— У вас хорошее художественное восприятие, Бристол.

— У задницы моей хорошее художественное восприятие!

— Я спрашивал людей. Мне сказали, что твои телевизионные ролики продали целую тонну мыла. «Бьюти Бар» хотела, чтобы ты поставил им еще одну серию. А это значит, что ты сделал то, что они хотели. И ты можешь сделать то же для меня.

— Вы продаете мыло, Бристол?

— Очень смешно. Я имею в виду, ты можешь сделать такую картину, какую я хочу. Ты будешь моим режиссером и сделаешь мне «Любовь, любовь».

— Это так вы назвали свой фильм?

— Моя собственная идея. Никто не пройдет мимо, Форман. Я готов сделать тебе солидное предложение. Три недели съемок и неделя на предварительный монтаж. Пятьсот монет в неделю. Должно звучать заманчиво для тебя.

— Я все еще слушаю, — сказал Форман. Он посмотрел на свой стакан — тот был пуст. — Если вы все еще покупаете…

— Ну, конечно…

Официант с бутылкой снова подошел к их столику.

— Расскажите мне все о вас, Харри Бристол, — попросил Форман.

— Да что рассказывать! Всю свою жизнь я продавал и покупал. Пару лет назад, когда люди прекратили тратить деньги, у меня возникли неприятности.

— Вы разорились.

— Разорение — чепуха. Я разорялся десятки раз с тех пор, как за чаевые стал открывать дверцы экипажей на вокзале Пенн Стейшн. Мне тогда было пятнадцать, и с тех пор я кручусь как белка в колесе. Дело в том, что когда я решаю сменить занятие, то сначала определяю, где сейчас разворачиваются события, и потом на ходу впрыгиваю в дело.

— Харри пошел в киноиндустрию, — объяснила Шелли.

— Я делал «клубничку», — вызывающе бросил Бристол. — А почему бы и нет? Верховный Суд разрешил чуть ли не все на свете. Я просмотрел дюжины две этих паршивых кинишек, а потом понял, что такую же дрянь могу снимать и сам. Нашел несколько придурков с камерой, пару прожекторов и одну-две девицы. За пятьдесят монет в день согласится любая девица. Просто скажи такой, что ее покажут в кино, и дело в шляпе.

— Грязное кино, — ухмыльнулся Форман.

— Мои картины были хорошими! Я делал их правильно. У меня были настоящие драматурги и настоящий сценарий, все! Каждая последующая картина была лучше предыдущей. Я даже сделал два цветных фильма!

— Надеюсь, вы проделали весь этот путь сюда не для того, чтобы предложить мне место режиссера в короткометражках для холостяков?

— Нет конечно. «Клубничка» хороша только в качестве разгона. Теперь с ней покончено. В этом бизнесе дела сложились так, что кино сейчас может делать любой, у кого есть мозги и достаточно упорства.

— А у вас есть и то, и другое?

— Да, и в большом количестве.

— Харри хочет сделать по-настоящему выдающуюся картину, — вставила Шелли.

— Коммерческий рынок велик, — продолжил Бристол. — Нужно только правильно читать дорожные указатели и давать людям то, что они хотят получить. Тогда они будут наперегонки бежать, чтобы первыми занять место в очереди в кассу кинотеатра, и стоять там до умопомрачения, зажав хрустящие доллары в мокрых маленьких кулачках и рассуждая о кино и об искусстве. Я знаю только одно: если я приношу проект, который вписывается в смету фильма, фильм будет сделан. Проиграть невозможно.

— Возьмем «Любовь, любовь». У меня уже есть около двадцати минут отснятой цветной пленки, полностью отработанной и готовой к употреблению. Хороший, чистый материал. Ну, может, его нужно еще немного смонтировать. Так, чисто лабораторная работа. Как раз такие вещи производят впечатление на детей, которые ходят в кино.

— Я выскажусь за тебя, Форман. Ты сделал парочку пьес, проку от которых для тебя в обозримом будущем не предвидится. Одно или два хороших ревю, но навара с гулькин нос. Но ты ставишь картину быстро, и, я полагаю, ты умен. Именно это мне и нужно — скорость и ум.

Даже не выслушав Бристола до конца, Форман уже знал, что хочет принять его предложение, так как это его шанс сделать еще один фильм, доказать, что он сможет его сделать. «Каковы будут последствия, если я добьюсь успеха?» — Форман решил не думать об этом, по крайней мере сейчас.

Итак, прочь сомнения. Он знал, что может сделать хороший фильм — фильм, который не только развлекает, но и говорит что-то зрителю. Не набившие оскомину банальности о человеке и обществе, а просто одно-два замечания по поводу мира, в котором он живет, мира, чье совершенство несколько меньше, чем хотелось бы.

«А что насчет Харри Бристола? Явно не злой гений — обычный человек, из породы дельцов. Не обладая никакими особыми талантами или интеллектуальным даром, он компенсировал все это напористостью, напряженным трудом и отчаянной решительностью — и что в этом такого уж неправильного?»

В Бристоле Форман увидел и распознал тот компонент, то составляющее, которого не хватало ему самому, — способность начать дело, не имея при этом ничего, за исключением своего собственного честолюбия, характера и смелости, да еще нахальства. Форман всегда нуждался в человеке, который зажег бы эту первую искру, стал бы источником этой начальной и непрекращающейся энергии. «Ну, Харри Бристол, добро пожаловать…»

— Делать быстро, Форман, делать дешево. Как ты делал те рекламные ролики на телевидении. В тебе это есть. Сделай так же и для меня.

— Вы хотите, чтобы я создал проект картины, спланировал каждый этап, свел к минимуму количество мизансцен…

— Точно! Ты можешь это сделать. Хитчкок ведь делает.

«Хитчкок, — хотел было сказать Форман, но не смог, — гений, способный замыслить в голове весь фильм целиком, а потом шаг за шагом поставить его, превратить задумку в реальность. Но Пол Форман принадлежит к другому племени режиссеров…»

— Импровизация, свобода передвижения для моей камеры, для моих актеров — вот в чем я силен. Я не намерен делать статичную картину.

— Делай все, что хочешь, но при условии, что ты будешь делать это быстро и…

— … дешево. — Форман прижал ладони к глазам, пытаясь упорядочить мысли. — Я дал себе слово никогда ни с кем больше не работать.

— Пол, — сказал Бристол с самой обаятельной из своих интонаций. — Ты сможешь работать на меня, обещаю тебе.

Глаза Формана остановились на Шелли:

— «Одиночество и страх в том из миров, что создан был не мною…» — Он подождал ее реакции.

— Это вы написали? — спросила она. Голос Шелли был тих и ласков.

— Нет. Кто-то другой, тот, кто искал конечную истину. Не использовать ли нам, кстати, это в качестве основной мысли для вашего фильма «Любовь, любовь»? — обратился Форман к Бристолу. — Я имею в виду поиск конечной истины.

— Меня волнует сейчас одно — мы договорились? — спросил в ответ Бристол. На губах его была видна улыбка, но глаза оставались светлыми и холодными. — Сейчас давай поговорим о делах. Книги и писателей оставим на потом. Так мы договорились?

— А что насчет того двадцатиминутного цветного фильма, который у вас уже есть? Того «хорошего, чистого материала»?

Выражение лица Бристола изменилось — грубоватые черты оживились:

— Я сажаю Шелли в пляжный домик где-нибудь в Малибу вместе с симпатичным жеребцом по имени Джим Сойер. Он пытается заполучить ее, Шелли сопротивляется. Действие разворачивается. В доме, в спальне, на бильярдном столе, в туалете. Потом в открытом солярии, на пляже, днем и ночью. Постепенно, шаг за шагом, она уступает ему…

— Мне нужно посмотреть отснятый фильм.

Бристол резко подался вперед, тяжелый кулак замер над столом. «Что он означал? Угрозу? Победу?» — Форман не мог понять.

— Я собирался отснять всю картину в окрестностях Лос-Анджелеса, но в Калифорнии нет ничего нового. Поэтому я выбрал Акапулько. Синатра, Джон Уэйн, Кэри Грант, парни вроде этих как бы создают фон действию. Игровая площадка для целого мира. Тела и бикини. Везде блеск и краски. Кругом солнце, и море, и песок. Кроме того, Акапулько хорошо сочетается с тем материалом, который я уже отснял.

— Написанного сценария ведь у вас нет, так?

— Я вчерне набросал что-то вроде сюжета, расписал там все по сценам. И сделал план съемок. К черту сценарий! Чем меньше говорильни, тем лучше, как в том французском фильме, как его… — он вопросительно посмотрел на Шелли.