— Куда ты лезешь, — обиделся Никич.
— Сиди, тормоз!
— Ага, тормоз. Ты всегда первый успеваешь — и зажмурился первый.
Игорь вдумчиво нюхал, но на эту реплику обиделся.
— Кто?! Кто первый зажмурился?!
— Ты, — невозмутимо сказал Никич.
— Да я глаза тебе закрыл!
— Блядь, какая наглость!
— А правда, — сказал Кир, — интересно. Кто первый-то?
— Где? — спросила мать.
— Из класса нашего кто первый вернулся?
— Да все уже вернулись, — сказала она недоуменно. — Это же только ты остался. Вас и ушло не так много. Кто мог, Красильникову на лапу сунули, только мы крайние да Суховы…
Красильников был местный военком, достраивавший под Кораблином уже вторую дачу.
— Он первый, я бля буду, — сказал Никич, отпихивая Игоря и склоняясь над стопкой.
— Бля будет, — кивнул Игорь.
— Да ладно, небось обоих накрыло, — сказал Кир тихо. Ему не нравилось, что они ссорятся.
— Нет, Сухов-то в порядке, — сказала мать. — Он под Вологдой был, во внутренних. Сейчас по области ездит с автолавкой.
— Хорошо, хоть в менты не пошел, — сказал Игорь.
— Точно, — кивнул Никич. — МВД объявляет набор скрытых садистов с комплексом неполноценности.
Мать улыбнулась, словно услышала. Или услышала?
10
— Ну вот, — сказал Кир, — это моя школа.
— У нас такая же была, — сказал Никич.
— Ты как учился-то? — спросил Игорь.
— Так себе. С троечки на четверочку.
— А какой предмет особенно интересовал нашего будущего героя?
— Пизда, — сказал Игорь. — Правда, Кир?
— Я, вообще, чертил хорошо, — сказал Кир.
Школа выглядела невыносимо обшарпанной, облупленной и почти прозрачной от ветхости. Он ни за что не повел бы призраков по местам боевой юности, но деваться больше было некуда. Мать с толстой тетехой Катей Семиной, бывшей одноклассницей Кира, рубила салаты, накрывала на стол, варила картошку — в общем, готовила немудрящее застолье. «Ты только под ногами будешь путаться, брысь!». Он и сам чувствовал неловкость: говорить не о чем, толку от него чуть. Пошел слоняться по городу. Город совсем не изменился — он помнил его точно таким. Да ничего тут не менялось. Правильно он остался на сверхсрочную. Мог еще на год остаться — ничего бы не изменилось. Валить надо было отсюда, да некуда.
— А ты как учился, Никич? — спросил Игорь.
— Я? Я, вообще, ничего. И в институте ничего.
— А, ну да. Ты ж инженер транспорта.
— А че? И был бы инженер транспорта, если б еще были инженеры…
— Чего ж ты служить пошел, если у тебя профессия в руках?
— А хули мне с той профессии. Лапу сосал год и сейчас бы сосал.
— Зато живой был бы.
— Нахуй такую жизнь…
— То есть ты за бабки? — уточнил Игорь.
— А ты за идею?
— Нет, — сказал Игорь. — Я тоже за бабки. Какая идея-то? Нет ни хуя никакой идеи.
— Стоп, — сказал Кир. — А если за бабки, что ж вы остались меня прикрывать?
— Ну ты сравнил, — обиделся Никич. — Это друтое дело.
— Ты живой был, — добавил Игорь.
Никич смерил его укоризненным взглядом и постучал себя по шапке.
— В смысле и остался, — поправился Игорь. — Живого кто же бросает?
— Коромыслов бросил, — вспомнил Кир.
Историю Коромыслова он знал хорошо: тот оставил раненого бойца и увел остатки взвода, и спас остальных. Самого его, правда, через неделю накрыло — на ровном месте подорвался на какой-то левой мине, там и мин-то не было.
— Ну и где теперь Коромыслов?
— А вы где?
— А мы очень даже неплохо себя чувствуем, — сказал Игорь. — Пельмешков вот поели, водочки попили… А Коромыслов, наверное, не может поесть пельмешков, он существует в разорванном виде, прости меня, Господи.
— А интересно, — сказал Никич, — если бабу понюхать, ну, я имею в виду там, в том месте, которым так интересовался рядовой Кириллов на школьной скамье… то возникнет ли эффект насыщения?
— Какого насыщения? — не понял Игорь.
— Насыщения бабой. Момент оргазма, я имею в виду.
— Ну, попробуй.
— Но где же я возьму голую бабу?
— А вот Кир пойдет ночью к бабе, и ты понюхаешь.
— Вы чего, мужики?! — не понял Кир. — Вы что… вы хотите тоже?
— Естественно, хотим.
— Нет, Никич, стоп! Что вы хотите, я догадываюсь. Но вы что… пойдете со мной?
— А куда же мы денемся, Кир? Ты сам посуди. Мы кому являемся-то?
— Нет, это полная хуйня, — возмутился Кир. — Это никуда не годится. Я вас не буду представлять в это время.
— Ну, не представляй. Вот сейчас давай попробуй. Не думай про нас минут пять, а мы посмотрим.
— Не думай о белой обезьяне, — процитировал Никич. — Кир, можешь не думать о двух белых обезьянах?
Они стояли прямо перед ним, плотные, убедительные, непрозрачные — только потрогать нельзя, — и ухмылялись самодовольно.
— Значит, так, — сказал Кир. — Сейчас мы будем ставить эксперимент. Мы будем устанавливать максимальное расстояние, на которое вы можете отойти без ущерба.
— Да пока ты нас видишь, мы хоть на километр, — сказал Игорь.
— Ладно. Вот я попробую зайти в парадное, а вы оба тут стойте. Договорились?
— Ты надолго? — тревожно спросил Игорь.
— Нет, на минуту. Ну, считайте, что я поссать пошел. Вам же тоже хочется ссать?
— Уже нет — сказал Игорь. — Давно уже нет.
— Счастливцы, блядь, — сказал Кир. — Хорошо быть кисою, хорошо собакою…
— Завидуешь? — спросил Никич.
Кир устыдился. Он быстро зашел в ближайший подъезд. В этом доме жил когда-то его приятель со смешной фамилией Колбасин, они потом уехали из города, отца куда-то перевели.
Игорь дернулся было за ним, но остался на месте. Никич стоял спокойно.
На стенах в подъезде были все те же надписи, которые помнил Кир, но прибавились и новые: «ПРЕВЕД ЗЕДАНЧЕГ» и «ВОВА РУЛИТ». Раньше, помнится, было написано, что Вова сосет. Порадуемся за Вову. Он полез в карман за сигаретами и чертыхнулся: карманы в штатской одежде были все не на привычных местах. Во внутреннем кармане куртки лежало письмо Морозовой. Он забыл про это дурацкое письмо и не выбросил его сразу, как приехал, а потом вдруг подумал: вот я не выкинул по дороге письмо, и с матерью все в порядке, а если б выкинул, то мало ли что. И он продолжал таскать его при себе, переложив в другую одежду. Теперь он понимал, что это идиотизм. Самое время было от письма избавиться, спустить в мусоропровод. Но мусоропровод был весь забит какой-то вонючей дрянью. Ладно, потом. Он сосчитал до шестидесяти и вышел. Призраки стояли в тех же позах, разве что Никич прислонил пулемет к стене.
— Ну как, нормально?
— Ничего, — сказал Игорь. — Одиноко только.
— Ты смотри там, — сказал Никич. — Побыстрей кончай.
— Да он и вставить не успеет, — сказал Игорь. — Кир, ты сколько уже без бабы?
Кир был без бабы долго. В последний раз, сейчас я вам скажу, когда же это было-то.
Это было в сентябре прошлого года в Моздоке. Действительно, все вышло позорно быстро. Но он и не старался. В том и дело было, чтобы побыстрей.
— Мужики, ну договорились? — сказал Кир просительно. — Не будете кайф ломать?
— Да ты еще погоди, может, она и не даст тебе.
Никич опять укоризненно посмотрел на Игоря и покрутил рукавицей у виска.
— Нет, но могла она… я не знаю… меняются же люди?
— Игорь, — сказал Кир спокойно. — Ты же мне друг как бы, да? Но я, блядь, не посмотрю, что друг…
— Я даже не посмотрю, что мертвый, — добавил Никич и хихикнул. Кир усмехнулся. Злоба прошла.
— Да ладно, Кир, — сказал Игорь. — Нормально все.
Он неощутимо хлопнул его по плечу. Или все-таки ощутимо? Кир уже привык, что руки Игоря и Никича проходят сквозь него, он не может ни потрогать их, ни врезать, если обидится. Но на этот раз он что-то почувствовал, что-то вроде ветра.
Прикосновение. Привычка, что ли? Или они с каждым днем обретают плоть?
— Мужики, — сказал он. — Вы как будто делаетесь реальней… или мне кажется?