Макар ревниво проследил за движениями Глеба. Ему хотелось, чтобы Глеб тоже наслаждался пирожным – вкусно же. Но улыбка у Глеба была странной, вроде многозначительной, но и ничего не значившей. Как-то с таким щедрым ртом и улыбаться должно быть просто, а он скупо отмеривает улыбку и отводит глаза. Макар отправил в рот еще кусок пирожного и продолжил разглядывать его из-под ресниц. Красивые у него на лице линии – все ровные, плавные, длинные, точные. И совершенно восхитительным акцентом подбородок с ямочкой. А над ним этот рот, уголок которого Глеб приподнимает в загадочно-невыразительной улыбке, и так хочется разозлиться. Макар следил за тем, как Глеб брал чашку неспешным, плавным и уверенным движением, и ему казалось, что пальцы, чуть больше необходимого скользнувшие по ней, скучают по ласке. Он поерзал, сжал бедра, подложил ногу под себя и уткнулся в чашку.

Глеб отложил вилку и выпрямился.

- С твоего позволения я пойду спать, - глядя перед собой, сказал он чуть потеплевшим и умиротворенным голосом. Макару, негодующе посмотревшему на него, открылся невозмутимый профиль Глеба.

- А если я не позволю? – не смог удержаться от шпильки Макар.

Глеб скосил на него глаза. В них поблескивала добродушная насмешка.

- Попробуй, - за будничностью тона он скрыл и насмешку, и совершенно неожиданную для себя самого игривость.

Макар лишь фыркнул в ответ.

- Иди уж, - снисходительно отозвался он. – Ты же собираешься взодраться с утра пораньше, как обычно.

- Спасибо, - Глеб снова не смог сдержаться от шалости. – Что бы я сделал без твоего разрешения.

Он встал и тут же повернулся к Макару спиной, направился к двери и на пути бросил через плечо:

- Спокойной ночи.

- Спокойной, - механически отозвался Макар, с преувеличенным интересом рассматривавший остатки пирожного на тарелке. Неторопливые шаги Глеба раздались на лестнице. Макар злорадно посмотрел в том направлении, и на его губах заиграла торжествующая усмешка. А не так уж он и холоден, как хочет показать, иначе чего так резво отвернулся? Макар гордо вздернул нос. Ну и пусть у него во всех этих игрищах типа всякого флирта, или чего подобного, опыта кот наплакал, но что этот хмырь к нему не так уж и равнодушен, Макар распознать может: физиология – она такая, честная. С такими оптимистичными мыслями он принялся убирать со стола.

Что-то изменилось после того вечера, что-то совсем крохотное, но очень существенное. Макар перестал даже пытаться делать вид, что относится ко Глебу с трепетом и уважением, типа преклоняясь перед возрастом, статусом, чем там еще, и начал пробовать гнуть свою линию. Макар уже передвинул кровать и прикроватный столик в комнате, которую занимал, так, как счел нужным; у него был свой шкаф, в котором было до неприятного мало вещей, но он улучил момент и сгонял на родительскую квартиру. Родительница к его счастью была не дома, опять, поди, по своим собраниям тягалась, но Макара это волновало меньше всего. Он быстро сгреб вещи и был таков, с матерью и ее очередными знакомыми видеться не хотелось очень и очень сильно. Вернувшись, Макар забросил все вещи в стиральную машину и со злорадным удовольствием залил моющее средство: почему-то ему было особенно важно, чтобы они были очень, очень чистыми. Глеба, казалось, не интересовало, как и чем живет Макар. Но все его бесконечные рассказы о том, что и как происходило в его жизни, что он собирался делать, Глеб выслушивал внимательно, пусть и с безразличным видом, и запоминал, для того, чтобы припомнить Макару в самый неподходящий момент, заставая его врасплох. Макар негодовал, бурчал себе что-то под нос, косился на Глеба и по своей дурацкой привычке втягивал голову в плечи, вскидывал взгляд, чтобы поогрызаться, наталкивался на прохладные серые глаза и затыкался, чтобы через пару минут, повинно свесив голову, признаться, что да, сплоховал, да, больше не будет, да, постарается исправиться.

Макар ревностно следил за порядком в доме. К счастью Глеба, парнишка действительно был неплохой домохозяйкой – или домотеррористом, азартно наводя чистоту, убирая, следя за бельем. Он подозревал, что уборкой Макар занимается далеко не первый год, по крайней мере, что и как делать, тот знал, увиливать не пытался и был технически подкованным, если можно так выразиться. Глебу очень импонировало внезапно просыпавшееся занудство Макара, из-за которого обувь на полочке в прихожей стояла безупречно чистая и выстроенная по линеечке, одежда, которую Макар взялся стирать и даже гладить, лежала, сложенная в аккуратные стопки, или висела на нужных местах, и посуда всегда была составлена в безупречные с геометрической точки зрения фигуры.

- Ты прямо мастер-классы по домоводству можешь давать, - с одобрением сказал ему однажды Глеб в субботу, вернувшись домой и застав Макара за хозяйничанием по дому.

- Мамашке спасибо, - буркнул Макар, не отвлекаясь от гладильной доски. – Побегал бы ты с мое за ней по домам, которые она убирала, тоже бы научился с закрытыми глазами дома пидор… драить. Ты, кстати, сам дурак, что рано вернулся. Жрать нечего. Готовь сам.

- Без проблем, - механически отозвался Глеб и пошел на кухню, чтобы с умным видом заглянуть в холодильник и стать перед плитой. По здравом размышлении он выглянул из кухни. – Я пиццу закажу. Тебе какую?

Макар повернулся и подозрительно оглядел его.

- Ты что, макароны какие-нибудь, например, сварить не можешь? – недоверчиво спросил он.

- Это обязательно? – холодно отозвался Глеб. – Какую тебе заказывать?

Макар прищурил жадно вспыхнувшие глаза и пожевал губы, перед тем как определиться.

В ожидании пиццы Глеб достал из винного шкафа бутылку кьянти и в задумчивости осмотрелся. Вроде ничего не изменилось в квартире: все оставалось на своих местах, все было таким же продуманным, таким же отстраненным. Но две чашки, которые были нахально выдвинуты на передний план, фотографии, которые Макар поменял местами, а некоторые и вовсе убрал, и два мелких пока еще растения невыразительного вида на подоконнике укрощали эту продуманность и делали кухню почти уютной. Глеб подошел к окну и в задумчивости тронул листья растений.

- Это кофейное дерево будет, а рядом диффенбахия. В супере стояли со скидкой. Чахлые, конечно, но тут уж чего поделаешь. Зато хоть что-то живое тут будет. А то это у тебя тут больше на бактериологическую лабораторию похоже, чем на жилое помещение.

Глеб вздрогнул и посмотрел на Макара, стоявшего совсем рядом с ним, почти прикасавшегося к локтю и напряженно поглядывавшего то на растения, то на Глеба.

- Хорошая идея, - Глеб помедлил, чтобы произнести эти слова, изучая его. Его и забавляла и притягивала забавная белая с рыжеватыми крапинами кожа, и эти небольшие подвижные губы, и эти выразительные глаза. На его счастье, раздался дверной звонок. – Я открою.

Он отвернулся от Макара и неторопливо и немного скованно пошел в прихожую.

Макар довольно поправил цветы, проверил землю и осторожно выглянул из кухни. Глеб уже возвращался с двумя коробками. Макар застыл на пороге, с интересом глядя на него. Глеб подошел к нему и остановился. Макар не шевелился, дерзко глядя ему в глаза. Глеб дернул углом рта и ответил ему похожим пристальным взглядом. Одна секунда, две. Зрачки глаз Макара расширились, веки сощурились, брови съехались к переносице. Глеб злорадно подумал, что практики таких питоньих взглядов у него явно не было. Три секунды, четыре. Глаза Макара снова распахнулись, и он отвел их, выхватил коробки и недовольно буркнул, разворачиваясь и идя к столу:

- Иди переоденься.

Глеб злорадно ухмыльнулся ему в затылок.

Макар засыпал его вопросами о вине, о кухне, об этикете, о том, о сем, о работе, о его вкусах. Глеб, одетый в уютные брюки, которые очень не нравились тому, кто был до Макара, и в выношенную и до неприличия мягкую майку, лениво потягивал вино и отвечал, стараясь делать ответы как можно более немногосложными. Ему хотелось просто помолчать после напряженного дня, а Макар теребил его, снова загораясь какими-то вопросами и требуя внимания. Глеб не смог скрыть раздраженного взгляда, и Макар, настороженно заглянувший ему в глаза, умолк и выразительно постучал ногтями по тонкому стеклу пустого бокала.