Илья обнял Стаса за плечи и увлек за собой. Ясинский, опешивший от такого обращения, позволил Илье тащить себя, не особо слушая, что этот «друг» ему втирает, но поддаваясь очарованию бархатного голоса и добродушно-насмешливых ноток, звучавших в нем. Они вышли на улицу, Стас терпеливо дожидался, пока Илья закрывает салон, и угрюмо смотрел в землю. Затем они шли к соседнему дому, поднимались наверх, Илья показывал ему квартиру и вел за собой на кухню. Стас послушно отнес в комнату пиво и замер в растерянности у двери.

- Ну чего стал как пень? Плюхайся. Сейчас елевизор включу.

Стас посмотрел на него в недоумении. Илья указал глазами на диван.

- Располагайся, не стесняйся, - дружелюбно сказал он. – Меня, кстати, Ильей зовут.

- Стас. Спасибо, - выдавил Стас, отчаянно пытавшийся понять, что он делал в незнакомой квартире, в гостях у незнакомого человека и почему он держит в руках пиво, хотя пить его не собирался совершенно. А Илья невозмутимо рассказывал, что и почему они будут смотреть, почему они будут пить именно это пиво и закусывать именно этими снеками. Стас не слушал его, но непроизвольно выхватывал из речевого потока отдельные слова, за которые отчаянно цеплялся, как будто они скрывали все тайны мироздания, оглядывал комнату, избегая смотреть на этого мужика с колоритными татуировками, и думал о том, что неожиданно в первую очередь для него самого повел себя как последний дурак.

Эти свои размышления Стас озвучил ближе к полуночи, когда они опустошили не по одной бутылке. Он пытался объяснить, как он чувствовал себя всю эту неделю, как пытался держать себя в руках, хотя хотелось проводить с Макаром часов этак двадцать пять в сутки, как у него вставало от простых мыслей о том, что они вытворяли. Он рассказывал, как не ожидал, что это может быть так здорово и что никогда до этого не было, и что он вообще был не готов с таким столкнуться. Кроме этого, он озвучил и то, что сам не понимает, почему так остро отреагировал на категорическое нежелание Макара продолжить встречаться. Последние два слова он произнес с огромным усилием, мучительно краснея и ожидая издевок от Ильи. Тот же, повернувший голову, но косившийся в телевизор, задумчиво покачал головой. Стас пытался пояснить, что это ведь очень удобно, просто встречаться на ночь и разбегаться, но ему хотелось большего, а этот гад Самсонов только и отреагировал, что насмешкой, и ничего неопределенного не сказал. И что Стас даже не подозревал, что у него кто-то есть. Илья слушал эти излияния краем уха, куда больше интересуясь очередным этапом очередного кубка, и ему была так знакома эта ситуация. Он угукал, время от времени чуть более выразительно поворачивал к Стасу голову, всовывал ему в руку полную бутылку и время от времени задавал очередной общий вопрос, на который Стас с готовностью отвечал многословно, сбивчиво, непоследовательно и горячо. Ближе к трем часам ночи Илья окончательно убедился, что раненого самолюбия Стаса и свежести первого опыта серьезных отношений в этой ситуации куда больше, чем реальных страданий, подпустил пару шпилек и отправил Стаса спать на свою кровать, что тот и выполнил, переместившись к ней по примечательно вихляющей траектории. Илья же, посмотрев этап еще несколько минут, шумно выдохнул, пообещал себе снести со стервеца Самсонова голову и истребовать с него еще как минимум три месяца бесплатного клининг-сервиса, причем и в квартире тоже, и отправился в ванную.

И только стоя в спальне в одних боксерах, глядя на Стаса, вольготно разметавшегося на кровати и мерно посапывавшего, Илья озадачился своей вменяемостью. Кроватка была хороша и вынослива, спору нет. Но места в ней им двоим как бы не маловато было. Идти в гостиную на короткую софу не хотелось, потому что утром это было чревато муками выпрямления, и Илья, сладко и основательно зевнув, махнул рукой на внезапно проснувшуюся щепетильность и скатил Стаса на дальнюю половину кровати. Счастливо вздохнув и потянувшись, он перевернулся на живот, уткнулся носом в подушку и заснул.

========== Часть 14 ==========

Стас чувствовал себя отвратительно. Пиво, верней, продукты его переработки основательно изгадили рот и усердно натягивали стенки мочевого пузыря. Добрый же фей, который вчера спас его от цепи необдуманных поступков, которые Стас почти начал совершать, хозяйничал на кухне, мурлыкая под Бон Джови. Стас уткнулся в подушку, но оттягивать дальше величайшее из событий – явление себя доброму фею – было неприлично. Солнце светило ярко, издевательски намекая если не на полдень, то на время, чрезвычайно близкое к нему. Стас лениво оглядел комнату и решительно сел на кровати. Илья по-прежнему был на кухне, и Стас воспользовался этим, чтобы пробраться в ванную. Отчего-то ему было боязливо встречаться с Ильей: больно глупым казалось его вчерашнее поведение при свете солнца.

Обнаружить в ванной нераспакованную зубную щетку и полотенце было очень приятно. Стас нагло воспользовался еще и душем, стараясь как можно меньше мочить волосы – хоть их и стоило помыть, но это потерпит до вечера. Он недовольно морщился, натягивая вчерашнюю одежду, и усердно концентрировался на своих неприятных ощущениях, лишь бы не думать об Илье и о том, что он про Стаса может думать, тем более ничего хорошего он подумать явно не может. В конце концов, он приперся в чужое заведение не пойми за чем, чуть не начал драку, и с кем – с Макаром, полночи устраивал бурю в стакане воды, и жаловался, жаловался, жаловался… За последнее было особенно стыдно.

Стас глотнул воды из-под крана и выпрямился. Так или иначе, из ванной нужно было выходить. Он замер на секунду перед дверью и решительно взялся за ее ручку.

Ильи не было на кухне, и Стас обиженно оглядел ее. Но на столе его дожидался небольшой поднос, а на нем тарелка с каноничными яичницей и беконом, чашка кофе и два прелестных бутерброда. В гостиной работал телевизор, и Стас, подхватив поднос, решительно направился туда.

Илья полулежал на диване, торжественно возложив ноги на стол, неторопливо жевал и сосредоточенно смотрел какую-то хрень по телевизору. Гонки, предсказуемо. По совершенно неожиданному, но почему-то неудивительному легкомыслию одет он был исключительно в боксеры.

Приветственно помахав вилкой Стасу, Илья снова обратился к телевизору.

- Этот урод или слепой, или глухой, или имбецильный, или два из трех, - недовольно сказал он, ткнув вилкой в направлении экрана. – Не удивлюсь, если он не понимает, где он и что от него требуется.

Стас сел рядом и положил ноги на столик.

- Спасибо за завтрак, - небрежно бросил он.

- Да на здоровье, лишь бы несварения не было, - беспечно отмахнулся Илья и снова уткнулся в телевизор. – Ну куда ты прешь? Ну вот куда ты прешь, придурок! – возмутился он, подаваясь вперед.

- Ты прямо служба спасения, - буркнул Стас, которого почему-то задело явное пренебрежение Ильи, выказываемое им по отношению к компании.

Илья покосился на него и озадаченно приподнял брови.

- У тебя бодун, что ли? – озабоченно спросил он. – Башка болит? Или клопы покусали? Чего на людей кидаешься? – сурово закончил он и снова отвернулся к телевизору.

Стас вяло ковырялся в завтраке и рассеянно следил за действом, разворачивавшимся на экране. Он избегал смотреть на Илью, но именно Илья его и интересовал, куда больше, чем очередной этап очередного кубка. За кого Илья болел, сказать было трудно, и хаял и хвалил он всех подряд, не забывая при этом поглощать яичницу. На время рекламной паузы Илья удовлетворенно откинулся назад и принялся усердно уничтожать завтрак.

- А ты Макара давно знаешь? – небрежно поинтересовался Стас, просто для того, чтобы спросить что-нибудь. Ему не так сильно хотелось знать, что да как, но сидеть в молчании не хотелось еще больше, высокомерно задирать нос и цедить благодарности за завтрак было как минимум смешно, да и Илья явно не тот человек, который бы проникся величием его статуса. У него за плечами заведомо было куда больше опыта, чем у Стаса, и любая попытка задрать нос могла бы вызвать не самые приятные последствия, тем более Илья мог быть очень острым на язык. Благодарности были ему тоже не нужны. Кроме этого, Стасу было уютно сидеть на диване в небольшой комнате перед большим телевизором, есть бутерброды, запивать их кофе и украдкой рассматривать Илью, сидевшего рядом с ним в одних лишь черных боксерах.