Но возле самой парадной Голубев заметил вора, пытающегося вскрыть его «мерседес». Сунув цветы ошеломленной Кате, Илья бросился на защиту своего имущества. Однако злоумышленник резко выпрямился и сделал шаг навстречу с поблескивающим топором наперевес. Илья и Катя узнали зловредного соседа снизу. Возмущенный пролетарий в неизменных кирзачах, трусах, майке и ватнике нараспашку нагло ухмылялся и постукивал обухом топора по ладони.

— Чо, буржуи, нагулялись? — прохрипел он, сплевывая зажеванный окурок на капот автомобиля.

— Ой, он нас зарубит! — взвизгнула Катя, отмахиваясь букетом лилий от распоясавшегося пролетария.

— Много чести руки о дерьмо марать. А в тебе, коза, и мяса-то нет, одни мослы, — издевался над Катей мужик.

— Катя, отойди, — Илья отодвинул жену подальше. — Я милицию вызову. Это их дело с хулиганами управляться.

— Только попробуй. Все соседи устроят тебе суд Линча, — пролетарий к удивлению Голубева оказался подкованным относительно способов возмездия. — Ты и так здесь как бельмо на глазу, буржуй недорезанный. Изгаляешься над простым народом, жизнь нам отравляешь, гад!

— За что вы нас ненавидите? — пропищала Катя. — Что мы вам сделали?

— Нахалка! — срамил ее сосед. — Ты еще спрашиваешь? Вчера опять вода с потолка закапала, хорошо, что я вентиль в подвале вовремя перекрыл. А музыка ваша дебильная все мозги законопатила. А вы не в лесу живете. Должны к народу прислушиваться. А народу не нравится, когда на него сверху буржуи мочатся.

— Совести у вас нет. Я ж вам ремонт сделал и деньгами приплатил, — попытался усовестить его Илья.

— А ты, бугай, видать совсем зажрался! — перекинулся на него сосед, размахивая топором, словно флагом на демонстрации.

— Но, но, поосторожнее, — Голубев попятился назад от греха подальше.

— А ты о женщинах и младенцах подумал, как они из-за тебя мучались, — наступал на Голубева возмущенный мужик.

— С какой стати я должен думать о женщинах и детях. Я не мусульманин, у меня гарема нет.

— Вот гад! Дождешься, что мы подпустим тебе красного петуха.

— Сами сгорите, а у меня все имущество застраховано, — на ходу придумал Илья, а в памяти отметил, что нужно застраховать не только машину, но и квартиру.

— Да-а-а, — мужик задумался и почесал небритый подбородок лезвием топора. — У буржуев на все отмазка есть.

— Я домой хочу! — захныкала Катя.

— Еще успеешь наплаваться, золотая рыбка, — злобно ухмыльнувшись, пообещал мужик.

У Кати шевельнулись недобрые подозрения:

— Что вы хотите этим сказать?

— Я по-русски, а не по-китайски говорю, чего ж ты меня не понимаешь… Дурочкой прикидываешься, да?

— С меня хватит! — от незаслуженных оскорблений Катю понесло, она мужественно отодвинула мужика в сторону, обошла его и побежала вверх по лестнице.

— Теперь, когда твоя коза ушла, поговорим как мужчина с мужчиной, — согласился на мировую сосед. — Ты зачем, ядрена мать, вентиль открутил?

— Какой вентиль? — ошалел Голубев.

— Ну не нефтяной же? — ерничал сосед.

— Слушай, — перешел на «ты» Илья, — посмотри на меня внимательно. Я и машину-то с автоматической коробкой передач покупал для того, чтобы в лишних педалях и рычагах не путаться. Так что вали напрямик, какие у тебя претензии, иначе видал я тебя в гробу в белых тапочках!

На мужика решительный тон Голубева произвел сильное впечатление.

— А какой козел аварийку вызвал? — пролетариат снова пошел в атаку на буржуя.

— Какую аварийку? — заводился Илья.

— Известно какую, — мужик впился в Голубева взглядом, — сантехническую.

Но Илья уже совладал и с первым приступом страха и со вторым приступом агрессии. Он насмешливо смотрел на мужика сверху вниз, производя на врага психическую атаку и подавляя его не только материальным фактором — холеной внешностью и дорогой одеждой, но и моральным преимуществом, воплощенным в физической силе и росте.

— Валяй, рассказывай мне про мои грехи перед женщинами и младенцами.

Пролетарий опустил топор, достал беломорину и закурил. После пары затяжек он поведал о новой выходке буржуйской джакузи, залившей его квартиру и оставившей без света жителей дома.

Илья слушал, мрачнел, потом стрельнул у соседа папиросу и тоже закурил.

— Вот стерва заморская! — выругался Голубев.

— Да, — поддакнул пролетарий, — бабы — они все такие!

— Я не о жене, — поправился Илья. — Я о ванне заграничной. Такие бабки за нее отдал, чтобы мыться по-человечески, а она… точно фотомодель на подиуме. Но я этих продавцов засужу-у-у, — он мстительно потирал руки. — А ты, — Голубев ткнул пальцем в грудь пролетария, — свидетелем пойдешь. — Он подумал и добавил, — за дополнительную плату, конечно!

Сосед удовлетворенно хрюкнул.

— Кто ж в этих корытах электрических моется! — уже по-свойски принялся он поучать непрактичного богатея. — Ты ж не рыба в аквариуме, на хрена тебе термометры, пузырьки и лампочки. Для настоящего мытья нужна ванна чугунная, она и тепло хорошо держит и не протекает. Чугуну ничего не будет, хоть ты кувалдой по нему лупи. А все потому, что делали его на совесть, еще в те времена, когда за плохую работу руки по самую задницу откручивали и из коммунистической партии поганой метлой гнали. Это щас беспредел заграничный наступил. Тащут из-за бугра все, что ихнии буржуи повыкидывали. Мол, русские Вани все схавают, лишь бы бирка яркая висела. А мы ж не обезьяны, мы думать обучены. И в чем-чем, а в чугуне разбираемся!

— Я рад, что мы друг друга поняли, — Илья докурил и сунул в рот жвачку, чтобы перебить запах табака, и чтобы Катя не донимала его лекциями о вреде курения.

— И не тащи в рот всякую гадость! — сосед серьезно взялся за перевоспитание буржуя. — Еще неизвестно, какой хрени в нее понапихано. Вон, по телевизору показывали, что от этой жвачки крысы размножаться перестают. Сидят себе в клетке и жуют, жуют, жуют. Потом к самочкам интерес теряют, а как жвачку им показывают, так у них глаза кровью наливаются и лапки трясутся.

— Я ж не крыса. Я интерес к своей самочке не потеряю. Человек — животное крупное, у него от жвачки лапки не затрясутся. А вот от кое-чего другого не только лапки, но и хвостики отваливаются, — Илья намекнул на пристрастие соседа к различного рода крепким напиткам, чаще всего самоличного производства.

— Не гони волну, — в той же иносказательной форме ответил пролетарий, намекая на взбесившееся джакузи. — Я за качество самогона своим здоровьем отвечаю! У меня там все сплошной натурпродукт и ни грамма химии. А горит как! Загляденье, будто лампада перед иконой Богородицы, — он перекрестился и возвел глаза к небу. — А потому, все то, что из натурального сырья произведено, не вредно, а, наоборот, пользительно для организма. Даже по телевизору показывали, как одна старая шотландка сослепу хлебнула вместо минералки незамерзающей жидкости для автомобиля, которую у них в Шотландии разливают в похожие пластиковые бутылки. Когда ее доставили в больницу, врачи на ученом консилиуме постановили лечить ее алкоголем. Что-то там такое в алкоголе содержится, что блокирует яды, содержащиеся в подобных химических продуктах. Старушке предложили на выбор: джин, водка или виски. Старая опытная женщина предпочла виски, а виски, как известно, ихний местный шотландский самогон. Вот так она спаслась от верной гибели и вдоволь напилась под присмотром медиков в больничных условиях. Так что самогон тоже способен творить чудеса и вытаскивать людей с того света.

— Заливаешь! — не поверил рассказу соседа Илья.

— Вот тебе крест, — побожился пролетарий, вынимая из-под майки крестик на засаленном шнурке. — Я ж по этому делу дока! Специалист высшего разряда. Я даже знаю, что алкоголь убивает вирус этой, как ее, типичной пневмонии. Вот тебе крест! — он снова горячо побожился, увидев сомнение на лице Голубева, и спрятал крестик в укромное место. — Но этот случай уже у нас был, где-то на границе с Китаем. Помнишь, тогда еще и по телевизору и по радио про карантин кричали… Так ихний врач заявил, что «традиционные сто граммов» гарантируют защиту от вируса. Весь город после этого принял на грудь, включая женщин и детей, а те, кто были в тесном контакте с китайцами, лечились целую неделю.