— Что конкретно вы хотите сказать?

— Во-первых, приму свои меры, об этом я вам говорил вчера. Во-вторых, именно из-за приведенных вам статистических данных я не стану доверять официальному правосудию и, если успею, свершу правосудие сам.

— Должен ли я понять вас так, что вы опередите вашу жену и убьете ее?

— Перед смертью, разумеется, но лишь после того, как она подсыплет мне яд. Очень немногие яды вызывают мгновенную смерть, и все их очень трудно достать. Таким образом, между моментом, когда я узнаю, что она осуществила свой замысел, и моментом, когда потеряю способность действовать, пройдет некоторое время. У меня дома есть револьвер, он постоянно заряжен. Кстати, он официально зарегистрирован, можете удостовериться в мэрии.

Моя жена об этом знает, поскольку он у меня уже несколько лет. Вот только с некоторых пор прячу его в таком месте, где она его не найдет. А она искала. И ищет до сих пор…

Бывали моменты, когда Мегрэ казалось наилучшим выходом отправить этого человека прямиком в медсанчасть изолятора временного содержания.

— Предположим, сегодня вечером, через полчаса после ужина, вы почувствуете боли в желудке?

— Не бойтесь, месье Мегрэ. Я способен отличить симптомы отравления ядом от несварения желудка. Кроме того, мой желудок всегда работал отлично.

— Но если вы заподозрите, что вас отравили, вы начнете действовать?

— Если почувствую, то без колебаний.

— Вы выстрелите?

— Да.

Звонок телефона показался комиссару необычно громким в этой комнате, где установилась тяжелая, напряженная, какая-то нездоровая атмосфера.

— Это Люка, патрон…

— Да…

— Не мог доложить раньше, потому что не хотел оставлять ее одну на набережной…

— Кого?

— Женщину… Я вам сейчас объясню… Мне пришлось ждать, пока мимо пройдет кто-нибудь из коллег, чтобы передать наблюдение ему, а сам я поднялся позвонить вам… Меня сейчас заменяет Торранс…

— Короче. И не кричи, а то трубка взорвется… Понял ли Мартон, что речь косвенно идет о нем?

— Понял, патрон! Значит, так! Жанвье указал мне на вашего субъекта, когда тот выходил из магазина… Я сразу сел ему на хвост, а Жанвье остался на остановке ждать автобус…

— Дальше!

— Пока мы шли в толпе, а она в этот час плотная, сами знаете, я ничего не замечал. А когда пересекали двор Лувра и на набережных понял, что я не единственный пасу его…

— Продолжай.

— За ним по пятам шла женщина… Думаю, она меня не заметила, но не уверен… Она дошла за ним до набережной Орфевр да так там и стоит, в сотне метров от входа…

— Опиши…

— Нет нужды. Когда мимо проходил Торранс и я попросил его последить за ней, я поднялся сюда и попросил Жанвье выйти взглянуть на нее. Все-таки он занимается этим делом. Он только что вернулся и стоит рядом со мной… Передать ему трубку?

— Да.

— Алло, патрон… Это свояченица, Дженни…

— Ты уверен?

— Уверен.

— Она тебя не узнала?

— Нет. Я принял некоторые предосторожности.

— Спасибо.

— Новых инструкций не будет?

— Пусть Торранс продолжает наблюдение.

— А что насчет мужчины? Люка вести его, когда он выйдет?

— Да.

Он положил трубку на рычаг и встретился с обращенным на него вопросительным взглядом Мартона.

— Это моя жена? — спросил любитель игрушечных железных дорог.

— Что вы имеете в виду?

— Ничего. Я должен был понимать, что правды вы все равно не скажете.

— Вы слышали разговор?

— Нет. Но его нетрудно понять даже по вашим немногим словам. Если это моя жена…

— И что же тогда?

— Ничего. Я допустил ошибку, придя к вам вчера, и еще большую, вернувшись сегодня. Раз вы мне все равно не верите…

— Я хочу вам поверить. Послушайте! Раз вы так в себе уверены, я сделаю вам одно предложение. Доктор Стейнер, связанный профессиональной тайной, не хочет мне ничего говорить.

— Желаете, чтобы я прошел обследование у другого врача?

— У специалиста из медсанчасти изолятора временного содержания. Это честнейший человек, профессор, известный во всем мире.

— Когда? Немедленно?

— Нет. В это время его беспокоить не стоит. Он придет на службу завтра утром.

— Если не с раннего утра, — спокойно ответил Мартон, — я успею отпроситься с работы.

— Так вы согласны?

— А почему бы мне не согласиться?

— Вы также согласны подписать бумагу, в которой признаете, что подвергаетесь данному обследованию по вашей доброй воле и без всякого принуждения?

— Если вам это нужно.

— Вы любопытный человек, месье Мартон.

— Вы так считаете?

— Я помню, что здесь вы тоже находитесь по собственной воле. То есть вы не обязаны отвечать на мои вопросы. Однако мне бы хотелось задать вам несколько таких.

— И вы мне поверите?

— Постараюсь, и могу вас заверить, что не испытываю по отношению к вам никакого предубеждения.

Это заявление вызвало у Мартона лишь устало-скептическую улыбку.

— Вы любите вашу жену?

— Теперь?

— Конечно теперь.

— Теперь — нет.

— Она вас любит?

— Она меня ненавидит.

— Когда вы ушли отсюда вчера утром, я представлял себе вашу семью совсем иначе.

— Мы не успели обговорить все до конца, да вы и не слишком хотели меня слушать.

— Как вам угодно. Я продолжаю?

— Прошу вас.

— Вы любили ее?

— Думал, что люблю.

— Объясните, что вы под этим понимаете.

— До встречи с ней я жил один, не позволяя себе никаких развлечений. Много работал, знаете ли. Начав с самого низа, я должен был прилагать огромные усилия, чтобы стать тем, кем стал.

— У вас не было связей с женщинами до встречи с вашей женой?

— Редко. Приключения сами догадываетесь какого рода. Я испытывал больше стыда, чем удовольствия.

А встретив Жизель, я сделал из нее идеал, который и полюбил. Слово «чета» было для меня волшебным.

Я мечтал о нем. Мы должны были стать супружеской четой. Я стану одной из половинок четы. Я уже не буду одинок в своей квартире, в жизни. И в один прекрасный день у нас появятся дети…

— У вас их нет?

— Жизель не хочет.

— Она вас предупредила заранее?

— Нет. Если бы предупредила, я бы все равно на ней женился и довольствовался бы тем, что нас будет двое…