«…Пример органического слияния поэзии и музыки, в котором два народных корифея подали друг другу руки».

Сказано метко и верно. «Музыка к «Кобзарю» — действительно высшее достижение Лысенко-композитора.

Подняться в «Музыке к «Кобзарю» «до тех самых высот вдохновенного творчества», что и Шевченко в своих стихах»'. Николаю Витальевичу помог народ. Живой водой из глубинных истоков творчества народного омыл свою музу Тарас, из той же криницы черпал свое вдохновение Лысенко.

«В «Музыке к Шевченковому Кобзарю» каждая нотка, каждая фраза, каждая песня насквозь оригинальна и вместе с тем искренне-народна…» Эти слова тоже принадлежат известному исследователю украинской музыки, этнографу и композитору Филаретту Колессе. Он же, имея в виду прежде всего шевченковский цикл, писал: «В своих оригинальных композициях Лысенко является типичным представителем украинского народа и толкователем его интимнейших чувств. Он настолько овладел народным стилем, что творил в народном духе, не подражая народным мотивам: он тянул («снував») дальше золотую нить народного творчества».

Трепетная песня степного жаворонка, раскатистый гул днепровских порогов, трубные призывы к битве — и на этом фоне кипение человеческих страстей, бьющаяся через край жизнь народная.

В «Музыке к «Кобзарю» звучат и колыбельные напевы («Ой, люлі»), и плач одинокой сироты («Ой, одна я, одна»), и горе-печаль покинутой девушки («Нащо мені чорні брови»), тоска ссыльного поэта по родному краю («Сонце заходить»), его гневный протест против неволи горькой («Ой, чого ты почорніло» и «Мені однаково»), А как верно передан бунтующий, негодующий, пророческий голос великого Кобзаря в кантатах «Б’ють пороги» и «Радуйся, ниво…»!

«Радуйся, ниво неполитая» — любимое творение отца, созданное на один из революционнейших текстов Шевченко — «Исайя. Глава 35 (подражание)». Я часто слушал кантату в исполнении Лысенкового хора. И мне всегда казалось, что именно в ней, возможно с наибольшей полнотой, воплотился тот своеобразный, лысенковский музыкально-песенный стиль, который как нельзя лучше соответствует духу Кобзаря. Свободная от шаблона, живая, изменчивая мелодия… Спокойный речитатив приобретает' бурные, насыщенные драматизмом акценты и снова разливается вольно, широко. Как всегда верный тексту, Лысенко поделил кантату на пять самостоятельных частей.

торжествующе славит хор природу, землю, победу «добра и воли».

Вторая часть кантаты — квартет «І процвітеш, позеленієш» захватывает светлым лиризмом, мелодичностью. Придет время, и зазеленеет родная земля.

мечтательно запевает солистка. Сопрано, подхваченное женским хором, сменяется в 4-й части кантаты теноровым соло:

Все мужественнее звучит голос певца. Слышатся в нем отзвуки героических песен украинского народа. Правда победит. Прозрят слепые. Немым откроются уста.

Ликованием весны, жизни (тут широко использованы интонации народных веснянок) насыщен финал кантаты.

Оживут степи, озера, раскрепостится земля, сбросят рабские цепи люди, пустыней завладеют веселые села.

Дух борения, революционное звучание текста не только сохранен, но даже усилен в музыке.

До самой смерти Николай Витальевич свято чтил память Тараса. Ежегодно в марте, несмотря на запрещения и преследования, устраивались им в Киеве шевченковские вечера, концерты. Традицией стали поездки в Канев, на могилу Тараса. Бывало, только зазеленеют «ланы широкополі і днипрові кручі», отец уже места себе не находит.

Пора, пора к Тарасу в гости. Всегда в последнюю минуту к нам присоединялись десятки знакомых— Старицкие, Косачи, хористы, ученики отца.

— О-о! Придется пароход нанимать, — шутил отец. — Тем лучше: избавимся от «недремлющего ока».

…Набатно, призывно реяло над седым Днепром слово Тараса. «Поховайте та вставайте», — гремел хор, и ветер подхватывал грозную мелодию.

Потом долго поднимались на крутую гору. Шли молча. Отец часто останавливался, опираясь на свой гуцульский топорик, тяжело дыша.

Видно было, что ему, человеку с больным сердцем, нелегко дается гора.

На этой горе тогда еще не было ни величественного памятника, ни музея, ни гостиницы для приезжих. Только белел над самой могилой огромный каменный крест, а рядом утопала в зелени маленькая хатка, где жил Иван Ядловский — бессменный сторож Тарасовой могилы. Зато сколько было тут цветов, больших венков и маленьких веночков, сплетенных детскими руками! Народ насыпал эту высокую гору. Народ вплетал в эти венки бессмертную, как жизнь, любовь к своему певцу.

Долго-долго простаивал Николай Витальевич над дорогой могилой…

Не знаю, несчастливая ли карта, а может, каприз расточительной красавицы заставили бывшего владельца покинуть старый дом, зеленоватый, таинственный по ночам ставок, словно перекочевавший из гоголевской «Майской ночи», широкие, солнечные аллеи парка. Как бы там ни было, к нашему приезду в Охматово весь этот рай с белыми колоннами среди стройных тополей и кленов уже принадлежал Порфирию Даниловичу Демуцкому.

От небесного рай Демуцкого отличался, пожалуй, тем, что попасть сюда было легко и просто.

Ни днем, ни ночью не закрывались массивные двери дома. Из отдаленнейших сел Уманщины приходили больные к Демуцкому, зная, что и кабинет его и сердце всегда открыты для бедняка.

Имя Демуцкого было, впрочем, известно и за пределами Уманщины. Искусный врач уживался в нем с фольклористом-музыкантом, собирателем и знатоком народного эпоса. Любимый ученик и последователь Николая Витальевича, Демуцкий организовал в Охматове первый на Украине селянский хор.

Среди ценителей народной песни, людей моего поколения, вряд ли найдется человек, не помнящий гастролей прославленного хора в Киеве.

Простота, естественность исполнения, истинный народный дух, а не пение «под народ» — вот чем всегда брали охматовцы.

Но выступления в Киеве начались позднее. Первое наше знакомство с хором произошло в конце 90-х годов в Охматове, куда Демуцкий давно уже звал своего друга.

Демуцкий учился в Киевском университете в 70-х годах, несколькими годами позже Лысенко, Тадея Ростиславовича Рыльского и Старицкого, но был выкован из той же стали. Своими думами и делами, бескорыстным служением народу он, безусловно, принадлежал к славным побратимам-шестидесятникам.

Еще студентом Демуцкий познакомился с отцом и вскоре стал его правой рукой в хоре. Получив диплом врача, Демуцкий навсегда поселился на Уманщине (до Киева рукой подать) в селе Охматово.

…Мы выехали всей семьей после обеда, а к вечеру с балкона «Охматовского рая» уже любовались широкой поляной, покрытой как ковром густым разноцветьем трав.

Вскоре в зеленый узор ковра вплелись девичьи платки, вышитые сорочки парубков. Это хор Демуцкого. Управляет им сам Порфирий Данилович, сидя за фисгармонией посреди поляны.