Слова молитвы, разбежались в стороны и затерялись среди корабельных обломков. Ее дрожащий голос пытался найти нужное начало, обезопасить себя священными фразами, но в голове крутился лишь жестокий выбор. Ничего постороннего, чтобы не отвлекать отчаявшуюся гостью.
— Нет, — мысленно, а затем вслух прошептала Клер. — Нет, тысячу раз нет, — более уверенно повторила она.
Ей вторили голоса оживших мертвецов.
Он выбрал путь в чужом краю,
А ты все грезишь пустотой…
Он позабыл свою семью!
А ты раба надежды той…
Свечи, которых к тому времени уже набралось больше тысячи, внезапно потухли, и воцарилась ужасающая тишина. Клер почувствовала это сквозь закрытые веки, а открыв глаза, провалилась в колодец невыносимого страха.
Те, кто пели — больше не ждали ответа. Он был им просто не нужен. Подчиняясь неведомому приказу, кладбище стало оживать, шевелиться, ползти в поисках дороги к прошлому — куда нет возврата.
Нарастающий скрип обратился ударом и Клер, подпрыгнув на месте, разглядела сквозь абсолютную темноту, как огромный огрызок мачты повалился на корму. Вскоре к нему присоединилось еще два острых шпиля. Угрожая и измываясь, ее, словно мышь, пытались вытянуть из крохотной норки наружу. Там, где ждала опасность; туда, где нет жалости и сочувствия; и где царила одна лишь смерть.
В кромешной тьме раздались тяжелые хлопки пушек. Взрывы, смешавшиеся с криками людей: тех беспомощных и беззащитных путешественников, чья судьба была давно предрешена, — заставили Клер пошатнуться и сделать неуверенный шаг. Ее вытягивали к узкой пробоине, из которой виднелась серая пелена ночного света.
— Нет, — она пыталась сопротивляться, цепляясь за разлетающуюся в щепки поверхность досок. Балки затрещали, и стали потихоньку сдвигаться, словно корабль сплющивало от сильного давления.
Баталия снаружи продолжалась. Грохот пушек перехлестнулся со звучным лязгом сабель. Внезапно, крики жертв стали тише и только отчаянные проклятия перебивали монотонные голоса поющих. Теперь песня не прекращалась ни на секунду.
— Иди ко мне, — раздалось рядом. И Клер повиновалась. Не могла поступить иначе. Она сделал свой выбор, и теперь ей предстояло получить уготованную кару.
— Отстаньте. Я все равно не изменю своего решения…
Сбиваясь на слезы, она все‑таки нашла в себе силы окончательно не разрыдаться.
Мощь невидимого магнита нарастала, выдергивая ее, будто попавшуюся на крючок рыбешку.
Сопротивляться было бесполезным. Медленно, шаг за шагом, девушка продвигалась вперед, навстречу манящему голосу.
Яркий свет ударил в глаза. Неожиданно, предательски, заставив ноги подкоситься. Клер упала, и незримый аркан протащила ее несколько метров вперед.
Противостояние окончилось…
Поднявшись, Клер беспомощно осмотрелась по сторонам: бесцветная дымка сумрака витала между корабельных бортов и вросших в песок обломков мачт. Куски старой парусины слегка подергивались на ветру, безнадежно пытаясь ухватить неуловимый поток ветра. Никаких свечей и мрачных фигур в черных одеждах. Мелодия резко оборвалась, оставив после себя лишь звонкий шум в ушах. Только обветшалые фигуры морских богов и смелых воинов в золотистых доспехах украшающие нос корабля, с укоризной поглядывали на одинокую пришелицу, заплутавшую в мире смерти и страха.
Один из резных фонарей внезапно вспыхнул, озарив пространство вокруг себя. Яркий свет коснулся застывшего деревянного лица. Гартунья — владыка северных вод скорчила гримасу отвращения и презрения. Ее черные, будто смоль, глаза смотрели сверху вниз с немым осуждением — даже резные особы призирали Клер.
Следом за первым, на соседнем корабле загорелся еще один фонарь. Крохотный клубок света, вырвал из тьмы невидимый коридор между двух каравелл, предлагая девушке двигаться дальше по этой призрачной дороге. Клер повиновалась. Безвольно, как кукла, лишенная нитей хозяина, она, шаркая утопающими в песке ногами, медленно шла вслед за лучем — поводырем.
Дорога не была долгой, всего три десятка огненных ориентиров и скрипучие гиганты отжившие свой морской век остались за спиной. Впереди открылся невероятный, манящий свежестью простор.
Упав на колени, Клер подхватила горсть песка и, приподняв руку, позволила песчинкам неспешно сыпаться, образовав тонкую струйку, совсем как в невероятной истории рассказанной Сейлом. Перед глазами возник такой далекий, почти иллюзорный берег острова Грез. И каменный клык подпирающий небосвод своей мощной статью.
Кап, кап, кап… песчинки неспеша покидали убежище, издавая чужой звук, словно они были каплями воды, а не твердыми крупицами.
Клер прислушалась к ним.
Кап, кап, кап… вторили они ей.
Тот, кто ждет от тебя признания, потерял самое дорогое.
Кап, кап, кап…
Теперь он не остановится ни перед чем, чтобы вернуть себе свое сердце — ту самую книгу, что забрал твой брат.
Кап, кап, кап…
И не будет никому пощады, когда он научится оставлять свои желания на строчках кожаного сердца, а красная тесьма обратится кровью его врагов.
Клер прислонила руки к лицу. Они были как лед, и даже трепетное дыхание не могло подарить им необходимого тепла.
Кап, кап, кап… продолжал струиться песок.
Вам не под силу бросать ему вызов. Смирись и отрекись от брата. Иного пути у тебя нет.
Клер повторила свой ответ.
Кап, кап, кап…
Тогда я ничем не могу помочь тебе, глупышка. Все что я могла — я сделала, но большего, увы, не могу.
Кап… — последняя песчинка покинула руку, смешавшись с миллиардом своих собратьев.
Исповедь окончена.
— Нет, не окончена! Я знаю, у него будет шанс на спасение, — непоколебимо сказала Клер. — Ему будет легче без меня. Ему помогут. Я верю в это. Я верю в Рика. Он сильнее меня, он сильнее отца. Тебе удастся это сделать. Помни меня, брат! Вот, теперь исповедь окончена… — на лице Клер, словно проблеск солнечного света, родилась печальная улыбка.
Она знала, что Рик ее услышал. Не мог не услышать. Каждое слово, каждое дыхание.
Именно он выйдет победителем!
А она? Что же она? У нее, к сожалению, не будет иного выбора. Мир больше не нуждается в услугах Клер Джейсон — так временами говаривал ее отец.
Лунная дорожка, играя на волнах отражением ночного повелителя, замерцала, словно пытаясь сбить с пути каких‑нибудь затерявшихся в море путников. Но у ночи вряд ли что‑то получилось: корабль, приближавшийся к берегу не плутал среди звезд и не искал временного пристанища. 'Бродяга' стремился к родным берегам, желая навсегда встать на прикол, там, где он наконец‑то обретет родной уголок.
Клер ждала.
На полных парусах бриг вошел бухту, словно для него не существовало абсолютно никаких преград. Скользя не по волнам, а над волнами, он манил своей грациозностью, одновременно и привлекая, и ужасая своим мрачным видом. Черные крылья парусов, острые грани мачт, а главное, осунувшиеся фигуры, застывшие на палубе, будто каменные изваяния.
Капитан стоял на мостике и наслаждался отваеванной у судьбы свободой. Камзол, цвета ночного неба, с серебристым отливом и расшитый темно — красными узорами развивался на ветру. Сменив одежду, Призрак в один миг превратился из усталого от жизни рыбака бухты трех Альянсов, в настоящего Баронета — статного, уверенного в себе сэра, сумевшего открыть новый архипелаг, и с победой вернувшегося домой. И все‑таки, даже удачная маска не могла скрыть легкого беспокойства на его лице. Из‑под белоснежного банта, выглядывал темный след отметин болезни, которые невозможно было утаить ни под каким холеным нарядом. Лишь недуг, не имевший названия, тянул капитана назад, ограничивая свободу. Он чувствовал в себе огромный потенциал: желал собственной власти и покорности со стороны всех и каждого… Но маленькая загвоздка в виде неуступчивого юноши путала все карты.
Сквидли знал, что он не способен жить иначе как на страницах книги в кожаном переплете. И старый родитель, давший ему радость рождения и столкнувшись со своим чадом вновь, через много лет, не выдержал подобной встречи. А когда сердце Лиджебая внезапно остановилось, оказалось, что и сам Призрак не в силах существовать иначе. Чернила были его кровью, а книга — сердцем. Безусловно, он мог принудить сотню писак и бумагомарак, чтобы те продолжали историю его жизни на заветных страницах, но, увы, книга могла принадлежать только одному роду Джейсонов. Сквидли пытался, искал выход, иной путь, но его просто не существовало.