С этой мыслью он и заснул и проснулся в ту самую минуту, когда утренний свет робко просочился откуда-то сверху, там, где дужка. «Здрасьте пожалуйста, — подумал он. — Значит, все-таки и тут до нас снег добрался. Ну и сволочь! Ну и история! Могло бы двумя днями позже такое случиться!»

Он уж совсем приготовился выбраться из-под соломы, когда услышал, что Мари шевельнулась. Только этот негромкий шорох и свидетельствовал о том, что кругом стоит мертвая тишина.

Бизонтен увидел какую-то тень у парусины. Не двигаясь с места, он сказал:

— Не открывайте, а то внутрь насыплется.

— Вы уже не спите, — протянула Мари.

— Только что проснулся… Ветром мне всю шею наломало.

— Да-да, но при таком снегопаде что же с нами со всеми будет?

Голос ее, боязливо звучащий, пресекся, и Бизонтен решил, что сейчас самая пора подбодрить Мари. Он рассмеялся:

— Что ж, будем ждать весны. А в этих проклятущих краях она раньше месяца мая не изволит появиться. Сами видите, не с чего вам так спешить.

— Боже мой, — прошептала Мари. — Боже ты мой!

Бизонтен медленно вытащил из-под толстого слоя соломы ноги, они у него ныли. Острая боль дошла до поясницы. Двигаться он старался как можно осторожнее, чтобы не разбудить ребятишек. Протянув руку, в темноте коснулся спины Мари, и та вздрогнула от неожиданности. Он снова захохотал:

— Слава богу, да это же ваша спина! То-то я подумал, что парусина так промерзнуть не может.

Длинная его рука скользнула по ее лопатке и сжала ей локоть.

— Добрый день, — сказал он.

— Добрый день, — шепнула в ответ Мари.

— Хорошо спали?

— Да.

— Вы, вижу, такая же мастерица лгать, как я шутки шутить. Я заснул поздно и знаю, что вы не спали.

— Как же вы можете это знать?

— Вот и знаю! У меня в запасе множество тайн. Ночью, к примеру, я вижу точно так же, как днем, и все сразу разгадываю.

Он снова взял ее за руку. Она улыбнулась.

— Если вы так хорошо в темноте видите, почему же тогда вы приняли мою лопатку за парусину.

На сей раз не выдержал Бизонтен, расхохотался обычным своим смехом, похожим на птичий клекот, и разбудил Пьера.

— Ловко вы меня отбрили! Сдаюсь!

— Почему это ты сдаешься? — сонно спросил Пьер.

— Потому что снег одолел, черт бы его побрал! И тебя тоже. Навалило небось футов семь, не меньше, сам увидишь, что теперь получится!

— Да ты совсем с ума спятил! — бросил Пьер, подымаясь со своего ложа. — Семь футов за одну ночь.

— Да ты сам посмотри.

Бизонтен отодвинул верх полотнища, не развязывая веревок, и его собеседники могли убедиться, что слой снега не доходит всего футов двух до дужки.

— Ну и чертовщина, — присвистнул Пьер, — да это же прямо наваждение какое-то!

— А при таком ветре сзади еще больше намело.

Эти слова подмастерье произнес веселым тоном.

— Значит, мы пропали, — тоскливо проговорила Мари. — Зачем мы не остались в Лявьейлуа.

— Да замолчи ты, наконец, — прервал ее сетования Пьер. — Уж там бы ты в живых не осталась.

— А здесь, что здесь-то с нами будет?

Бизонтен крепко сжал ее руки:

— Не бойтесь ничего, границу мы перейдем. Еще два-три денька — и перейдем.

Потом нагнулся к Пьеру:

— Бери лопаты. Будем пробиваться.

Он осторожно отодвинул край парусины, а Пьер стряхнул с нее снег. Когда им удалось выглянуть наружу и осмотреться, оба с облегчением вздохнули — оказывается, снежный покров был не везде одинаково высок. Вихрем намело огромные сугробы. Однако в общем-то снег достигал футов трех, не больше.

Небо по-прежнему хмурилось, этот темно-серый свод сулил новый снегопад и новые порывы ветра, хотя он и сейчас дул, но не с такой бешеной силой, как вчера.

Из соседних повозок тоже вылезали люди. Расчищали снег. Дылда Сора, бросив действовать лопатой, злобно взглянул на Бизонтена.

— Пропали мы. Вот-то волкам раздолье будет.

— Ничуть не бывало, — спокойно возразил подмастерье, — волки на зиму никогда в горах не остаются. Только сумасшедшие могут сюда в такое время забраться! А волки-то, они не сумасшедшие!

— Тебе все смешно, — огрызнулся Сора. — Сумасшедший — это как раз ты и есть. Кому в башку пришла мысль полозья приделать? Тебе. Это ты твердил — подальше, мол, нужно держаться от дороги. А сейчас доигрались!

— Почему это ты воображаешь, что на дорогах снега нету?

— Ослиная твоя башка, — завопил Сора, — если бы тебя не слушались, не ждали бы мы, когда зима придет, и раньше снялись бы с места.

— Больно ты умен! Тебя уж давным бы давно солдаты отправили прямо в ад!

Сора не спускал с Бизонтена мрачного взгляда, и это означало, что на него накатывала злость, поэтому подмастерье обрадовался, увидев подходящего к ним кузнеца, вооруженного дубинкой. К этому еще крепкому старику, хотя и коротконогому, зато широкому в плечах, длинноногий и узкоплечий Бизонтен испытывал глубокое доверие. Подошел также и Бертье, а остальные продолжали расчищать снег, но подмастерье почуял, что они колеблются, не зная, чью сторону принять. Быть может, они ждут минуты, чтобы выступить на стороне сильнейшего. Толстяк Мане с лопатой в руке, с трудом выдирая ноги из снега, тоже добрался сюда и еще издали крикнул:

— Сора прав, эти два мерзавца такое нам устроили, что самое время их вздернуть!

— Заткнись, — бросил кузнец, — ты уже с утра набрался.

Мане поравнялся с повозкой эшевена, который с помощью племянницы выбирался наружу. Повисло тягостное молчание, только в верхушках сосен плакался ветер. На узеньком пятачке, который успели расчистить от снега, завязалась битва, безмолвная битва человеческих взглядов. Бизонтен не спускал глаз с Сора, эшевен с Мане. Битва эта, длившаяся всего несколько мгновений, тяжело далась Бизонтену, он почувствовал, как по лбу его стекают крупные капли пота. Первым нарушил молчание эшевен, он спокойно произнес:

— Значит, вы считаете, что у нас еще мало несчастья!

Раздались одобрительные возгласы, и Мане, верно, понял, что союзником ему будет один только Сора, очевидно потому, что ему стыдно уступить этому старику. Он издал хриплый крик. И, вскинув лопату, словно пикой ткнул старика под ложечку. У эшевена подкосились ноги, он согнулся вдвое и повалился в снег, а Бизонтен прыгнул вперед. Другие бросились за ним, схватили толстяка, лицо его побагровело, глаза вылезли из орбит, налились кровью.

Ортанс и другие подоспевшие женщины помогли Бизонтену поднять старика, который широко открывал рот, надеясь вобрать хоть глоток воздуха. Когда его уложили в повозку, Бизонтен выскочил прочь. Кузнец Бертье с трудом сдерживал мужчин, лезших с кулаками на Мане и уже успевших расквасить ему лицо.

— Стойте! — крикнул им Бизонтен. — Вы что, совсем ополоумели!

Больше всех разъярился на Мане его дружок Сора, и уже в который раз Бизонтену подумалось: этот зверюга опасен, да еще как опасен, для их общины.

9

Весь этот день небеса так и не могли решиться, что послать на землю — снег или холод, но к вечеру верх взял ветер. Он разорвал тучи, залегшие на небосводе, и, когда рыже-красный свет прошел как широкое лезвие по снегу, вся природа ответила ему стонами. Это был не вчерашний ураганный вихрь, чуть не сворачивающий горы, а скорее остро отточенный нож, полировавший снег. Мелко разреженную пыль окрашивало в розовые тона угасающим дневным светом, и пыль эта просачивалась на другой берег, влачась по земле, как плотная вуаль.

— Еще одну ночку так подует, — заметил Бизонтен, — глядишь, можно и в путь пускаться.

— Пора бы уж, — вздохнула Мари. — Я об эшевене беспокоюсь.

Оставив ребятишек на попечении Пьера, Мари вместе с Ортанс, Бизонтеном и цирюльником целый день провели у старика и его жены, которая старалась держаться молодцом.

Хотя больного рвало кровью, он то и дело повторял:

— Все это пустяки. Да не тревожьтесь вы так.

Когда он немножко отдышался, он первым делом справился, что сделали с Мане. Бизонтен объяснил ему, что Мане запихнули в его повозку, но, так как никто не желал его стеречь, его связали. Эшевен тут же велел его развязать.