Изменить стиль страницы

Макс посмотрел на часы и вздохнул, в пять утра ему теперь вряд ли удастся уснуть. За эти дни, внутри него накопилось лишком много боли и злобы, которые было просто необходимо выгнать наружу. Он надел спортивные штаны и спустился вниз. Его мышцы нуждались в разрядке.

Он намотал на руку бинт и плотно закрепил его, после чего встал напротив кожаного снаряда. Один удар. Другой. Третий. Интенсивнее. Чаще. Ему было необходимо выработать адреналин. Он почувствовал, как кровь быстрее побежала у него в жилах. Он отрабатывал каждый удар. Двенадцать лет он жил с мыслью о том, что больше никто не посмеет сокрушить его, теперь он сам сможет отразить нападение, он сможет постоять за себя и своих близких. Его руки уже привыкли к каждодневному драйву, он не мог жить без состояния эйфории, которое накрывало его после часовых тренировок. Он боролся с болью, пытался отражать удары прошлого, которые и по сей день желали его сломить. Он старался забыть то, что неустанно разрывало его изнутри. У него не было детства, не было любящего отца, он практически не помнил, когда его мать последний раз была по-настоящему счастлива. «Ты никогда не станешь человеком, которым можно будет гордиться! Ты самый мерзкий сын, который только может быть у отца!» Макс ощущал, как капельки пота начинают течь по его спине, как они выступают на лице. Он бил все сильнее, все сокрушительнее, каждый удар он делала так, будто бы от него зависела его жизнь. Он мечтал похоронить свое прошлое, мечтал выбраться из этого тягучего болота и просто идти дальше. Но, как и любое болото, оно имело свойство затягивать и это тянуло его все глубже и глубже, с каждым разом, оставляя все меньше шансов выбраться на поверхность. Но он боролся, он бил кожаный мешок всё быстрее, с каждой секундой ускоряя ритм. Его сердце уже стучало с бешеной скоростью, пульс участился, а руки уже совсем не ощущали боли. Он не чувствовал ничего. Для него существовали только пальцы, накрепко сжатые в кулаки и цель, которую он должен был ликвидировать. Его глаза были полностью сфокусированы в одной точке. «Ты думаешь, кто-нибудь когда-нибудь полюбит такое ничтожество?- он рассмеялся. – Да только если этот человек будет таким же дерьмом, как и ты! Ублюдок, я жалею, что ты на свет родился!» Макс сделал серию молниеносных ударов и завершил её мощным ударом ноги, после чего снаряд отъехал в самый дальний угол зала. Он стоял, смотря на кожаное изделие, которое только что бессознательно колотил, и почувствовал, как сжалось его сердце. Он не может забыть. У него никогда не получится выбросить из памяти слова, которые прочно обосновались в его голове. Они словно клещами цеплялись за всевозможные стенки его сознания, не давая ему возможности навсегда утопить их и закинуть как можно дальше. Они не хотели уходить из его жизни, привыкнув на протяжении многих лет существовать в его голове и питаться его страхами.

Да, он всё ещё боялся вернуться в прошлое. Всё ещё боялся, проснувшись одним утром, вдруг оказаться снова четырнадцатилетним мальчиком. Боялся снова стать тем бессильным ребенком, который не знал, что делать. Ему казалось, что, даже, спустя такое количество времени, оказавшись снова в том доме, увидев пьяного отца, плачущих маму и сестренку, он просто не сможет двигаться, он будет стоять и бессильно наблюдать за происходящим.

Пока он принимал душ, он думал о том, что делал не так. Почему отец так относился к нему? Что мешало ему любить его так, как обычно отцы любят своих сыновей? Ведь даже в трезвом состоянии, в котором они имели радость видеть его всего несколько часов в неделю, он никогда не относился к Максу, как к родному сыну. Он никогда, ни разу не сказал ему, что любит его или, что гордится им. Почему? Чем он был хуже своих сверстников? Этот вопрос всегда мучил его, но даже теперь, столько лет спустя, он не мог найти на него ответа.

Стенли потерял работу, положение, деньги, и считал это достаточным основанием для того, чтобы надираться до чертиков и вымещать свою злобу на своей семье. Алкоголь делал из него неконтролируемого бешеного зверя, который прочно сидел внутри него, пока в его горло не попадала хотя бы капля спиртного. Он столько раз пытался поговорить с Максом, заставить его понять мотивы его поведения, объяснить, почему он так поступал, но он просто не хотел слушать. Да и зачем? Один лишь его вид пробуждал в Максе и без того мучительные воспоминания, не хватало ещё и давать им повод возрождаться в те немногочисленные моменты, когда они все-таки предпочитали его не истязать.

Он вспомнил, как мама уговаривала его поговорить со Стенли, ссылаясь на то, что он изменился и раскаялся. Он раскаялся. Макс усмехнулся. Для этого было немного поздновато. Того мальчика, который ещё когда-то мог найти в себе силы простить и, возможно, понять, уже давно нет. Теперь, есть только взрослый мужчина, поклявшийся защищать свою семью и навсегда выкинуть из своей жизни такого человека, как Стенли Пирс. Да, он был его отцом, и этого ему никогда не изменить, как не изменить и того, что в его жилах течет его кровь. Но он скорее умрет, чем позволит этому человеку снова сломать им жизнь.

Макс выключил душ и натянул простые джинсы и синюю футболку. Затем покинул квартиру, сел в свой черный Феррари и включил зажигание.

Он тут же подумал о Саре. Они не разговаривали уже больше суток. Конечно, если подумать, они никогда не болтали целыми днями, да и виделись не так часто, но сейчас, его как никогда беспокоило то, что они так долго не общались. Каким же он был идиотом тем вечером. O Mio Dio, неужели он не мог просто отнестись к ней, как к сестре? Ведь он всегда так к ней относился, но почему же именно сейчас эта мысль казалась ему невыносимо глупой. Сара ему не сестра, да, и он прекрасно понимал это, но тогда почему же он беспрестанно твердил себе обратное? Он пытался уверить самого себя в том, что их связывает нечто большее, сродни семейным узам, и с этим была согласна его голова. Но все остальное решительно бастовало. Но он не мог позволить себе причинить ей боль, вот почему тогда он остановился. Это был не просто эксперимент. Да, он хотел удостовериться, что она желает его так же сильно, как и он её, но главным двигателем для его остановки было именно то, что боялся все изменить между ними. Он не хотел заставлять Сару страдать. Провести с ней ту ночь было бы всё равно, что ходить по раскаленным углям. С каждым шагом становилось бы все больнее.

Сара всегда была для него той, на кого он мог положиться в любой ситуации. Когда ему нужна была помощь, она всегда выручала его, и не только его, всю их семью. Вот и сейчас, когда ему пришла в голову эта дурацкая затея с подставной невестой, она, не задумываясь, согласилась подыграть ему.

Почему? Почему в ней было столько добра и любви к окружающим и столько ненависти и несправедливости к самой себе? Он видел, как с каждым днем она умирала всё больше и больше, он знал, что чувство вины за произошедшее тем вечером до сих пор грызет её изнутри. Но она не была виновна в том, что случилось, она не могла знать, что именно в эту секунду этот подонок садился пьяным за руль. Пьяным. Макс горько усмехнулся. Он ненавидел пьяных людей. Он ненавидел все, что они собой олицетворяли. И он понимал Сару, которая жила с этой болью уже пять лет.

Макс завернул за угол и остановил машину, заглушив мотор. Им нужно поговорить. Даже не столько о том, что чуть не случилось между ними, а скорее о том, что творилось у неё внутри. Он видел, что ей тяжело и понимал, что с каждым днем, ей почему-то становится только хуже. Макс поднялся в квартиру и повернул ключ в замке. Он найдет способ убедить её поговорить с ним, совсем в крайнем случае, он может попросить Дженнифер ему помочь. Хотя его сестра была той ещё штучкой. Макс ухмыльнулся. Да, на её помощь в таких делах можно не рассчитывать. От неё можно дождаться только одной фразы: «Сам накосячил, сам и выпутывайся». И она будет полностью права.