В те дни обстановка на фронте складывалась следующим образом. Противник продолжал теснить наши войска, ещё не закрепившись на захваченной территории. Продвигаясь вперёд, он считал, что советские армии будут продолжать отход за Дон и организуют свою оборону только за водной преградой, на левом, восточном берегу. Исходя из этого убеждения, немцы, не дойдя до реки всего несколько километров, сняли свои наиболее подвижные войска и перебросили их непосредственно к Сталинграду, где уже шли уличные бои.
Наши отходящие войска, как только почувствовали ослабление нажима со стороны противника, немедленно остановились и организовали оборону на удобном для этого рубеже западнее Дона. Так как у противника танков не стало, он уже был не в состоянии преодолеть одной своей пехотой упорную оборону Красной Армии. Советские воины, несмотря на тяжёлую для них обстановку, оказывали врагу героическое сопротивление и в этот период войны готовы были драться за каждую пядь своей земли. В течение первой половины ночи 16 августа наша реактивная артиллерия («катюши») вела уничтожающий огонь по противнику с левого берега. Помню эти впечатляющие залпы, особенно в тот момент, когда траектории пущенных ракет чертили ночное небо над нашими головами.
Днём 16-го августа мы переправиться на противоположный берег не могли, единственный в тех местах мост, наведённый саперами, всё время бомбила вражеская авиация. Мост атаковали с ошеломляющим рёвом пикирующие бомбардировщики Ю-87. Некоторые бомбы попадали в мост, и каждый раз его, под огнём самолетов, презирая смерть, ремонтировали наши сапёры. В общем, движение здесь больших групп войск в таких условиях полностью исключалось. Да и кому из нас захотелось бы идти через мост в столь невыгодной обстановке, когда противник к тому же ещё и ничего не знал о нашем присутствии в этих местах? Однако соответствующий приказ уже был получен, выбора не оставалось. Пришлось вместе со связными проскочить на ту сторону Дона и связаться с теми, кого нам надлежало сменить. С большой досадой мы отправили офицеров связи назад, с приказанием привести солдат.
О противнике здесь мы узнали немногое. Нам только стало известно, где находится противник, откуда наступает и как в целом себя ведёт. Было также сообщено о том, что в течение 15-го и 16-го августа у немцев танков не было. Из рассказов о себе измотанных командиров мы узнали, что они уже длительное время ведут сдерживающие оборонительные бои с наступающими войсками противника, активно поддерживавшимися танками и авиацией, что они очень устали, но прорваться врагу через свои боевые порядки нигде не позволили. Слушая их рассказы, мы восхищались их стойкостью и героизмом. Здесь сражались части 62-й советской армии против 6-й полевой и 4-й танковой армий немцев.
В ночь на 17 августа мы сменили оборонявшиеся части и уже на рассвете перешли на противостоящего нам противника в наступление.
До самого начала этого боя нами не было произведено в сторону немцев ни одного выстрела. Они тоже молчали. Уже в ходе атаки поддерживающая нас артиллерия открыла огонь по обнаружившему себя противнику. Справа границей полосы наступления полка была река Дон, слева – 124-й полк нашей дивизии. Этим полком командовал подполковник Лобанов. Наш полк был правофланговым в дивизии, а дивизия – правофланговой в 1-й гвардейской армии. За Доном, на левом его берегу, располагались заградотряды 8-й дивизии НКВД. Дивизией командовал полковник Козин, с ним поддерживалась телефонная связь.
Несмотря на то, что наступление началось без предварительной артиллерийской подготовки, оно развивалось успешно. За первый день боя мы продвинулись вперёд более чем на четыре километра. Танков и самолётов у противника в этот день не было, даже многострадальную переправу через Дон он пока оставил в покое.
К вечеру наш полк свою боевую задачу полностью выполнил, мы стали закрепляться на достигнутом рубеже[9]. Так как наступление проходило по полю с неубранной пшеницей, а также на местности изрезанной небольшими оврагами, потери у нас были небольшими. В ходе боя удалось захватить в плен одного немца и освободить нескольких советских солдат, использовавшихся врагом на вспомогательных работах.
Только с наступлением сумерек мы смогли покормить наших бойцов горячей пищей.
На другой день наступление продолжалось. Теперь противник, спохватившись, начал оказывать более серьёзное и ожесточённое сопротивление. Однако, несмотря ни на что, мы вновь продвинулись вперёд более чем на два километра. Наш сосед слева значительно отстал.
Иногда над полем боя пролетали немецкие самолёты-разведчики. Были у противника и пикирующее бомбардировщики Ю-87, но они занимались охотой за нашими «катюшами». Как только «катюши» дадут залп, над местом их расположения поднимается большое облако пыли. Вот на эту пыль немецкие пикировщики и налетали. А между тем «катюши» в это время были уже далеко, и бомбардировка проводилась впустую. Так повторялось раз за разом с педантичной немецкой настойчивостью.
Один из залпов «катюш» в нашей полосе наступления был особенно удачным. Он пришёлся по скоплению живой силы врага. Через несколько дней вблизи от этого места даже на лошади невозможно было проехать, так силён был трупный запах. Вообще все залпы нашей реактивной артиллерии производились с большой точностью и оказывались исключительно эффективным. Продвигаясь вперёд и занимая очередной рубеж обороны немцев, мы всякий раз поражались силе и результативности огня артиллеристов. Замечу, что за время войны мы впервые здесь наблюдали действие «катюш».
Телефонная связь в бою у нас всегда действовала хорошо. В этом большая заслуга начальной связи полка старшего лейтенанта Данилова, а вот радиосвязь работала, как всегда, плохо, сказывались конструктивные недоработки радиостанций.
Так как наше наступление стало для немцев полной неожиданностью,
то они в своих ответных действиях допустили ряд неосторожностей, за которые
им пришлось поплатиться. Например, рассчитывая на то, что они так и будут всё время продвигаться вперёд, ближе к переднему краю была ими подтянута дальнобойная крупнокалиберная артиллерия. Громоздкие и тяжёлые орудия перевозились волами. Одна из таких упряжек попала под огонь наших автоматчиков. Волы были перебиты и орудие оказалось совершенно беспомощным. Пришлось немцам самим его подорвать. Впоследствии, иногда проезжая мимо, мы видели эту артиллерийскую громадину с разорванным стволом.
За два дня боёв нам уже кое-то стало известно и о противнике, и о своих войсках. В состав 1-й гвардейской армии входило пять гвардейских стрелковых дивизий – 37-я, 38-я, 39-я, 40-я и наша 41-я. Все эти дивизии были сформированы из воздушно-десантных корпусов, командующим армией назначен генерал-лейтенант Голиков. Но в армию Голиков так и не прибыл, оставшись командующим Воронежским фронтом, и вместо него стал распоряжаться генерал-майор артиллерии Москаленко.
О противнике мы многое узнали от тех пленных, которых захватили в первые два дня боёв, и наши сведения всё время пополнялись. Пленные сообщили, что перед нами обороняется 767-й пехотный полк, входивший в состав 376-й пехотной дивизии немцев. Пленные утверждали, что многие их части, в том числе и танковые, ушли из этого района под Сталинград, в котором уже идут уличные бои. О боях в городе им сообщало начальство и передавалось по радио из Берлина. Они же нам сообщили и о том, что 767-м полком командует Луитпольд Штейдле, а 376-й дивизией – генерал-лейтенант Александр фон Даниэльс. Захватываемые пленные обычно называли номер своего полка, а вместо номера дивизии говорили, что они из «фау Д». Дивизия называлась так потому, что ею командовал фон Даниэльс.
Нам также стало известно и то, что эта дивизия формировалась в Баварии, что она участвовала в боях под Москвой, понесла большие потери ещё до наступления морозов, была выведена из боя и отправлена во Францию на доукомплектование и отдых. Если до начала войны против Советского Союза «фау Д» состояла исключительно из баварцев, то теперь в её составе было много немцев из других районов Германии. Теперь она вновь имеет большой некомплект и вынуждена использовать на вспомогательных работах советских военнопленных, вплоть до ездовых артиллерийских упряжек. На советско-германский фронт дивизия прибыла вновь весной 1942 года и вошла в состав 6-й полевой армии, которой командовал генерал-полковник Паулюс. Пленные даже гордились, говоря, что их дивизия на хорошем счету у вышестоящего командования. Вот мы этих «хороших», по-гвардейски хорошо и били.