреди нефа, печь — в галерее, угольный склад — в аббатском дворце» (Луи Рео забыл упомянуть груды фуража). Катастрофа была неизбежной, почти запрограммированной. В августе месяце большая часть из 49 387 изданий и 7072 рукописей обращаются в дым. Несколько десятков, вываленных на тротуар в далеко не блестящем состоянии, покупает за пару монет Петр Дубровский, один из секретарей русского посольства, приобретший большой опыт по ходу грабежа книг из Бастилии: инкунабулы и издания на веленевой бумаге, нынешняя цена которых не поддается исчислению (например, «Великие хроники Сен-Дени», принадлежавшие герцогу Бургундскому Филиппу Доброму или «Послания» святого Иеронима, переложенные во французских стихах и проиллюстрированные в 1509 г. для Людовика XII), — вскоре оказываются у российской императрицы Екатерины Великой, рядышком с библиотеками Дидро и Вольтера и многими другими, почти столь же необыкновенными, наподобие библиотеки Ламуаньона из замка Бавиль. Царица знала толк в управлении и обладала хорошим вкусом, возможно, поэтому якобинцы называли ее «северной шлюхой».
Да, в эти годы Республика ничуть не нуждалась в ученых. Зато ей требовались книги во все больших количествах: война с Европой поглощает зарядные картузы в промышленных масштабах и нехватка бумаги становится хронической. И вот в VI и VII годах из хранилища Кордельеров извлекают 15 тысяч инфолио, поскольку большие форматы востребованы пиротехниками. Замок Со, построенный архитектором Перро для Кольбера, по распоряжению Директории снесен с лица земли: свинцовая крыша пошла на отливку пуль, а великолепная библиотека герцога де Пентьевра — на обертку для зарядов. И параллельно с этим, вплоть до Реставрации, продолжится программа Оздоровления книг. В целом в период между 1789 и 1803 г. от десяти до двенадцати миллионов изданий перемещались с места на место, подвергались отбору, портились или уничтожались, зачастую просто терялись. Вооружившись идеями, несомненно, благородными, но нереализуемыми, французская революция привела к уничтожению «сети частных, нередко открытых для публики библиотек, медленно создававшихся на протяжении столетий». Масштабы этого бедствия вызовут в качестве ответной меры культурную интервенцию государства, последствия которой будут сказываться до конца XX в. Но сегодня эта опасность преодолена: разве не видим мы, как на смену этому абсолютизму приходит доступное любому спонсорство?