Московское совещание ни к чему путному не привело, и теперь Корнилов сам заговорил о диктатуре, ибо только она могла спасти захлебнувшуюся в пустословии политиков страну. Причем диктатуру коллективную. Трудно сказать почему, но Корнилов все еще надеялся на благоразумие Керенского. В новый правительственный кабинет Лавр Георгиевич решил пригласить Колчака, Львова, Савинкова, Аргунова, Филоненко, Алексеева и... Керенского — людей умных и решительных, за исключением последнего, которого порядочный генерал не «отцепил» только из-за ранее достигнутой с ним договоренности.

Корнилов намеревался только навести порядок, а затем вручить судьбу страны Учредительному собранию. Не любивший Романовых, он тем не менее не собирался бороться с ними. И на вопрос, что он сделает, если Собрание снова призовет кого-нибудь из них «на царство», ответил: «Подчинюсь и... уйду...» Личной славы и уж тем более власти Лавр Георгиевич не искал. Славы у него хватало, что же касается власти, то он обладал самой высшей: властью над душами людей, которые были готовы идти за него в огонь и воду.

20 августа немцы взяли Ригу, и только тогда правительство пришло к необходимости ввести в Петрограде военное положение. Но опять же на словах. Керенский решил ждать подхода конного корпуса. По той простой причине, что теперь боялся уже всех: партий, рабочих, полностью разложившегося военного гарнизона и, конечно же, большевиков.

Тем не менее правительство подготовило законопроекты по докладной записке Корнилова. Была создана и новая Петроградская армия под командованием одного из самых талантливых генералов России А.М. Крымова. А вот подписывать эти законы Керенский опять же не спешил.

В конце августа Крымов выехал навстречу своим войскам, имея приказ подавить любое выступление большевиков и разогнать Советы, если они поддержат Ленина. Но... ничего из этого не вышло. В самый решительный момент Керенский предал всех. Не обошлось и без провокации. Желавший примирить Корнилова с Керенским князь Львов обстоятельно поговорил с генералом, а затем отправился к Керенскому. Тот потребовал изложить ему в письменной форме все то, о чем он говорил с Корниловым (особенно он упирал на диктатуру), а затем арестовал его как эмиссара «контрреволюционного» генерала!

Получив «показания» князя, Керенский связался по прямому проводу с Корниловым и попросил его подтвердить все сказанное Львовым. Лавр Георгиевич и не подумал отрекаться от своих слов. Игра была сделана, и Керенский торжественно объявил о раскрытом им «заговоре генералов» (ну чем не сам Сталин, обезвредивший Тухачевского со товарищи!).

Все было сделано в лучших большевистских традициях, и видно, не зря Александр Федорович числился в земляках Ленина. Однако особой радости министры не испытывали, и «спаситель революции» со всего размаха врезался в стену ледяного отчуждения. Он закатил настоящую истерику и пообещал найти опору в Советах. Никто и не подумал пугаться, и тогда без всяких консультаций со своим кабинетом Керенский объявил себя диктатором и, отправив Корнилова в отставку, назначил на его место генерала Лукомского.

На следующий день он потребовал остановить продвижение войск к столице, на что Корнилов ответил отказом. Уже прекрасно понимая, что его предали, он приказал Крымову в случае необходимости «оказать давление на правительство».

Керенский объявил Корнилова мятежником и... впал в панику, не зная, что ему делать. Советы тоже подумывали о бегстве, и только большевики чувствовали себя в своей тарелке. Под «шумок» они получали у совершенно растерянного правительства оружие. Якобы для обороны столицы от предателей революции. В наступавшие на столицу части были посланы умелые агитаторы, разагитированные железнодорожники и станционные комитеты загоняли вагоны с «мятежниками» в тупики и разбирали пути.

Но даже сейчас все могло закончиться по-другому, будь с войсками их командиры. Но, увы... Крымов находился в Луге, Краснов арестован, а сам Корнилов пребывал в Могилеве. Оставить Ставку он не мог. Для того чтобы спасти Корнилова и других генералов, Алексеев согласился занять должность начальника штаба у Керенского, настаивавшего на военно-революционном суде.

Корнилов, Романовский, Лукомский и еще несколько человек были арестованы и заточены в монастырь городка Быхова. После чего Алексеев ушел в

отставку. Что же касается Крымова, то он, опять же обманом, был вызван в Петроград, где и высказал предателю-премьеру все, что о нем думал. Затем, выйдя из кабинета Керенского, генерал выстрелил себе в сердце. К несчастью, рана оказалась не смертельной, и генерала добили в госпитале.

Так печально закончилась попытка навести в России порядок, которая могла даровать ей совершенно иную судьбу и раз и навсегда поставить крест на большевистских экспериментах.

Как это ни печально, но, изучая драму Корнилова, в который уже раз убеждаешься, что в политике порядочным людям делать нечего. И не трудно себе представить, как поступил бы на его месте тот же Ленин. Кто-кто, а он бы загнал Керенского в угол, наобещав ему сто коробов, а потом бы повесил...

2 августа новый Верховный главнокомандующий, военный министр и премьер-министр А.Ф. Керенский приказал 3-му конному корпусу прибыть в Петроград. Затем сформировал новый кабинет министров, на этот раз уже социалистический, подрубив таким образом тот самый сук, на котором еще кое-как умудрялся сидеть.

Благополучно заседавшие в Советах эсеры и меньшевики из все позволявших превращались во все запрещавших, чего развращенные ими массы принять уже не могли и потянулись к тем, кто по-прежнему кричал, выражаясь языком героев Достоевского: «Все дозволено!» То есть к большевикам...

Расколотыми оказались не только Советы, но и сами партии меньшевиков и эсеров. Мартов увел к большевикам меньшевиков-интернационалистов, а Мария Спиридонова — левых эсеров. Больше всех выиграли большевики. Они сумели прекрасно воспользоваться корниловским мятежом и, поддержав Временное правительство, не только создали красногвардейские отряды, но и хорошо вооружили их под предлогом будущих боев с военным диктатором.

Именно тогда большевики пошли на тот самый союз с левым крылом «социал-предателей», о котором Сталин говорил на партийной конференции, и левые меньшевики и эсеры на время стали их лучшими друзьями. Корниловский мятеж потерпел поражение, военная диктатура не прошла, но в то же время он стал своеобразным водоразделом в истории русской революции, поскольку Временное правительство не только утратило контроль над армией, но и окончательно потеряло способность влиять на ход событий. Меньшевики отозвали из него своих представителей, и правительственная коалиция развалилась.

Наконец-то сбылась голубая мечта Ленина: Советы практически по всей стране большевизировались, и уже на следующий после разгрома корниловского наступления день Петроградский Совет перешел на сторону большевиков. А еще через четыре дня, 5 сентября, большевики получили власть и в Московском Совете.

Но самое интересное во всей этой истории то, что ни меньшевики, ни эсеры, ни большевики даже и не думали о том, что установленная Корниловым военная диктатура смогла бы навести в измученной и ошалевшей от пьяной свободы стране хоть какой-нибудь порядок. Да и не о порядке думали все эти люди... о власти...

Что же касается самого Корнилова, то он прошел свой крестный путь русского патриота до конца. Перед самым штурмом Екатеринодара в домик, где размещался его штаб, попал снаряд. Израненного генерала вынесли на свежий воздух, где он и скончался на руках Деникина. Чтобы не травмировать армию, смерть Корнилова попытались скрыть.

Но... куда там... Трагическая весть мгновенно облетела армию, и прошедшие ад Ледового похода офицеры плакали, не стыдясь слез. Тело Корнилова положили в простой сосновый фоб, тайно отпели и тайно похоронили. Но, увы... красноармейцы нашли тело Лавра Георгиевича, повесили на дереве и с гоготом и руганью надругались над ним, кромсая его шашками. Затем в присутствии каких-то высокопоставленных комиссаров то, что осталось от тела Корнилова, сожгли и долго плясали на месте уже потухшего костра.