— Значит, вы нашли свою перчатку! — воскликнул Мегрэ, глядя на руки служащего регистратуры, который так побледнел, что у комиссара мелькнуло опасение, как бы тот не упал в обморок.

Губы у него дрожали. Он тщетно пытался заговорить:

— Я… я…

От ботинок до галстука на пластмассовой застежке господин Мартен мог служить прототипом всех чиновников на карикатурах. Этот чистенький, благопристойный служащий с хорошо расчесанными усиками, на костюме которого не было ни пылинки, без сомнения, почувствовал бы себя обесчещенным, если бы вышел на улицу без перчаток.

Сейчас он не знал, куда девать руки, и взгляд его блуждал по углам этой неприбранной комнаты, словно ища там какой-то поддержки.

— Вы разрешите задать вам вопрос, господин Мартен? — спросил Мегрэ. — Давно ли вы знаете Роже Куше?

Выражение испуга на его лице сменилось крайним удивлением.

— Я?

— Да, вы!

— Но… с тех пор… с тех пор, как я женат…

Он произнес эти слова таким тоном, будто это была очевиднейшая вещь на свете.

— Я не понимаю…

— Роже — мой пасынок… Сын моей жены…

— И Раймона Куше.

— Конечно… Потому что, — к нему снова вернулась уверенность, — моя жена была первой женой Куше. У нее был сын. Роже. Когда она разошлась с Куше, я женился на ней.

Это было как внезапный порыв ветра, разгоняющий на небе облака. Дом на площади Вогезов сразу же преобразился. Характер преступления изменился. Одни детали убийства стали яснее. Другие, наоборот, оказывались более запутанными и тревожными.

Прошлой ночью консьержка, оглядывая окна, спросила его: «Вы думаете, что это сделал кто-нибудь из нашего дома?»

Потом взгляд ее задержался на воротах. Она надеялась, что убийца пришел оттуда, что это кто-то чужой, с улицы.

Так нет же! Драма разыгралась в самом доме? Мегрэ был уверен в этом.

Что это за драма? Он о ней ничего не знал!

Он лишь чувствовал, как сплетались невидимые нити, что связывали столь различные точки пространства, как они тянулись от площади Вогезов к этому отелю на улице Пигаль, от квартиры Мартенов до лаборатории сывороток доктора Ривьера, из комнаты Нины в номер одуревшей от эфира пары.

Самым неясным, может быть, оказывался господин Мартен, которого швырнули, как заводной волчок, в этот лабиринт. Он всегда носил перчатки. Одно его бежевое пальто уже представляло собой целую программу благопристойности и размеренной жизни. А его беспокойные глаза безуспешно искали какую-нибудь точку, на которой они могли бы задержаться.

— Я пришел сообщить Роже, — бормотал он. — Жена сказала мне, что лучше, если бы об этом ему сказали мы…

— Понимаю…

— Роже очень…

— Очень впечатлительный! — закончил за него Мегрэ. — Нервный мальчик!

Молодой человек, который пил уже третий стакан воды, со злостью посмотрел на Мегрэ. Роже было лет двадцать пять, но на его лице с припухшими веками уже лежала печать усталости. Однако он сохранял следы той красоты, что может нравиться определенным женщинам.

— Скажите, Роже Куше, часто ли вы встречались с отцом?

— Нет, редко!

— А где?

Мегрэ не сводил с него глаз.

— В его кабинете. Или — в ресторане.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Не помню. Несколько недель назад.

— Вы просили у него денег?

— Как всегда!

— В общем, вы жили за его счет?

— Он был для этого достаточно богат…

— Еще вопрос! Где вы были вчера около восьми вечера?

— В кафе «Селект», — не задумываясь, ответил он с иронической улыбкой, которая означала: «Неужели вы думаете, что я не знаю, куда вы клоните?»

— А что вы там делали?

— Ждал отца.

— Значит, вы нуждались в деньгах. И знали, что он придет в «Селект».

— Он бывал там почти каждый вечер со своей курочкой. Впрочем, после обеда я услышал, как он разговаривал по телефону. Ведь отсюда слышно все, что говорится за стенкой.

— Когда вы увидели, что отец не пришел, не решили ли вы отправиться к нему на площадь Вогезов?

— Нет!

Мегрэ взял с каминной полки фотографию молодого человека, которую окружало множество женских портретов.

— Вы разрешите? — проворчал он, пряча ее в карман.

— Если это доставит вам удовольствие!

— Уж не думаете ли вы… — начал было Мартен.

— Я ничего не думаю. Просто фото навело меня на мысль задать вам еще несколько вопросов. Как ваша семья относится к Роже?

— К нам он заходил редко.

— Ну, а когда он приходил к вам?

— Оставался совсем ненадолго…

— Матери известно о его образе жизни?

— Что вы хотите сказать?

— Не стройте из себя идиота, Мартен! Знает ли ваша жена, что ее сын-бездельник живет на Монмартре?

Мартен, смутившись, уставился в пол.

— Я часто пытался уговорить его пойти работать, — вздохнул он.

На этот раз молодой человек нетерпеливо забарабанил пальцами по столу:

— Вы, может быть, обратите внимание, что я до сих пор еще в пижаме и что…

— Не скажете ли вы мне, видели ли вы вчера вечером в «Селекте» кого-нибудь из знакомых?

— Я видел Нину!

— Вы говорили с ней?

— Простите, но я никогда не сказал ей ни слова.

— Где она сидела?

— Второй столик справа от бара.

— Где вы нашли вашу перчатку, господин Мартен? Если я не ошибаюсь, вы искали ее сегодня ночью во дворе, возле помойки…

Мартен вымученно ухмыльнулся:

— Она была дома! Представьте, я ушел в одной перчатке и даже не заметил этого…

— Когда вы покинули площадь Вогезов, куда же вы пошли?

— Прогуляться по набережным. Я… у меня болела голова.

— И часто вы прогуливаетесь вечерами без жены?

— Очень редко.

Он был в полном замешательстве. И не знал, куда девать свои руки в перчатках.

— Теперь вы пойдете на службу?

— Нет. Я позвонил и отпросился. Не могу же я оставить жену в…

— Правильно! Вот и отправляйтесь к ней.

Мартен искал способ удалиться с достоинством.

— До свидания, Роже, — сказал он, глотая слюну. — Я… я думаю, лучше будет, если ты зайдешь к матери.

Вместо ответа Роже только пожал плечами и с беспокойством посмотрел на Мегрэ. Мартен вышел.

Молодой человек молчал. Он машинально схватил с ночного столика флакон с эфиром и отодвинул его.

— Если вы вчера вечером не встретились с отцом, то, значит, у вас нет денег? — спросил его комиссар.

— Неужели?

— Куда вы отправились их искать?

— Обо мне, пожалуйста, не беспокойтесь. Разрешите?

И он налил воду в таз, чтобы умыться.

Мегрэ для приличия потоптался немного в комнате, затем перешел в соседний номер, где его ждали обе женщины. Теперь более возбужденной выглядела Селина.

Нина же, сидевшая в кресле, задумчиво покусывала краешек носового платка, глядя в пустоту окон большими печальными глазами.

— Ну что? — спросила любовница Роже.

— Ничего! Можете идти к себе…

— Значит, его отца действительно?..

И вдруг, посерьезнев и наморщив лоб, она сказала:

— Так ведь он станет наследником…

На улице Мегрэ спросил свою спутницу:

— Куда же вы теперь?

Она сделала какой-то неопределенный, равнодушный жест:

— В «Мулен-Бле», если они захотят взять меня снова…

Он наблюдал за ней с искренним интересом.

— Вы действительно любили Куше?

— Я же вчера вам говорила: он был роскошный мужчина.

В глазах ее мелькнули слезы, но она не расплакалась.

— Мы пришли. — Она толкнула маленькую дверь служебного входа для артистов.

Мегрэ, которого мучила жажда, пошел в бар выпить кружку пива. Он должен был идти на площадь Вогезов.

Но, заметив телефон, подумал, что еще не заходил на набережную Орфевр и что там, быть может, его ожидает срочная корреспонденция.

Он вызвал секретаря:

— Алло! Это ты, Жан? Для меня что-нибудь есть? Как? Дама, которая ждет уже целый час? Она в трауре? Это не госпожа Куше? Нет, говоришь? Как, госпожа Мартен? Я сейчас приеду.