Фашист не умел иначе разговаривать с местными жителями. Он указал Дуне рукой на дверь, что могло означать только одно: “Видишь, что пришла армия рейха, убирайся из дому”.

В это время второй офицер заметил Мариану, закутанную до подбородка в одеяло.

– А-а-а… Фройлин еще отдыхает, – оскалил он в улыбке желтые зубы. – Ганс, не криши, ты разбудить фройлин, – сказал он своему спутнику на ломаном русском языке и двусмыленно подмигнул. Оба хохоча вышли в сени. Мариана оделась, умылась, уложила косы вокруг головы. Открыт” дверь, склонилась в почтительном поклоне.

– Милости просим, будьте дорогими гостями.

– Збазибо, збазибо, гозайка, у вас будет жить мой шеф, болшой чин, – ответил тот, что помоложе.

– А вы? – улыбнулась Мариана, показав два ряда ровных белоснежных зубов.

– Я там, – ответил он, указывая на будку.

– Гут, гут… – разведчица кокетливо улыбнулась. – О-о-о! Фройлин любит немецкий, – обрадовался он.

– Люблю, но, к сожалению, не знаю его. Если бы нашелся хороший учитель, я бы охотно изучала этот язык.

– О-о-о! Я, я, учийт, обрадовался офицер, который, очевидно, понял только слово “учитель”.

– Ма-риа-на! – послышался голос Дуни. Махнув офицеру рукой, девушка выбежала в сад.

– Маурин, Маурин, красивый фройлин, – крикнул шофер, когда она проходила мимо машины.

– Ох, Марианка, до чего ты смелая, – испуганно шепнула Дуня. – Как тебе не страшно и не протпшю шутить с ними?

– Что ты, Дуня? Кому может быть приятно беседовать с бандитами, которые пришли к тебе в дом и грабят? Но что поделаешь? Надо! Только даром им это не пройдет. Запомнятся им мои шутки…

Эсесовцы… Сколько их здесь? Какая часть? Кто ими командует, куда направляются? С какой целью? Какое у них вооружение? – все эти вопросы возникли сразу, как только Мариана заметила знаки отличия “СС” на рукавах и петлицах солдат.

В хате раздавался смех, разговоры. Немцы завтракали. Фронт был еще далеко. На Украине фашисты хозяйничали пока вовсю. В этом районе больших лесов не было, партизаны наведывались редко. Поэтому оккупанты чувствовали себя спокойно. Сейчас они не спеша ели, пили ром.

Дуня все не могла успокоиться. Она побледнела, руки ее дрожали.

– Ослабла я чего-то, – пожаловалась она, опираясь на лопату. – Видела? В своем доме и боишься. Ох, и время настало…

– Ничего, Дуня, придет и злому времени конец. Знаешь, как говорят теперь на “Большой земле”? Будет и на нашей улице праздник.

– Ох, скорее бы наступило это время. Сил больше пет терпеть этих паразитов. Как думаешь, Мариана, скоро победят наши?

– Скоро. У фашистов уже не те успехи, что раньше, я наши приближаются…

– Как медленно течет время. Каждый день годом кажется. Ты слышала, как они ведут себя с хуторскими девушками? Упаси боже… Старайся не попадаться им на глаза.

– Дуня, минуты не проходит, чтоб я об этом не думала Ведь есть у меня друг хороший. Строили мы с ним планы… Думали, после учебы поженимся.

– И он разрешил тебе пойти в это пекло?

– Да разве такое время было, чтобы разрешать или не разрешать? Война ведь. И сам он на фронте. Только бы жив остался…

– Любишь ты его, Марианка?

– Люблю, Дунечка. Очень люблю.

– А как его звать?

– Роман.

– Хорошее имя…

Со двора послышалось гудение мотора, засигналила машина.

– Неужели уезжают или приехал еще кто? – встревожилась Дуня, – пойду погляжу. На меня они меньше обращают снимания, а за тебя – боюсь…

– Затащили будку под старую орешню, устраиваются, наверно, надолго, – сообщила Дуня, возвращаясь с ведром в руке.

“Значит, готовятся к наступлению, – решила Мариана. – Надо обязательно связаться с центром”.

Но как достать рацию с чердака?

Тут Мариана вспомнила о фасоли, хранившейся на чердаке.

“Попросить разрешения перетащить фасоль в сарай, – подумала девушка, не находя другого более подходящего предлога. – А с фасолью и рацию”.

С этой просьбой обратилась она к капитану после обеда. Этот момент самый удачный: фрицы или отдыхают или играют в шахматы.

Получив разрешение, Мариана с Дуней ловко перетащили “фасоль” в сарай. Но где установить рацию? Поблизости – опасно: могут запеленговать. Надо Гриценко предупредить. Стемнело бы скорее.

Под вечер Дуня отправилась доить корову, но кто-то из солдат успел опередить ее. Большие охотники до “млека”, немцы не хуже хозяек управлялись с этим делом…

– Вояки паршивые, – с презрением бросила Дуня.

ПОХИЩЕНИЕ КАРТЫ

– Номер части, которая расположилась в городе, кто ею командует, зачем приехали? – вот что нужно узнать, – наказывала Мариана “Тополю”. – Передай об этом ребятам. Время не ждет. Дай каждому отдельное задание и пусть действуют. Виктору Горобцу поручи разузнать, откуда прибыла часть. Сережа Гнатюк пусть поинтересуется, куда едут, а тебе главное – номер и кто командует?

– Ясно.

– Предупреди ребят, что задание серьезное, пусть будут внимательны и осторожны.

Через пару дней стали поступать сведения. Комсомольцы старались как могли, но нелегко было разузнать то. что интересовало разведчицу.

От капитана, квартировавшего у Дуни, Мариана узнала, что на хуторе немцы остановились ненадолго, а сам он впервые едет на фронт.

Однажды капитан похвастался Мариане, что их часть на хорошем счету у фюрера. Было ясно, что в этом районе остановилась отборная дивизия “СС”.

Гриценко “подружился” с фельдфебелем и часто гулял с ним в городе. Однако главного – данных о том, что собирается предпринять дивизия, – разузнать никак не удавалось.

“Без капитана, видно, не обойтись”, – решила Мариана.

Вечером, встретившись с “Тополем”, она поручила ему руководство делами группы.

– У меня серьезное задание, – объяснила Мариана. – Быть может не скоро удастся свидеться. Так что командуй сам. Действуй умно и с большой осторожностью.

Долго и подробно говорили они в этот вечер о делах группы.

Мариана стала тщательнее ухаживать за своей внешностью: красиво укладывала волосы, кокетливо одевалась и старалась чаще попадаться на глаза капитану. И тот не упускал случая заговорить с ней, сыпал комплиментами. Как-то он рассказал, что долго стоял с частью в Польше, затем на Украине. Изучил немного язык.

– Маурин, учи меня разговаривайт по-здешни. Скоро русс капут, я останусь на Украине, – говорил он часто Мариане.

– Гут, гут, пан! – охотно отвечала она.

Постепенно Мариана стала среди постояльцев Дуни своим человеком. Только ей разрешали они заходить к ним в комнату, убирать, накрывать на стол. Немцы из соседних домов прозвали ее “паненка Эрнста” – так знали капитана.

Соседи Дуни все замечали…

– Гляди, соседушка наша с немцами, стерва, путается, – говорили они, посматривая, как Мариана гуляет по улице с капитаном.

– Придут наши, на первом же суку повесят, – говорили другие.

Тетка Матрена, из соседней избы, встретившись однажды с Марианой, сказала:

– Ты что, девка, с фрицами связалась? Не хватает терпенья своих дождаться? Смотри, поганко, вернутся наши, спохватишься, да поздно… Знаешь нашу пословицу: “Буле каяття, та не буде вороття”…

Разведчица выслушала ее и, ни слова не промолвив, пошла своей дорогой. Туман застилал глаза. Слезы брызнули из глаз. Сердце, как тисками, сжало. Так и хотелось закричать на всю улицу. Но… вот уже двор Дуни. Она взяла себя в руки, быстро утерла слезы. Приходилось, как всегда, сделать веселое лицо.

Напевая песенку, Мариана вошла в дом как раз в ту минуту, когда офицер, нагнувшись над топографической картой, что-то отмечал на ней карандашом.

Мариана сразу определила важность минуты, подошла к столу и стала медленно убирать посуду, тихо напевая. Но делала она это одними руками, а глаза впились в топографическую карту. Наконец-то перед ней было то, что она так упорно искала, – оперативная карта, которую, видимо, капитан только что получил.

Она медленно с места на место переставляла чашки, рюмки, тарелки, выигрывая лишние минуты для изучения карты. Знаки и стрелы говорили разведчице не только о движении дивизии “СС”, но и соседних частей и соединений. Ясно вырисовывался план наступления на этом фронте.