— Ты со мной обращаешься как с настоящей дамой, — восхитилась она. Посмотри, какие они красивые!

Вторую половину дня провел во Дворце. Я обещал Вивиане вернуться пораньше, потому что этим вечером у нас дома должно было состояться то, что мы именуем «обедом старшины сословия», — обед, ежегодно даваемый нами всем старым хрычам из адвокатуры.

Возвращаясь на Орлеанскую набережную, я намеревался пробыть на торжестве всего несколько минут. Случилось так, что, пересекая мостик, связывающий острова Сите и Сен-Луи, я бросил взгляд на окна нашей с Иветтой квартиры, что обычно мне несвойственно Они отсвечивали розовым, и помню, как отметил про себя, что это создает впечатление уютного, теплого гнездышка, местечка, где хорошо жить вдвоем. Молодые пары, гуляющие по набережным и двигающиеся как бы боком, потому что парень и девушка держат друг друга за талию, наверняка поглядывают подчас на наши окна и вздыхают:

— Попозже, когда мы…

Своим ключом мне воспользоваться не пришлось — узнав мои шаги на лестнице, Жанина распахнула дверь, и я понял: что-то стряслось.

— Она заболела?

Следуя за мной через прихожую, Жанина спросила:

— Вы ее не видели?

— Нет. Она ушла в город?

Жанина заколебалась, не зная, как ей держаться.

— Около трех.

— Не сказала, куда идет?

— Ответила только, что хочет пройтись.

Было половина восьмого. С тех пор как Иветта переехала на Орлеанскую набережную, она никогда не возвращалась так поздно.

— Может, пошла за покупками? — продолжала Жанина.

— Она говорила об этом?

— Не то чтобы определенно, но рассказала мне, что видела вчера в витринах. Не сомневаюсь, она вернется с минуты на минуту.

Я понял: Жанина в это не верит. Я тоже не поверил.

— Мысль о прогулке пришла ей внезапно?

— Да.

— Ей никто не звонил?

— Нет. Телефон вообще весь день молчал.

— Как она выглядела?

Этого Жанина не скажет мне из боязни выдать Иветту.

— Дать вам чего-нибудь выпить?

— Нет.

Я рухнул в одно из кресел гостиной, но ненадолго — мне не сиделось на месте.

— Мне остаться или уйти?

— Она не говорила о Мазетти?

— Нет.

— Ни разу?

— Уже давно.

— Вспоминала о нем с сожалением?

Жанина ответила «нет», но я почувствовал, что она не совсем правдива.

— Да не ломайте вы себе голову, мсье. Она скоро вернется.

В восемь Иветта не вернулась, в половине девятого тоже, и когда зазвонил телефон, я ринулся к аппарату. Говорила Вивиана.

— Ты забыл, что у нас обедают четырнадцать человек.

— Меня не будет.

— Что ты сказал?

— Что меня на обеде не будет.

— Что-нибудь случилось?

— Ничего.

Я просто не в силах идти переодеваться к обеду со старшиной сословия, коллегами и их женами.

— Неприятности?

— Нет.

— Не скажешь, в чем дело?

— Нет. Извинись за меня. Придумай что угодно и передай всем, что я, вероятно, появлюсь, но позже вечером.

Я перебрал в уме множество вариантов-с Иветтой ведь все возможно, вплоть до того, что она находится сейчас в доме свиданий с каким-нибудь мужчиной, которого в полдень еще не знала. Такое случалось с ней в эпоху улицы Понтье.

Правда, в последнее время она вела себя по-другому, казалась совсем иной, но такие метаморфозы долго не длятся.

Не того же ли мнения и Жанина? Она пытается меня развлечь, но это ей плохо удается. В конце концов она убеждает меня выпить виски, и правильно делает.

— Не надо на нее сердиться.

— А я и не сержусь.

— Это не ее вина.

Жанина тоже думает о Мазетти. Иветта никогда его не забывала. И даже если на некоторое время он утратил всякий интерес в ее глазах, разве не может быть, что с приближением праздников на нее повеяло воспоминаниями?

Совершенно невероятно, чтобы мы встретили его вчера в воскресной толпе и Иветта мне об этом не сказала. Но мы сталкивались с сотнями других пар, других мужчин, кто-нибудь оказался похож на него, и этого оказалось довольно.

Ничего я не знаю. Только теряюсь в догадках.

Толчком могло послужить что угодно, вплоть до ее беременности. Не об этом ли побежала она сообщать на набережную Жавель?

Мы с Жаниной оба вздрагиваем всякий раз, когда слышим шаги на лестнице.

Но к нам на этаж никто не направляется, и никогда еще мы не различали так четко, как сегодня, каждый звук в доме.

— Почему бы вам не пойти на ваш обед?

— Исключено.

— Это бы вас отвлекло. Здесь вы совсем изведетесь.

Около десяти звонит моя жена.

— Все в гостиной. Я на минутку выскочила. Сказал бы ты лучше мне правду.

— Правды-то я и не знаю.

— Она заболела?

— Нет.

— Уличное происшествие?

— Неизвестно.

— Ты хочешь сказать, что она исчезла?

Молчание. Потом Вивиана, еле шевеля губами, роняет:

— Надеюсь, ничего серьезного.

Одиннадцать часов. Жанина безуспешно пыталась покормить меня. Я не смог есть. Выпил немного спиртного, сколько стопок — не считал. Не решаюсь позвонить в полицию — боюсь привести в движение всю машину, тогда как все может разрешиться само по себе.

— Она никогда не называла его адреса?

— Мазетти? Нет. Знаю только, что это в районе набережной Жавель.

— Названия гостиницы тоже не знаете?

— Нет.

У меня появляется желание отправиться на розыски гостиницы, где живет Мазетти, но я сознаю неосуществимость своей затеи. Мне знаком этот квартал, и начни я ходить от меблирашки к меблирашке да задавать вопросы, на них даже не ответят.

В десять минут первого снова звонит Вивиана, и я сержусь на нее за то, что своими звонками она каждый раз вселяет в меня напрасную надежду.

— Ничего?

— Ничего.

— Гости уехали.

Я вешаю трубку и внезапно хватаю пальто и шляпу.

— Куда вы?

— Убедиться, что с ней ничего не случилось.

Мой личный визит в полицию-это не то, что звонок туда. Пересекаю паперть Нотр-Дам, обхожу собор сзади и проникаю во двор префектуры полиции, где освещено всего несколько окон. Пустынные коридоры, где разносятся мои шаги, хорошо мне знакомы. Два человека, с которыми я разминулся, оборачиваются мне вслед, распахиваю двери дежурной части, и чей-то голос весело бросает:

— Глядите-ка! К нам пожаловал мэтр Гобийо. Значит, где-то совершается преступление.

Это инспектор Гризе, мой давний знакомец. Он пожимает мне руку. Гризе и с ним еще двое дежурят в просторном помещении с телефонным коммутатором на много сотен гнезд и планом Парижа во всю стену, на котором то и дело загорается лампочка.

Тогда один из троих втыкает штекер в гнездо.

— Квартал Сен-Виктор?.. Ты, Коломбани?.. Машина к вам выслана…

Что-нибудь серьезное?.. Нет? Драка?.. Ладно.

Все сведения о происшествиях в Париже поступают сюда, к трем мужчинам с трубкой или сигаретой во рту, один из которых варит кофе на спиртовке.

Это напоминает мне, что как-то утром, уже давно, когда я одевался, усталый до головокружения, Иветта говорила со мной о покупке спиртовки.

— Выпьете чашечку, мэтр?

Хоть я здесь и не впервые, полицейским любопытно: что меня привело?

— Позволите воспользоваться вашим телефоном?

— Звоните вот по этому. Он прямой.

Я набираю номер Орлеанской набережной.

— Это я. Ничего?

Само собой, ничего. Я подхожу к Гризе, у которого на коротких усиках темнеет кружок от бесчисленных сигарет.

— Вам не сообщали о каком-нибудь происшествии с девушкой?

— С начала моего дежурства — нет. Впрочем, минутку.

Он перелистывает тетрадь в черной обложке.

— Зовут?

— Иветта Моде.

— Нет. Есть тут некая Берта Костерман, заболевшая прямо на улице и госпитализированная, но она бельгийка, и ей тридцать девять.

Гризе не задает вопросов. Я слежу за маленькими лампочками, вспыхивающими на плане Парижа, особенно в XV округе, где расположен квартал Жавель. Мне приходит мысль позвонить на «Ситроен», но заводоуправление закрыто, а в цехах никаких справок не дадут. Но даже если мне ответят, что Мазетти на рабочем месте, успокоит ли это меня окончательно? Что это будет означать?