В президентский дворец Гитлер прибыл в приподнятом расположении духа и вошел в кабинет Гинденбурга с видом уверенного в себе человека, которому осталось выполнить незначительные формальности. Однако его ждало полнейшее разочарование. Сердитый старый господин, каким фюреру представился президент, даже не предложил ему сесть. Вот как описывает эту встречу Отто Штрассер:

«Их встретил старик, опирающийся на трость. Нахмурившись, он смотрел на троих мужчин (вместе с Гитлером на встречу с Гинденбургом пришли Рем и Фрик), стоящих перед ним. Ему был отвратителен Рем с его наклонностями гомосексуалиста. Гитлер в его глазах оставался «богемским ефрейтором». Вильгельм Фрик для него вообще не существовал.

— Вы нарушили данное вами обещание поддерживать фон Папена.

Гитлер пытался пуститься в объяснения, но фельдмаршал резко перебил его.

— Вы требуете власти. Я могу предложить вам только министерство почт. И советую вам запомнить: я не боюсь угроз бешеных кругов вашей партии и не нуждаюсь в них!

Если до этого дня Гитлер недолюбливал Гинденбурга и Папена, то теперь, когда они унизили его перед всей нацией и партией, он возненавидел их. Чего только не выкрикивал в ту минуту впавший в истерику Гитлер и чем только не грозил всем этим высокомерным господам из Берлина!

Прокричавшись, он задумался. Да, все было так, как он и предполагал. Для всех этих господ из президентского и прочих дворцов он так и остался тем же «барабанщиком», который играл в их планах отнюдь не самую главную роль.

— Я, — заявил он своему ближайшему окружению, — знаю, чего хотят эти господа. Они хотели бы дать нам несколько должностей и заставить нас замолчать. Нет, господа, не для того я создал партию, чтобы торговаться, продавать ее, обменивать ее. Это не та львиная шкура, в которую может поместиться любой старый баран… Неужели вы действительно думаете соблазнить меня приманкой министерских постов? Эти господа не представляют, насколько это мне все безразлично. Если бы Господь захотел сделать мир, подобный им, нам пришлось бы родиться с моноклем в глазу. Никогда! Пусть они оставят эти посты для себя, тем более что они им не принадлежат!

— Никаких выступлений! Ты понял меня, Эрнст?!

Рем нехотя кивнул.

Конечно, Гитлер и не думал выступать против рейхсвера. Более того, добиваясь отмены смертного приговора для пятерых убийц из СА, он делал это отнюдь не ради сохранения их жизней. Только так он мог продемонстрировать СА отеческую заботу о своих штурмовиках и удержать их от самовольного выступления. Но сидеть сложа руки и дожидаться очередных пощечин Гитлер тоже не собирался. Прекрасно понимавшие тактику Гитлера фон Папен и фон Шлейхер старались измотать фюрера и заставить его принять все их условия.

Оставив фон Папена в покое, Гитлер обратил свой взор на рейхстаг. Ни о какой серьезной работе в парламенте, имевшем в своем составе 230 нацистов и 89 коммунистов, не могло быть и речи, он представлял собой самый настоящий вулкан с кипящими в нем страстями. Особенно если учесть, что председателем рейхстага не без помощи «центристов» стал Герман Геринг, который уже говорил о смещении канцлера.

12 сентября коммунисты вынесли вотум недоверия канцлеру и потребовали голосования, которое оказалось не в его пользу. Папен извлек из специальной красной папки указ президента, вручил его Герингу, и нацисты потерпели очередное поражение. Что бы потом ни говорили сам Гитлер и его вожди, все это уже не имело смысла. Народ видел одно: самая крупная фракция оказалась бессильной против канцлера, который разогнал их с необычайной легкостью. А значит, он был сильнее. Все другое в глазах избирателей не имело уже никакого значения.

Конечно, нацисты постарались сделать хорошую мину при плохой игре, и Грегор Штрассер лез из кожи вон, дабы привлечь на свою сторону рабочих, много и очень ярко говорил об «антикапиталистическом стремлении» и «протесте народа против государства» и старался привлечь некоторых левых. Но это было проще сказать, чем сделать, и Геббельс содрогался при мысли, что ему снова придется руководить предвыборным сражением.

Упал боевой дух и всей партии, и дело дошло до того, что многие партийные организации не спешили оплачивать долги, сделанные ими во время июльских выборов. Не в пользу нацистов складывалось и общественное мнение Германии, которая была потрясена убийством рабочего в Потемпе, и многие политические обозреватели не сомневались, что нацистам уже не одержать победы.

Надо отдать должное Гитлеру: в те тяжелые для движения дни он сделал все, чтобы сохранить веру партии в него. В конце октября партийные руководители собрались на заседание в Мюнхене, на котором царили всеобщее уныние и растерянность. Неимоверным усилием воли Гитлер сумел подавить пессимизм. Геббельс записал в своем дневнике: «Он велик, он выше всех нас. Он поднимает дух партии из самых черных глубин. С ним во главе движение победит».

Гитлер пребывал в очередной депрессии. По всей видимости, фюрер очень опасался за свою дальнейшую судьбу и подумывал о путях отхода; он поинтересовался у Раушнинга, имеется ли между Германией и Данцигом соглашение о выдаче политических беженцев.

13 ноября 1932 года фон Папен предложил Гитлеру забыть старые обиды и войти в новое правительство. Однако тот высказался в таком духе, что дальнейшее сближение оказалось уже невозможным. Мало того, что Гитлер отказался принимать участие в правительстве, он в специальном воззвании обвинил фон Папена в росте голосов, поданных за коммунистов. Почувствовавший свою силу, тот постарался добить Гитлера и в публичном обращении к нему заявил, что содержание отправленной им убийцам из СА телеграммы несовместимо с претензиями на кресло рейхсканцлера. Фон Папен пообещал «затопить» огонь гражданской войны в Германии, и всем было ясно, кому адресована эта угроза. Более того, понимая, что с Гитлером ему не договориться, он решил распустить рейхстаг, надеясь, что новые выборы окончательно поставят на нацистах крест.

Но фон Папен радовался рано. Сосредоточив все внимание на Гитлере, он упустил из вида фон Шлейхера. Генерал был очень недоволен независимостью канцлера и его близостью к президенту. Не нравилось ему и намерение фон Папена провести еще одни выборы и таким образом заставить Гитлера согласиться либо со всеми его условиями, либо с введением в стране диктатуры, если лидер нацистов снова выскажется против. Очень неприятное впечатление произвело на генерала и сотрудничество Гитлера с коммунистами, начало которому положил Геббельс. Он всегда опасался такого поворота событий, когда рейхсверу придется сражаться одновременно с нацистами и с коммунистами, тем более что число поданных за них голосов возросло. Выход он видел только в одном: в уходе фон Папена с поста рейхсканцлера. А потому и начал пугать других министров возможной гражданской войной, к которой вел страну фон Папен. Как только фон Папен уйдет, говорил он, президент сможет провести консультации с лидерами других партий (и прежде всего с Гитлером) и найти выход из политического тупика, в который начинал заводить страну фон Папен.

Фон Шлейхер имел долгую беседу с президентом, и в середине ноября торжествующий Гитлер в какой уже за последние два месяца раз прибыл в президентский дворец. На этот раз Гинденбург оказал вождю нацистов куда более любезный прием и даже предложил ему сесть. Они проговорили больше часа, и в конце концов президент предложил Гитлеру сформировать правительство, опирающееся на большинство в рейхстаге.

Вместо формирования кабинета Гитлер занялся эпистолярным творчеством и слал в Берлин бесконечные послания, выискивая всевозможные уловки для достойного завершения игры. В конце концов он затянул старую песню о назначении его рейхсканцлером с особыми полномочиями. На это Гинденбуг ответил новой оплеухой: из его ответного письма Гитлер узнал, что, если президент и имеет намерение выбрать человека, облеченного его личным доверием, то он никогда не остановит свой выбор на лидере нацистов.