Время пришло идти на пару в другой корпус. Все, практически все вышли из аудитории, только Ясинский сидел, как припечатанный, что-то высматривая в телефоне. Макар тоже не спешил, чего-то дожидаясь. Но время не позволяло тянуть дальше, и он встал. И практически за секунду до того, как Макар принял решение, начал подниматься Стас. Он нагнулся за курткой и сумкой и оглянулся на Макара, напряженно следившего за ним.

Остановившись в метре от него, Стас не глядя сунул руку в сумку и достал сверток. Швырнув его Макару, он бросил:

- Возмещение ущерба.

Постояв, посмотрев на Макара с пару секунд тяжелым, липким и магнетичным взглядом мрачных темных глаз на мрачном потемневшем лице, он развернулся и пошел к выходу.

Макар, сидевший все это время затаив дыхание, выдохнул и алчно облизал губы. Он сунул сверток в сумку, отлично зная заранее, что это будет майка, не может не быть, и что сегодня вечером, когда он отработает у тети Наташи, он именно ее наденет и именно в ней понесется к Ясинскому, и что этот типа Онегин и ее, чего доброго, издерет в клочья, и скорей всего у него припасена она. Главное, чтобы она не была черной. Макар внезапно ухмыльнулся, сдержал нервный смешок и понесся на пару.

Ясинский пребывал в сплине. Он с таким отрешенным видом рассматривал засиженное мухами оконное стекло, что у человека непосвященного создавалось впечатление, что он там чуть ли не тайны мироздания постигает. Макар же не мог определиться между: «хочет спать и трахаться, причем именно в такой последовательности» и «легкий бодун, накладываемый на невыспанность и жажду потрахаться». Текстовые сообщения позволяли думать обояко, а припухшие веки говорили скорее в пользу второго. А еще Макар тщательно сдерживал желание пригрести свою рогожку: у Ясинского темные, почти черные волосы так ухоженно блестели, были так тщательно расчесаны и собраны в такой артистичный пучок, из которого так живописно выскользнули несколько прядей – не слишком мало и не слишком много, аккурат в самый раз, что ему хотелось пудрой их присыпать, чтобы не раздражали. Или запустить в них свои руки. Макар спрятал их под стол от греха подальше и непроизвольно сжал бедра: как-то мысли привычно вызвали цепочку ассоциаций, которые закончились в квартире в высотном доме, в комнате с постерами мотоциклов на стенах и горячим телом, яростно прижимающим его к холодной стене. Макар пригнул голову и воровато огляделся, надеясь, что никому нет дела до его полыхавших ушей. Ясинский, словно почувствовав что-то, медленно повернул голову и обжег его угрюмым взглядом. Макар задержал дыхание, но глаз не отвел. Желание, чтобы побыстрей прошел вечер и он мог бы отправиться к Ясинскому, было невероятным, почти неконтролируемым, и ярким, сладким, дурманящим.

Макар выскочил на крыльцо после пар и замер, счастливо глядя на небо. Жизнь задалась, погода была замечательной, небо – бесконечно глубоким и приветливо-многомудрым, студенты вокруг беззаботными и бодрыми, после двух-то месяцев отдыха, и настроение было отличным, просто отличным.

- Ты сейчас куда? – раздался у него за спиной и чуть сбоку голос Ясинского, тихий, глубокий, скороговоркой спрашивавший его о какой-то банальности, но жаждавший куда большего. У Макара от такой откровенной интимности и неосознаваемой самим Стасом чувственности волосы встали дыбом. Он задержал дыхание, выдохнул и отвернулся в другую сторону, якобы заинтересовавшись тем, что происходит в сени деревьев.

- На работу, - в тон ему, тихо и бегло отозвался Макар.

- Тебя подвезти? – небрежно бросил Ясинский. Макар не утерпел и резко повернулся к нему. Оглядев Стаса недоуменным взглядом, он хмыкнул и снова отвернулся.

- Придурок, - усмехнулся он.

- Сам дурак, - огрызнулся Ясинский и пошел к стоянке, толкнув Макара плечом по пути – основательно и с явной обидой.

- Бе, - не сдержался тот, глядя ему вслед.

Ясинский повернул голову, словно хотел оглянуться. Но передумал и целеустремленно зашагал к мотоциклу. Макар дождался, когда Ясинский усядется, желая узнать, что он будет делать, и что самое главное – как. Он не разочаровался: Стас долго держал в руках шлем, угрюмо глядя на Макара, наконец опустил голову и надел шлем, к особому наслаждению Макара тряхнув перед этим волосами. Солнце заискрилось еще ярче, небо засветилось еще многозначительнее, ветерок чувственной прохладной лаской обогнул его тело. И нестись на работу не хотелось, хотелось идти не спеша, упиваясь новыми и невероятными ощущениями, которые подкинула ему жизнь.

- Ты какой-то неугомонный сегодня, - добродушно усмехнулась Наталья Владимировна, глядя на Макара, с особым усердием и несвойственной ему беспечной улыбкой обхаживавшего посетителей, переругивавшегося с поварами и флиртовавшего с коллегами. – Такое ощущение, что тебе заранее автоматы пообещали по половине дисциплин.

- Ага, лишь бы на парах не появлялся и не трепал нервы преподам, - охотно отозвался один из официантов.

- Они еще не успели понять своего счастья, - самодовольно отозвался Макар. – Но дайте срок, они еще запросят пощады!

- Какая патологичная скромность! – умилилась Наталья Владимировна.

- Я болен ею, - скромно потупил глаза и умильно сложил руки на груди Макар. – И у меня самая уникальная, самая невероятная, самая сильная и самая скромная скромность. Наталья Владимировна, и чтобы оценить ее по достоинству, вполне возможно попробовать применить денежный эквивалент, - невинно посмотрел он на нее под добродушный смех окружающих.

- Тебя драть надо, Самсонов, как сидорову козу, - Наталья Владимировна покачала головой.

- И снова мое изумительное чувство юмора, моя ослепительная внешность и моя фантастическая скромность остались неоцененными по достоинству, - притворно-печально вздохнул Макар.

- Беда какая, - охотно подхватила она. – Кончай балагурить и иди работать, скромный студент.

Макар заулыбался, засверкал зубами и заиграл ямочками на щеках. В его глазах снова заплясали чертенята, острый подбородок чуть выдвинулся вперед, и сам он подобрался, заискрился радостной энергией и понесся в зал. Наталья Владимировна покачала головой, с улыбкой глядя ему вслед. Она не могла помочь своей симпатии, но Макар ей нравился, он развлекал ее и поднимал настроение одним своим бодрым настроением. Она выглянула в зал. Макар уже втирал что-то посетителям, преданно глядя на них и довольно улыбаясь. «Подружка у него завелась, что ли?» - подумалось ей. Наталья Владимировна усмехнулась, прикинув, что причина более чем убедительная. Но бедная та девчонка, которая поддастся обаянию этого оторвы.

Вечерело неотвратимо, но медленно. Слишком медленно, на непредвзятый Макаров взгляд. Смена упорно не хотела заканчиваться, народ все прибывал в кафе, а ведь еще и к Илье надо было идти – оброк у этого барина никто не отменял. Макар время от времени проверял, не прислал ли Ясинский какое-нибудь гадкое сообщение, что типа он не может, у его мамы заболел любимый пудель и он просто обязан присутствовать у его одра, но нет, ничего не отменялось. И Макар рвался туда, на далекую улицу в тихом районе, а ему все подваливали и подваливали работы здесь. Он огрызнулся на повара, который прикрикнул на него, и зашился в закуток, чтобы еще раз проверить сообщения. Не обнаружив ничего нового и с огромным удовольствием перечитав те – недвусмысленные, многообещающие и много требующие, что они с Ясинским набросали друг другу на парах, Макар успокоился. Сунув телефон в карман, он осторожно высунул нос из закутка и проскользнул на кухню. До конца смены оставалось еще сорок восемь минут.

Илья был занят клиенткой, и еще одна ждала своей очереди. Макар вежливо поздоровался, надеясь, что его приветствие прозвучало не слишком резко. Илья нужен был ему как специалист, потому что ужас, который творился у него на голове, Макару совсем не нравился, и он рассчитывал, что Илья ему в этом поможет. А для того, чтобы Илья смилостивился над его бедой, лучше всего вести себя прилично, не грубить, не огрызаться и как следует все выдраить. Но тот прискорбный факт, что Макару придется ждать двух теток, которым приперло на ночь глядя тягаться по парикмахерам, его совсем не вдохновил. Илья заметил в зеркале угрюмую мину Макара, но предпочел ее не замечать. Если у мелкого проблемы в личной жизни, так лучше Илье ничего не знать про это. Но медлительность, с которой Макар принимался за уборку, вызывала у Ильи обоснованные опасения, и он прикидывал, как отмазаться от жалостливых разговоров.