Илья играл. Это было глупое сравнение, но он играл. Это было не то дурацкое сравнение: мол, как на музыкальном инструменте, настроенном или расстроенном. Речь совсем не шла о мастере и объекте, с помощью которого он мог демонстрировать свой талант. Речь не шла и о шалостях двухмесячных щенков, которые радостно теребят игрушки, подчиняясь невнятным, но вполне настойчивым инстинктам. И речь не шла об азартных противостояниях, в которых один обязательно должен выиграть, чтобы лицезреть поражение другого. Илье вообще были чужды все эти рассуждения о доминантности, альфа-самцовости, первенстве; если при нем заводили эту шарманку, он скептически приподнимал брови и саркастично угукал. Он играл в чем-то похожем на джем-сейшн, предлагая тему и с интересом следя, как Стас отзывается на нее, подхватывает и развивает во что-то иное. Он с нетерпением и увлечением ждал реакции Стаса, чтобы отреагировать на нее, и снова перехватывал инициативу и предлагал свою тему. Сытые, удовлетворенные и добродушные подростки, не обезображенные цивилизованными понятиями о долге, чести, достоинстве, обязанностях и прочих кандалах, играют в такие игры, плескаясь в воде, резвясь и устраивая догонялки, не для того чтобы победить, а для того, чтобы насладиться могуществом тела, своего и чужого. Тело Стаса вибрировало, обновляя и подпитывая в Илье желание большего, и было так здорово и так интригующе играть с ним; хотя что-то подсказывало Илье, что губы будут завтра ныть: Стас не гнушался кусать их вполне себе ощутимо. И мышцы на спине были так хорошо промассированы его пальцами, как бы не до синяков. И все равно было не жалко, потому что этот опыт стоил всех неприятных ощущений.

Стас сидел на стуле, откинув голову и переводя дыхание. Он пытался удержать в себе россыпь мелких, почти неуловимых отголосков только что пережитых ощущений. Ему было дивным образом непривычно чувствовать себя таким удовлетворенным – обычно хотелось продолжения. А сейчас было хорошо. Он осторожно и глубоко вдохнул и бережно выдохнул, словно боялся, что от избытка переживаний его грудь разорвет на части. Не свершилось. И тут же на колени что-то приземлилось. Он лениво приоткрыл глаза и покосился вниз. Всего лишь полотенце, которое ему кинул Илья. Сам он стоял, опираясь о стену напротив, склонив голову, словно вслушивался в себя, и промокая шею. Стасу хотелось оказаться рядом с ним, и чтобы стоять и снова касаться его всем телом.

Илья обвел клетушку отрешенным взглядом, упорно избегая встречаться им со Стасом, лениво следившим за ним, и вышел. Свет в рабочем помещении погас, оно освещалось только уличными фонарями. Илья вернулся.

- Оклемался? – безразлично бросил он Стасу.

Стас наклонился вперед и потянулся за майкой.

- Ну, - неопределенно буркнул он.

- Тогда давай, собирайся, - Илья звучал отрешенно. Не безразлично, это Стас определил бы сразу; отрешенно, в раздумьях. Он собрался с силами и встал. Ноги были ватными, и у Стаса было одно-единственное желание: лечь и вытянуться во весь рост, желательно рядом с ним. Он посмотрел на Илью. Тот отвел глаза и вышел. В дверном проеме он остановился и бросил через плечо глухим и раздраженным голосом: - Мне закрыть салон надо. Давно уже пора.

Стас, наслаждавшийся негой, распространившейся по всему телу, этой интонации не заметил, или просто не обратил внимания. Он пожал плечами и подхватил сумку. Подойдя к окну и остановившись у него, он потянулся, рассматривая улицу. Ночь обещала быть ясной и шумной, учитывая количество людей на улице. Стас повернул голову, прислушиваясь к звукам, которые вызывал Илья, прибираясь в подсобке, затем сделал пару шагов ему навстречу.

Илья замер, выйдя из подсобки.

- Ты еще здесь? – раздраженно бросил он.

- А где мне быть? – лениво отозвался Стас, томимый желанием приблизиться к нему и не позволявший этому желанию овладеть им. Что-то во всей этой ситуации было странное.

- Домой ехать, - зло бросил Илья. – Я же сказал: мне надо закрывать салон.

Стас сжал зубы. Несильно, не до хруста. Вышел на улицу и замер у входа в парикмахерскую, глядя на небо. Он все-таки решился дождаться Ильи, хотя ему было очевидно, что тот его видеть не хочет. И Стас стоял, смотрел на небо и ждал Илью.

Илья звенел ключами рядом, шумно дыша.

- Ладно, давай, пока, - буркнул он и развернулся. Стас посмотрел на него: только к Илье домой идти было совсем в другую сторону, но для этого нужно было пройти мимо него, Стаса.

- Пока, - тихим звенящим шепотом отозвался он, сверля спину Ильи испытующим взглядом. Илья замер. И пошел дальше. Стас опустил голову.

Макар сладко спал на большой кровати. Глеб уже развлекался на своей беговой дорожке, несмотря на позднее возвращение и некоторую настойчивость Макара. А Макар честно досыпал самые сладкие несколько минут воскресного утра, перед тем как решительно сесть на кровати, отбросить одеяло и попытаться открыть глаза. Но телефон звонил слишком настойчиво, чтобы можно было и дальше безнаказанно его игнорировать. Макар недовольно замычал, дотянулся до аппарата и нажал на зеленую кнопку.

- Привет, - в динамике раздался решительный голос Стаса. – Ты не спишь?

У Макара приоткрылся рот.

- Ясинский, ты вообще охренел? – от такой наглости у него глаза распахнулись задолго до того, как Макар сел на кровати. – Восемь утра выходного дня! Конечно сплю!

- Уже нет, - безжалостно констатировал Стас. - Как Илья работает?

- С азартом, елки! С огоньком и выдумкой.

- В курсе, - ядовито отозвался Стас. – Время, сестра, время!

Стас даже потрудился изобразить английский R, пытаясь придать всей ситуации хотя бы оттенок комичности.

Макар сел на кровати и уставился в окно. Помолчав, поделав задумчивый вид, он наконец выдал умное:

- А что?

- Самсонов, ты всегда такой тормоз или иногда все-таки умудряешься и газом притвориться? – саркастично произнес Стас. – Вопрос простой: когда работает Илья? Ответ должен быть не менее простым. Ну? Я жду.

- От обеда и до упора, - помолчав, предположил Макар. – Там у него аврал полный. Все позаболели, поумирали и вообще все плохо. Так что он пашет похлеще рабов на галерах. До вторника точно. А что? – с живым интересом спросил он.

- Спасибо, Макарушка, - Стас постарался, чтобы его ответ сочился ядом.

- Стасинька, я же не отстану, - на Макара его ухищрения не действовали.

- Завтра, все завтра, Макарушка, - буркнул Стас и отключился.

- Вот гад! – громко произнес Макар и оглядел пустую комнату. – И что я пропустил?

Сурово нахмурившись, Макар встал и решительно направился в душ. Но любопытство жгло его изнутри, и он почти сжег яичницу, забыл положить сыр в бутерброд и насыпал себе три ложки сахара. Глеб, с подозрением глядевший на нервные движения Макара, помалкивал, но прищуренные глаза и насмешливо приподнятые брови красноречиво говорили о том, что он думает по поводу агрессивных и опасных для самого Макара движений.

- Что случилось? – наконец поинтересовался он, когда Макар со звоном опустил чашку на стол и поморщился от сладости кофе.

- За моей спиной кипит жизнь! Происходят невиданные события, зажигаются сверхновые, и только я остаюсь в неведении! – патетично воскликнул он.

- И кто их зажигает? – флегматично поинтересовался Глеб, с любопытством и с добродушными искринками в глазах глядя на него.

Макар задумался. Через пару секунд он пожал плечами и сказал:

- Пока еще не знаю, но чесслово, я из этих пироманьяков душу таки вытрясу.

Глеб торжественно кивнул головой. Макар осекся и подозрительно посмотрел на него.

- Ты не издеваешься? – осторожно спросил он.

- Нисколько, - Глеб усмехнулся, потянулся и щелкнул его по носу. Макар сморщил его и осмотрел Глеба в щелочки глаз. Удовлетворило ли его увиденное или нет, но он глубоко вздохнул и принялся за бутерброды. – Вот ты не понимаешь, а тут такие страсти кипят, просто ужас.

Глеб тихо засмеялся.

- Прямо адский котел, не меньше, - отозвался он.