У местных жителей мы выяснили, что немцы располагаются только вдоль линии железной дороги Рославль-Киров. Севернее неё они бывают только наездом, а южнее, в .Брянских лесах, действуют партизаны.

Готовясь к маршу, мы нескольких тяжелораненых оставили в деревне Жилино у надёжных людей. Это было сделано тайно. Оставленных обеспечили медикаментами.

По нашим расчетам, за ночь мы должны были подойти к линии железной дороги, перед рассветом её преодолеть и войти в Брянские леса. Ночной марш планировалось совершить по открытой местности. Только в одном месте на пути нашего следования располагался небольшой лес. Если начать его обходить, то будет потеряно много времени, поэтому решили пройти через него. Перед наступлением темноты 17-го июня подготовка была завершена, и в 23 часа мы выступили.

Из Жилино мы взяли с собой проводника, хорошо знавшего местность. Он провёл нас до деревни Горячево, а затем возвратился назад. Проводником этим был колхозник призывного возраста. В армию он не попал, так как был крив на один глаз. Немцев он ненавидел, как в то время все советские люди, многие характеризовали нам его как надёжного человека, и мы безусловно ему доверились. Думаю, что впоследствии, если остался жив, он должен был стать известным в тех местах человеком.

Марш проходил в точном соответствии с составленным нами графиком до самого леса. Однако в лесу, к величайшей досаде, мы задержались критически долго. Здесь десантников ожидало множество завалов, на преодоление которых ушло много времени. Вместо того, чтобы подходить уже к железной дороге, мы оказались в четырёх километрах северо-западнее того места, где намечалось ее перейти. Обстановка сложилась для нас очень сложная. Оставаться в лесу днём было опасно. Размер этого леса был явно недостаточным для такого большого количества людей. Вблизи находились населённые пункты, весь район весьма оживлённый. Опасность нашего обнаружения противником становилась вполне реальной. На наше счастье шёл мелкий дождь. Этим мы и воспользовались.

Противник о нас пока ничего не знал, самолеты его в плохую погоду не летали. Следовательно, у нас оставался какой-то отрезок времени, позволяющий незаметно подойти к железной дороге.

Мы выступили и, обойдя деревню Шаховка, приблизились к реке Снопоть. По плотине водяной мельницы перешли реку и оказались в деревне Большая Лутна. Этот населённый пункт примыкал уже непосредственно к железной дороге. У меня появилась твёрдая уверенность в том, что при любых обстоятельствах преодолеть дорогу мы сумеем, после чего беспрепятственно войдём в Брянские леса. На случай столкновения с противником был продуман план скоротечного боя.

Жители деревни встретили нас с радостью и тревожным изумлением. С их помощью мы быстро сориентировались в обстановке и, выставив круговое охранение, стали готовиться к последнему переходу. Многие бойцы в деревне, где мы пробыли около получаса, успели поест, их угощали жители. Большая Лутна выглядела мирно, разрушений тут заметно не было, видимо, война пока обходила эти места стороной. Правда, две небольшие группы немцев располагались здесь в ДЗОТах. Эти огневые точки находились на юго-восточной и юго-западной окраинах деревни, с направлением стрельбы на запад и на восток, вдоль линии железной дороги. Между ними вполне можно было пройти, и только с юго-восточного ДЗОТа нас могли увидеть. Однако не исключалась возможность прохода без боя и мимо него. Это и было положено в основу наших действий. Угрожавший нам ДЗОТ мы блокировали, расположив в ближайших к нему дворах свои пулемётные и противотанковые расчёты. Наши огневые точки могли открыть огонь только в том случае, если враг попытается нас обстрелять. Вообще бой предполагалось начать только в момент перехода линии железной дороги, когда сапёры подорвут семафор и рельсы. Построившись широкой колонной, в готовности к немедленному её расчленению и открытию огня, указав подразделениям направление для действий, мы выступили.

Приблизившись к железной дороге, на расстоянии 300-400 метров левее мы заметили немецких солдат из юго-восточного ДЗОТа. Они стояли и смотрели на нас, но никаких действий не предпринимали. Мы, как будто не обращая на них внимания, продолжали идти вперёд. Не исключено, что немцы нас толком не рассмотрели, ведь продолжался мелкий моросящий дождь. Перед железнодорожной насыпью колонна развернулась и броском стала её преодолевать. В этот момент дали знать о себе сапёры. Грохнули взрывы, рухнул семафор, попадали телеграфные столбы. Железнодорожная линия осталась позади десантников, а впереди уже виднелся лес.

Как только раздались взрывы, комендантский взвод 23-й ВДБ под командованием старшины Андронова ринулся на станцию Феликсово. Взвод Андронова заранее выдвинулся к этой станции, возле неё затаился и ждал момента, чтобы начать бой. Такой момент наступил. Внезапно налетев на станцию, взвод уничтожил на ней все средства связи и сигнализации, ликвидировал немецкую администрацию, сжёг документацию и приступил к действиям по разрушению важнейших объектов. Взвод финнов, охранявших Феликсово, разбежался. Здесь было освобождено около тридцати советских военнопленных. Они были захвачены ещё во время Московской битвы, и позже, находясь в плену, приспособлены немцами к строительным работам на железной дороге. Все солдаты были родом из Татарской АССР. С их помощью взвод продолжал свои действия по разрушению станции, а затем, захватив с собой продовольствие и освобожденных красноармейцев, многие из которых успели вооружиться, отошёл к югу в лес. Потерь комендантский взвод не имел. Этот дерзкий налёт был совершён по инициативе и замыслу комиссара 23-й бригады Кудряшова.

Когда дорога была нами уже пересечена и все быстро двигались к лесу, немцы наконец открыли огонь. Стреляли из зенитных орудий, расположенных за рекой Снопоть, у железнодорожного моста. Стрельба велась трассирующими снарядами. Полёт снарядов и падение их были нам хорошо видны, и всё же в результате этого обстрела несколько человек было ранено. Мы вступили в Брянские леса. Марш от Большой Лутны до железнодорожной линии получил тогда у нас название «психического». По смелости, дерзости и находчивости такие случаи со столь большой массой людей происходят на войне редко.

Лес, куда вошли части и соединения 4-го ВДК, оказался уже партизанским районом, в нём действовали отряды под командованием майора Галюги. О приходе десантников майор узнал очень быстро и вскоре приехал. Мы взаимно проинформировали друг друга об обстановке и наметили ряд необходимых мероприятий. Галюга оказал нам всемерную помощь. Надо заметить, что его партизаны выглядели очень организованно. Дисциплина у них была высокая и единственное, пожалуй, чем они отличались от воинской части, так это разнообразием в одежде. Партизаны имели устойчивую связь с «большой землёй», аэродромы и даже госпиталя. Центром их района была деревня Подгерб, где располагался штаб и подразделения обслуживания.

В тот же день мы связались со штабом Западного фронта, доложили о своём местонахождении, проведённых действиях и дальнейших намерениях. Накануне радиосвязь отсутствовала, так как мы пользовались радиостанцией «Север», а та могла работать только в светлое время суток. Солнце восходит – связь начинается, солнце заходит – связь прекращается. Если бы, однако, хоть днём она была сколько-нибудь ненадежной!

В ночь на 19-е июня с аэродрома в районе деревни Подгерб мы отправили на «большую землю» раненых, и в ту же ночь нам сбросили с воздуха продовольствие и боеприпасы. В расположении партизан мы наконец смогли приготовить по-настоящему горячую пищу, в этом большая заслуга наших снабженцев. Тыла здесь у нас, разумеется, не было, но снабженцы были и недаром рисковали жизнью вместе с десантниками. В наших войсках им всегда работалось чрезвычайно трудно. Они получали груз и без остатка его распределяли. В условиях отсутствия обоза, постоянного передвижения войск и столько же постоянных боёв никаких запасов у них быть не могло. Мы же к ним иногда предъявляли всевозможные требования. Это несправедливо. За свой сверхчеловеческий труд в сложнейшей обстановке они достойны всемерного уважения.